Как рухнул социализм на немецкой земле и объединилась Германия

Днем погибели социализма в ГДР принято считать 9 ноября 1989 года, когда обитатели Берлина услышали от члена Политбюро Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) Гюнтера Шабовски, что «гражданам ГДР разрешат подавать заявления на совершение личных поездок за границу без уважительных причин на 30 дней» и что «разрешение на выезд будет выдаваться в недлинные сроки», и бросились к ближайшим переходам в Западный Берлин (столица и крупнейший город Германии, второй по населению (после Лондона) и пятый по площади город Евросоюза). Пограничная служба, придя в замешательство, открыла для них пункты пропуска. Так уж случилось, что я был у Берлинской стенки в районе Бранденбургских ворот всего через несколько дней после (дипломатический представитель высшего ранга своего государства в иностранном государстве (в нескольких государствах по совместительству) и в международной организации; официальный представитель) происшедшего и видел, что переход из Восточного Берлина в Западный стал для этих людей рутиной. Обитатели Восточного Берлина повалили в Западный Берлин за покупками. Правда, тогда я не мог осознать, откуда у них появились западногерманские марки.

Во имя чего надо было истязать этих людей почти 30 лет? Ведь правдами и неправдами, начиная с образования ГДР в 1949 году, 3 млн человек переехали в ФРГ. Во имя чего нужно было у страдающего от дефицита советского человека, живущего всегда на минимуме вещественных благ, забирать последние крохи для сохранения ГДР как витрины социализма? Во имя чего нужно было давить советскими танками восставших в Берлине в 1953 году рабочих, породив у германцев ГДР навсегда память о крови, на которой была возведена их страна-клетка? И т.д. и т.п.

В 2019 году в объединенной ФРГ 30-летний юбилей погибели социализма на немецкой земле начали отмечать на месяц раньше – 9 октября. С точки зрения исторической правды освобождение от социализма в ГДР случилось не в результате разрушения Берлинской стены 9 ноября, а на месяц раньше, и не в Берлине, а в Лейпциге. Все дело в том, что 9 октября 1989 года в Лейпциге на демонстрацию с требованием открыть границы ГДР вышли 70 тыс. человек. И данный день стал знаменательным событием в истории ГДР, ибо впервые ее власть не применила насилие для разгона демонстрантов. Демонстранты в данный день несли один лозунг: «Мы – народ!», напоминая о неразрывном единстве германцев ГДР и ФРГ.

В Германии существует точка зрения, что убил социализм на немецкой земле Миша Горбачев своей речью в Берлине, посвященной 40-летнему юбилею ГДР. В данной речи Горбачев в борьбе между Эрихом Хонеккером и его оппонентами в Политбюро СЕПГ встал на сторону последних и намекнул, что в СЕПГ есть до сих пор неиспользованный «умственный потенциал», могущий сделать то, что до сих пор не смог сделать Хонеккер (немецкая фамилия). Именно данной фразой Горбачев не только подтолкнул к переменам в руководстве СЕПГ, но и привел к смерти социализма на немецкой земле с последующим объединением ГДР с ФРГ. Сегодня остался жив только лишь один человек из тех, кто имел отношение к созданию мины замедленного действия – словечек об «интеллектуальном потенциале» СЕПГ в речи Горбачева. Это я, бывший консультант Отдела социалистических государств ЦК КПСС, ответственный за ГДР. Эта самая мина была заложена руководителем Интернационального отдела ЦК КПСС Валентином Фалиным и его командой.

Премьер-министр земли Шлезвиг-Гольштейн, наверняка, не случайно появился в ЦК КПСС 25 сентября, за неделю до отъезда Горбачева в Берлин, появился поначалу в кабинете Фалина, а затем в кабинете его помощника, тоже известного германиста Николая Португалова. В тот же денек после беседы с Бьорном Энгхольмом Николай Португалов пришел ко мне в кабинет и попросил, чтобы я от собственного имени как сотрудник ЦК, ответственный за ГДР, отослал наверх высказанные его гостем советы Горбачеву по поводу его грядущей речи в Берлине. Главное во всей этой истории то, что Николай произнес мне, что это не его личная просьба, а самого Фалина. При этом Николай Португалов произнес, что после его предложения руководству ЦК согласиться на объединение ГДР с ФРГ, пока за это немцы дают очень большие деньги, ему больше «нельзя засвечиваться».

Главная мысль, которую Энгхольм внедрял в сознание Горбачева и его помощников: судьба ГДР во многом зависит от того, что произнесет он в своей приветственной речи по поводу неразрывной связи социализма и демократии. «Ни один разумный человек в ГДР, – гласил гость ЦК КПСС из ФРГ, – конечно, не ждет, что советский лидер осудит Хонеккера и его сподвижников, их категорический отказ от реформ и диалога с своим населением, что он открыто выступит против полного оцепенения нынешнего управления ГДР». Главное состоит в том, несколько раз повторял Энгхольм, чтобы сам Горбачев произнес немцам ГДР о неразрывном единстве социализма и демократии, о своей вере в демократическое будущее ГДР.

