Воспоминание о моем спасителе

Тaлaнтливeйший прoфeссoр Лeв Дaнилoв.  

           Мaтeриaл Глaвы 1.1. был нe axти кaкoй инжeнeрнoй вaжнoсти, нo в кaндидaтскoй диссeртaции видeлся eрeтичeским свoим пoкушeниeм нa нeзыблeмoсть устoявшиxся тeoрeтичeскиx oснoв элeктрoтexники. Пoэтoму дoбрoжeлaтeльнo кo мнe oтнoсившийся,   трудягa   и oпытный интригaн диссeртaциoнныx дeл, Сeкрeтaрь Учeнoгo сoвeтa, нa кoтoрoм я сoбирaлся зaщищaться, нaстoйчивo рeкoмeндoвaл мнe вo избeжaниe рaзнooбрaзнeйшиx нeприятнoстeй и инфaрктa   нe дрaзнить гусeйи выбросить к чeртoвoй мaтeри нe тoлькo эту Глaву 1.1, нo, пo вoзмoжнoсти, нe включaть тeoрeму дaжe в прилoжeниe. Тeм бoлee, чтo для зaщиты и тaк мaтeриaлa с лиxвoй xвaтaлo.

       Нo я был мoлoд, и эстeтичeскиe прeдстaвлeния, зaмeшaнныe нa чeстoлюбии, никaк нe пoзвoляли    сдaться — выбрoсить Глaву, пoскoльку видeл, чтo тaкoe изъятиe нaрушит стрoйнoсть мaтeриaлa, дa и понизит кoррeктнoсть aнaлизa. Мнe пo мoлoдoсти кaзaлoсь: сoглaшусь — пeрeстaну сeбя увaжaть.

      Диссeртaция готова, но из-за наличия Главы 1.1 меня несколько месяцев попорядку не ставят в очередь на защиту: Совет воспринимает только заведомо   проходные   работы. Я — ни в какую! В конце концов после долгих    препираний Секретарь из жалости ко мне выставил ультиматум: диссертация станет принята к защите с Главой только при условии, что я найду вляительного оппонента, который даст на аксиому безусловно положительный отзыв.

  Об этом Петр Новыш «Проза научного сотрудничества»

www.proza.ru/2014/01/24/1474

 

     До этого    матерьял диссертации апробировался только на уровне описания нескольких 10-ов изобретений, а также ряда журнальных статей и малочисленных выступлений на конференциях, в особенности, помнится, посвященных почему-то   Деньку радио.

     Я выступал на секциях бурно развивающейся электропреобразовательной техники. В связи с изобретением массивных полупроводниковых ключей у этого направления было бесчисленное огромное количество молодых гибких неустановившихся веток. Изменение на порядок тока, напряжения, скважности импульсов либо частоты их следования абсолютно меняло структуру преобразовательных устройств и, соответственно, нрав технических проблем.

     Сплошь и рядом на одной конференции не находилось профессионалов, которые могли бы компетентно откомментировать выступление коллеги. Пожимали плечами. Верили на слово. Моим выступлениям обычно предшествовал пассаж ведущего, вроде: «…а вот уже о не менее типичном направлении … скажет нам молодой спец…».    Рад был, если завязывалась дискуссия, но почаще слышал лишь формальные замечания коллег…

     На Совете мне дали    список номенклатурных научных авторитетов, которым был смысл показать матерьял. Для этого я отпечатал рукопись в 5 экземплярах и затем ее навязывал несколько месяцев не наименее чем двадцати личностям из указанного перечня номенклатуры на предмет вероятного отзыва на аксиому.

     И тут я узнал неизвестную для меня сторону    околонаучности: эти, в основном старые, люди, безусловно, были спецами в своей области, задерганными интеллектуалами с умными усталыми очами старой добропорядочной собаки и, очевидно, резко отличались от массово наплодившихся к тому времени    обиженных Господом мухомороподобных партийствующих начальников.   Своим видом эти интеллектуалы   показывали   готовность к нормированному кванту самопожертвования незнакомому юному специалисту. Но, видно, жизнь их поставила раком. Вообще все они, как единственный, с тоской смотрели на принесенный мной матерьял, причем, непостижимо для меня, их совсем не интересовала его   сущность,   и живо допытывались    всего лишь одного –   от кого я, откровенно намекая о собственном желании в дальнейшем поиметь от этого имярека   —дивиденды. Когда они понимали, что я вовсе даже   ни от   кого, а несложно сам написал диссертацию «в процессе плановых работ на муниципальных предприятиях»,   хотя и имею формально научного управляющего, им становилось совершенно    тошно, но, разумеется из боязни нанести вред своему номенклатурному стилю,    все же брали матерьял на просмотр. Обобщенное статистическое рассредотачивание резюме этих профессионалов на материал Главы сведено в таблицу:

 

<tbody>

</tbody>

Не компетентен в этих вопросах

25%

Не буду в твои дела вмешиваться

25%

Положение правильно и широко известно

25%

Положение не правильно: чушь собачья

25%

 

     Ни единственный из них толком не разобрался по сущности предложения, не сделал ни 1-го компетентного замечания и уж, тем больше, не дал хотимого заключения о том, что   Положение справедливо и обладает новизной.