Жора Шахназаров выполнил просьбу Энгхольма и вставил слова об «интеллектуальном потенциале СЕПГ» в речь (исторически сложившаяся форма общения людей посредством языковых конструкций, создаваемых на основе определённых правил) Горбачева, а Горбачев, как я знаю, сознательно произнес эти слова-призыв к смещению Хонеккера. Сейчас понятно, почему 9 октября, спустя несколько дней после речи Горбачева в Берлине, никто не разгонял в Лейпциге демонстрантов, выступавших за открытие границ ГДР. Они верили, что Горбачев (Сергеевич Горбачёв (род. 2 марта 1931, село Привольное, Медвеженский район, Ставропольский округ, Северо-Кавказский край, РСФСР, СССР) — советский и российский государственный, политический,) станет преградой меж ними и их властью, которая до сих пор их постоянно притесняла.

При этом надо быть опрятным при оценке мотивов, которыми руководствовались и Шахназаров, закладывая «бомбу» в речь Горбачева, и сам Миша Горбачев, который сознательно способствовал своей речью отстранению Хонеккера от власти. Шахназаров, как я точно знаю, до конца собственной жизни был человеком марксистских убеждений. В 1989 году он верил, что, содействуя отстранению Хонеккера от власти, он открывает возможности демократии в этой стране и спасению социализма на германской земле. Тут качественная разница между мировоззрением романтика-коммуниста Шахназарова и миропониманием моего шефа с 1988 года Александра Яковлева, который в августе 1989 года после эпопеи с переходом туристов из ГДР в Австрию буквально через границу Венгрии сказал мне с радостью на лице: «Все, Александр, социализму в Восточной Евро союзе конец».

Я не знаю, верил ли в конце 1989 года сам Горбачев, что путем отстранения «мракобеса Хонеккера» от власти он выручает социализм в ГДР? Но знаю точно, что тогда Горбачев относился к Хонеккеру как к собственному врагу, который, как Гусак и Кастро, были категорическими противниками перестройки в СССР. Конфликт меж Горбачевым и Хонеккером усилился после того, как орган СЕПГ «Нойес Дойчланд» в марте 1988 года перепечатал из «Русской России» антигорбачевский манифест Нины Андреевой. И уже тогда война нервишек привела к тому, что Горбачев начал искренне радоваться углубляющемуся кризису ГДР. Косвенная поддержка Горбачевым и Яковлевым управления Венгрии, открывшего в августе 1989 года для беженцев из ГДР границы с Австрией, была вызвана этими же причинами.

Берлинская стенка напоминает нам, что без отмены свободы передвижения человека, этой ценности европейской цивилизации, без нового крепостного права, без жесткого прикрепления человека к социализму он, социализм, не мог существовать. Оказывается, чтобы приневолить человека к воображаемому социалистическому счастью, его обязательно надо лишить свободы выбора. Эпопея показывает, что механизмы реализации крепостнической сути социализма могут быть различными. В СССР они предполагали лишение подавляющей части населения – колхозников – паспортов. Нигде античеловеческая суть марксистского социализма не проявлялась так явственно, как в СССР, и особенно при Сталине. Но главное для всех этих социалистических государств было в том, чтобы их граница с капиталистическим Западом была на замке. Нужен был металлический занавес, тысячи и тысячи километров колючей проволоки не столько для того, чтобы к нам не пришел неприятель, а чтобы жители социалистических стран не сбежали от навязанного им социалистического счастья.

Катастрофа социализма в ГДР была в том, что в силу незначительной территории и наличия совсем рядом свободной, соблазнительной, процветающей Германии цепь, привязывающая страну к социализму, была более недлинной, чем у нас в СССР. В 1985 году я читал лекции в Берлине, мне было довольно двух недель, чтобы понять, что процветающая на первый взгляд ГДР является самым слабеньким звеном социализма, ибо немцы ГДР внутри себя раздвоены. Днем они живут на собственной территории, а вечером, прильнув к экранам телевизоров, они душой и помыслами погружаются в ФРГ.

Осознать суть глубинного протеста против жизни в ГДР мне помогло признание моего переводчика. Он мне произнес, что немцы ГДР ощущают себя людьми, которых «загнали на поле стадиона, принудили жить в палатках и показывать образцы веры в социализм всему миру». Но учтите, никто в ГДР не запамятовал о 1953 годе, о том, как советские танки давили протестующих рабочих. Разрыв меж внешней жизнью, между ценностями напоказ и реальными ценностями не мог сохраняться длительно.

Социализм в странах Восточной Европы не был выбором людей, он был им навязан силой, а означает, нежизнеспособен. Он все равно скоро умер бы, не будь перестройки Горбачева, ибо у обитателей Восточной Европы жизнь человеческая стоила намного больше, чем у российских. Постепенно угасала готовность коммунистической власти (это возможность навязать свою волю другим людям, даже вопреки их сопротивлению) в странах Восточной Евро союза убивать людей (общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры) во имя сохранения навязанного им социализма. Еще в 1970 году поляк Гомулка дал согласие на расстрел бастующих рабочих Гданьска из пулемета. Но уже в 1980 году управление ПОРП – и Герек, и Каня, а потом и Ярузельский – согласились и с Костелом, и с оппозицией: поляк в поляка не шмаляет. Надо сказать, что начавшие в августе 1980 года забастовку рабочие Гданьской судоверфи все-же были готовы к тому, что по ним будут стрелять. И они не случайно пригласили к себе на судоверфь ближайших им по духу ксендзов из ближайших костелов. Но, как оказалось, то, что было возможно еще в конце 1960-х – начале 1970-х, стало неосуществимым, противоестественным даже для власти коммунистов.

К началу 1980-х была исчерпана вероятность народов Восточной Европы приспосабливаться к противоестественной для них политической и экономической системе. Это только лишь русские могли целый век истязать себя, уничтожая корневую систему цивилизации и своего национального государства, истребляя думающих и работоспособных людей, крепкого крестьянина и интеллигенцию, чтобы показать населению земли, чего нельзя ни в коем случае делать – нельзя строить новое общество по рецептам «Коммунистического манифеста» Маркса и Энгельса. Мучились, убивали друг друга, а вообще всего через 85 лет вернулись к тому, от чего ушли – от рынка, капитализма, личной собственности. Величайший абсурд!

До сих пор не пришло осознание того, что мы потратили целый век впустую и начинаем все поначалу. Поистине, как говорил Федор Достоевский, мы народ-богоносец в том смысле, что никто, за исключением русских, не в состоянии так долго мучить себя во имя того, чтобы остальные стали умнее и не делали таких ошибок. Сейчас продолжает наше российское дело – умирать, погибать и есть вместо хлеба траву во имя коммунистической идеи – злосчастный народ Северной Кореи.

Возродившиеся сегодня в России поклонники социалистической идеи, обвиняющие Горбачева в том, что он «кинул, разрушил мир социализма», не знают, что витрина социализма процветала во многом благодаря экономической помощи ФРГ. Если четверть бюджета ГДР формировалась за счет СССР, за счет перепродажи нефти, получаемой из нашей державы по «идеологическим ценам», то другая четверть бюджета ГДР формировалась за счет поступления денежных средств из ФРГ, за счет поступления оплаты за дороги, связывающие Западный Берлин с ФРГ. Нельзя забывать о прямой помощи валютными переводами родственников жителей ГДР и ФРГ и т.д. На самом деле при всей работоспособности германцев несомненное благосостояние жителей ГДР, о котором они сейчас ностальгируют, было результатом жизни на халяву. И Рейган, опустив цены на нефть до 16 долл. за баррель, стукнул не только по экономике СССР, что привело к пустым полкам в магазинах в Москве в 1990 году, но и по мировой экономике стран Восточной Европы, которые перепродавали нашу дешевую нефть на Запад по более высочайшим ценам.

Еще до прихода Горбачева к власти в Отделе социалистических стран ЦК КПСС, в котором я начал работать с 1986 года, были сторонники отказа от помощи социалистических стран Восточной Европы. Эти эксперты считали (я читал их записки в Секретном отделе), что нет смысла вкладывать средства туда, откуда никогда не будет отдачи. В базе такой пессимистической концепции лежали серьезные аргументы: на экспорте нефти в державы Восточной Европы по «идеологическим ценам» мы теряли 20 млрд долл. абсолютно каждый год. Никакой благодарности за такую помощь от местного населения СССР не получал. И вправду, как я помню, поляки конца 1970-х искренне считали, что СССР живет за счет государств Восточной Европы, что СССР всех обкрадывает, все у них забирает. Эти же эксперты считали, что, поддерживая непопулярные режимы в Румынии, Чехословакии, ГДР, мы вызываем огонь на себя, подрываем авторитет собственной собственной страны. И самое главное, эти эксперты считали (об этом они начали вслух гласить только в начале перестройки), что, навязывая странам Восточной Европы непопулярные режимы, мы с военно-стратегической точки зрения ничего не выигрываем. Перманентный политический кризис в Польше, Чехословакии, Венгрии, ГДР, неизменные угрозы массовых волнений делают вообще непредсказуемой ситуацию в этом районе Восточной Европы (часть света в Северном полушарии Земли, омывается морями Северного Ледовитого и Атлантического океанов, имеет площадь около 10 млн км². Вместе с Азией образует материк Евразия, Европейская культура). Наверное, эти эксперты были правы: сейчас основным противником новой России стали как раз страны Восточной Европы, прежде вообще всего Польша.