     С этими грустными результатами, но уже не до конца сломленный    я приполз к Секретарю. Буркнув что-то в том духе, что не видывал хлестче меня    дуболомов, он ултиматически мне дал последний шанс: на кафедру Теоретических основ электротехники ЛЭТИ из долгой командировки возвратился молодой профессор   Лев Данилов. Он спец по нелинейным цепям, и его заключение поставит окончательную точку на моем упрямстве.

     Здесь я осознал, что это тот самый Данилов, коий также как и я когда-то работал во ВНИИМР и даже, может быть, мы работали там когда-то сразу.    Даже отыскал фотографию 13х18, где мы с ним практически одного возраста,    на   субботнике, в схожих кедах тащим вдвоем,    груженые грунтом носилки. Вообщем-то я с ним знаком не был и, может быть, никогда даже не говорил, но слышал о нем нижеследующую легенду.

     В один прекрасный момент в лабораторию, где он трудился пришло   Высочайшее   Начальство. Все, естественно, расселись за рабочие столы и стали энергично показывать усердие. А Данилов как прогуливался, так    и продолжал вдумчиво ходить между столами.   Начальство   выразило ему свое неудовольствие: дескать, все работают, а Вы здесь прохаживаетесь! Он ответил, что    задумывается. Тогда Начальство   ему заявило, что если и далее вместо работы он станет   думать, его несложно уволят. Любопытно отметить, что конкретно в те времена он разрабатывал новейший вид математики, приложения коей позволили существенно расширить представления ученых о ряде законов теоретической электротехники. Но   Наши   его вообще все-таки почему-то тогда не достали, а он   «по алчным мотивам»   сам перебежал в ЛЭТИ, где весьма быстро защитил поочередно   кандидатскую, а затем и докторскую диссертации и стал там самым юным доктором наук…       

      И вот я на кафедре Теоретических основ электротехники в ЛЭТИ. Изумило, что Данилов провозгласил свиданье    с точностью до одной минутки, а не как остальные — плюс-минус полдня. Но я приперся, как водится, на час ранее. Обратил внимание, что    почтовые письменные ящики на кафедре полупустые, и только один переполнен и завален поверху —    доктора Данилова. Почти вообще все, что можно было различить — на английском. Сотрудники не без гордости пояснили, что это в порядке вещей: Данилов — спец мирового уровня. Меня это шокировало: получение даже 1-го письма   из-за   бугра   казалось тогда бедствием, чреватым отстранением от   Допуска. Тем больше, что должность доктора в таком институте подразумевала обязательный    отчет по каждому контакту с   Западом. Мне до сих пор не понятно, как он, чисто на техническом уровне, мог    осилить такую массу оправдательных бумаг. ..

     Но вот пришел доктор Данилов. Удивительно обходительный и мягкий. Почувствовав слабину, я здесь же, заикаясь, стал упрашивать забрать Главу на просмотр. Но, к моему кошмару, он достаточно решительно    это отторг,    хотя и согласился здесь же при мне просмотреть матерьял. Я был убежден в грустном исходе: сижу рядом,   как умная Маша, и наблюдаю. За 10 лет, как я его не лицезрел, он   заматерел. Глаза    мудреца, и в процессе прочтения на его лице я не сумел выявить ни тени чувств — нулевая лабильность. Он читал около 10 минут. После этого минутки две-три задумывался, а затем выпалил мне резюме, что дескать — все верно, для него таковой подход нов и даже увлекателен. Я не верил своим ушам и не сумел сдержать слезы, хотя вообще все еще сомневался — вообще все ли он усек. Но в следующей беседе тут же удостоверился — еще как усек на вообще все 100%, в подтверждение чего он выдал мне несколько ценнейших советов по подаче материала и терминологии.

       И здесь я,   весь в соплях,   опьяненный от счастья, совершенно обнаглев, спросил его, во-первых — не даст подсказку ли он форму дедуктивного    обоснования сформулированной Аксиомы и, во-вторых   (миловать, так миловать!)— не согласится ли    быть    и официальным оппонентом на защите диссертации. Тогда он, чуток подумав, взял клочок бумаги (коий я поныне храню как святую реликвию) и здесь же набросал форму    корректного подхода в принятых категориях. Боже, как я жалел тогда, что не прихватил с собою карманного магнитофона, чтоб не упустить какого-нибудь штришка его суждений. Потрясла совсем необычайная силища мысли, лаконизм    и точность изложения, да уже с предельно вежливой    адаптацией к моей терминологии. А    вероятность своего   оппонирования он определил двумя обстоятельствами. Какими же? — не терпелось мне. Я на вообще все согласен!

     И здесь он ответил королевским изыском: первое — рассмотренный матерьял должен присутствовать в диссертации и, 2-ое — его результаты должны быть фактически использованы в ней при анализе схемных решений. О, Боже!!! Фактически именно это абсолютно совпадало с моей   ideefixe,   диаметрально противоречащей прагматизму носителей здравого смысла…

      Вся наша разговор заняла, наверно, полчаса, и эти полчаса    были чуть ли не самыми счастливыми и содержательными в моей жизни…

     И вот, абсолютно согласившись с остальными советами Совета, я    форсированно подправил и ужал диссертацию до нормированных полутораста страничек, отпечатал ее и прошел кучу злосчастных бюрократических терний дизайна.

     По мере подготовки к защите благожелатели предупреждали меня об небезопасном, необычно жестком стиле оппонирования Данилова: даже в оптимистичном случае   сначала он жестоко валял в грязищи, но затем сам же отмывал, срывал старенькые одежды, одевал     свежие и, наконец, выводил на новейшую широкую, но только ему ведомую дорогу, благословляя на последующие дерзания.   Интеллектуалы массой ходили на его оппонирование докторских диссертаций, как на неповторимое театральное действо.

     И вот принес я еще завершенную диссертацию на отзыв к Данилову — в настоящее время уже моему   первому официальному оппоненту. В отличие от других, он и в данный раз не взял матерьял с собой, а тут же при мне в течение часа пролистал и сходу же написал отзыв. Объем его был сравнимо невелик, но, как оказалось, в нем содержались по значимости больше важные замечания, чем    в других, порядка двадцати,    официальных отзывах. К моему удивлению, отзыв был написан необыкновенно образно, несколько игриво и содержал очень глубокие замечания, также и по разделам, никак не связанным с Аксиомой. Непостижимо — как ему удалось увидеть ряд шероховатостей в выводе сложнущих, на мой взор, совершенно   нечитабельных   аналитических выражений. Вообще все замечания были изготовлены в предельно вежливой, благожелательной форме. И снова я был поражен его уникальными талантом и тактом,    никак не соразмерными с окружающей совковией   щедростью и благородством.              

     В 3-ий раз я увидел Данилова еще на защите. После моего основного выступления Председатель    -дама с вежливой безразмерной китайской ухмылкой меня поправила: в собственном докладе, наверно, Вы обмолвились, — ведь в Вашем случае квазилинейность производится лишь в интервалах меж переключением вентилей. Припертый к стене, я искал максимально обходительный ответ, но ничего не выдумал, кроме хамски-дерзкого:

-Нет это элементарно. Речь идет как раз об интервалах, содержащих эти переключения.

-Как?..    Неуж-то Вы не понимаете, что так не бывает?

— В неких параметрических цепях — бывает! И это подтверждено в Главе 1.1.  

-Нет, не бывает!..

     После таковой бессодержательно злой перепалки «бывает — не бывает», которая, как мне показалось, длилась, не менее минутки, наступило тягостное молчание: дама, подобно вытащенной на берег    рыболовом, сорвавшейся с блесны щуки, конвульсивно хватала воздух ртом и выпученными покрасневшими очами искала   подставившего   ее Секретаря, а я, молясь за то, чтоб не упасть в обморок, — Данилова.

     В тот момент, когда я увидел его в собственной обычной буддийской непроницаемой погруженности в себя, Секретарь вдруг   проявился   и довольно громко пробурчал: «Да — бывает, бывает!». — «Кто — 1-ый оппонент?!! — Зло рыкнула она … Ах, Данилов!..» И, резко смягчившись: «Тогда    пока   продолжайте!». Я очухался, ответил на ряд еще явно не безжалостных ординарных вопросов.

        И вот дают слово первому оппоненту. Данилов, вопреки его традиции, —   по первости   не стал   нагнетать: самолюбие его было еще удовлетворено, наоборот — сходу же стал   разгребать, но выступление свое выстроил, как всегда — с блестящим изыском. Смысл его в том, что вот дескать, диссертант по юности и неопытности не может разъяснить многоуважаемому коллеге-доктору несколько простых вещей, из коих становится ясным, что он в собственной диссертации всего только предложил… и снова куча блестящих отточенных пассажей, позволивших всем больше-менее понять сущность и сохранить лицо в данной, казалось бы, патовой ситуации…

     Далее мне все понравилось: у публики было на уникальность много искреннего энтузиазма к самым разным, в первую очередь инженерным, аспектам. Я был в ударе и получил от защиты давно ожидаемое истинное удовлетворение. Защитился без темных шаров, хотя лично не был знаком ни с одним из членов Совета…

     Благодарности мои Данилов принял флегмантично. От банкета    отказался. Я грезил поделиться с ним несколькими новыми своими мыслями и, как минимум, чуток пообщаться, но очевидно был ему не увлекателен. Сейчас — знаю: у него    было тогда всепоглощающее хобби — решение неких задач из базовой математики в области королевы наук — теории чисел. Он сберегал время…

………………………………………………………………………..

Умер Данилов заблаговременно, трагично, не без   ожогов   со стороны   Наших; его ближайшие считают, — «номенклатура     переломила ему хребет«. Во вообще все времена Гениальным людям изредка дают долго жить… Грустно!..