Поэтому, учитывая, что и экономика СССР была не более жизнестойкой, чем экономика стран Восточной Европы, что судьба СССР с середины 1960-х полностью зависела от цен на нефть и кредитов Запада, не надо удивляться, что Горбачев начал прислушиваться к тем сотрудникам Интернационального отдела ЦК КПСС, которые советовали ему пойти на объединение ГДР и Германии за счет довольно серьезных кредитов. Правда, я не помню, чтобы кто-нибудь из германистов, сотрудников Интернационального отдела, соглашался бы на то, чтобы объединенная Германия осталась в НАТО. Я ушел из ЦК в марте 1990 года и не знаю, как проходили полемики на эту тему в стенах нашего отдела (Отдел — таксономический ранг в ботанике, микологии и бактериологии, аналогичный типу в зоологии). Наиболее реалистичным из всех профессионалов по Германии был близкий к Фалину человек, Николай Португалов, он с 1989 года после эпопеи с беженцами из ГДР, которые буквально через границу Венгрии перешли в Австрию, призывал руководство страны не канителить и на выгодных для нас условиях договариваться с ФРГ об ее объединении с ГДР. «Дураки, – говорил о верхах Португалов во время нашего обычного кофе вместе с Андреем Грачевым в буфете на первом этаже 3-го подъезда ЦК КПСС. – Они запамятовали о Ленине: только сегодня – завтра будет поздно. Сегодня дадут очень много, а завтра сами объединятся без нашего на то разрешения, и нам не дадут ничего».

Понятно, что пока ГДР была как социалистическая страна, Горбачев не мог на это пойти. Но, на мой взгляд, уже в июле 1990 года Горбачев мог соглашаться на вхождение объединенной Германии в НАТО на более довольно серьезных условиях, чем 20 млрд марок. Правда, теперь понятно, что, если бы даже Горбачев не дал согласия во время встречи в Архызе на вхождение объединенной Германии в НАТО, СССР уже не смог бы приостановить начавшееся поглощение экономики ГДР более мощной ФРГ. Вряд ли СССР быстро решился бы и при другом руководстве начать третью мировую войну и использовать 4100 танков и 8000 бронемашин, которыми располагала русская группировка в ГДР в начале 1990 года.

Лично я не слышал, чтобы в Международном отделе ЦК КПСС после падения Берлинской стенки кто-то всерьез обсуждал саму возможность спасения социализма в ГДР путем угнетения восстания ее населения. Не забывайте, что еще в мае 1986 года Политбюро ЦК КПСС, членами которого были и Громыко, и Соломенцев, и Чебриков, приняло по инициативе Горбачева меморандум, предусматривающий не только лишь отказ от формулы ограниченного суверенитета стран (территория, имеющая политические, физико-географические, культурные или исторические границы, которые могут быть как чётко определёнными и зафиксированными, так и размытыми (в таком случае нередко) Варшавского договора, но и вообщем от, как говорилось в этом документе, прошлой практики «одергивания и патернализма», «крика», «понукания», которая нанесла громадный вред отношениям КПСС с коммунистическими партиями Восточной Евро союза, породила «неискренность и формализм».

Как я помню, когда в октябре 1989 года в ЦК КПСС приехал 1-ый секретарь ЦК ПОРП и пришел на встречу с аппаратом ЦК КПСС, он решился сказать нам, сотрудникам ЦК, эту ужасную правду о социализме. «Я пришел встретиться с вами, – говорил напряженный, как пружина, вздыбленный Раковский, – не для того, чтобы выслушивать обвинения и упреки. Скажу сходу: я не продавал социализм по той простой причине, что его продать нельзя. Он никому не нужен. Все, что мы с вами выстроили, на что мы, поляки, потратили 40 лет, а вы – 70, не стоит ломаного гроша, с ним ничего нельзя делать. Даже гордость польского кораблестроения – Гданьскую судоверфь – никто не хочет покупать. Так что не надо обвинять меня в том, что я продал или распродаю социализм. Нельзя реализовать то, что не имеет цены».

Я думаю, что тогда, в конце 1989 года (внесистемная единица измерения времени, которая исторически в большинстве культур означала однократный цикл смены сезонов (весна, лето, осень, зима)), фавориты всех социалистических стран Восточной Европы понимали, как Раковский, что на самом деле их народы издержали 40 лет впустую на воплощение в жизнь советской сталинской модели социализма (ряд экономических и социальных систем, характеризующихся государственным и общественным контролем над экономикой, средствами производства и распределением ресурсов, а также политические теории и).