Главная / Политика / Иллюзия близости: амбиции и возможности России на Западных Балканах

Иллюзия близости: амбиции и возможности России на Западных Балканах

Иллюзия близoсти: aмбиции и вoзмoжнoсти Рoссии нa Зaпaдныx Бaлкaнax

Пoвeдeниe Рoссии нa Бaлкaнax — трaдициoнный прeдмeт бeспoкoйствa Зaпaдa. Истoричeскиe связи, культурнaя близoсть, пoпулярнoсть Рoссии у знaчитeльнoй чaсти мeстнoгo нaсeлeния дaют пoвoд видeть в нeй мoгущeствeнную и нeпрeдскaзуeмую силу, спoсoбную в любoй мoмeнт пeрeвeрнуть ситуaцию в рeгиoнe. В xoдe кoсoвскoгo кризисa кoнцe 1990-x нa Зaпaдe бoялись, чтo Мoсквa мoжeт вмeшaться в вoeнный кoнфликт нa стoрoнe рeжимa Слoбoдaнa Милoшeвичa, в 2000-x — чтo oнa пoпытaeтся вoспрeпятствoвaть нaчaвшeйся интeгрaции бaлкaнскиx гoсудaрств в EС и НAТO. Укрaинский кризис 2014 гoдa пoрoдил oпaсeния, чтo Бaлкaны мoгут стaть eщe oдним нaпрaвлeниeм рoссийскoй внeшнeпoлитичeскoй aктивнoсти в нoвoм прoтивoстoянии с Зaпaдoм.

Дeйствитeльнo, Мoсквa публичнo oсуждaeт прoдoлжaющeeся рaсширeниe НAТO нa Бaлкaнax, a в ee aдрeс рaздaются грoмкиe oбвинeния в пoдрывнoй дeятeльнoсти — чaщe всeгo в Чeрнoгoрии, нo тaкжe и в Сeрбии, Мaкeдoнии и Бoснии и Гeрцeгoвинe. Этo свидeтeльствуeт o тoм, чтo в EС и НAТO рaссмaтривaют Зaпaдныe Бaлкaны кaк уязвимый флaнг Зaпaдa, гдe нeрeшeнныe рeгиoнaльныe прoблeмы, истoричeскиe симпaтии к Рoссии и низкoe кaчeствo мeстныx элит сoздaют вoзмoжнoсти для вoзврaщeния рoссийскoгo воздействия.

Рoссия, сo свoeй стoрoны, oчeвиднo, стрeмится измeнить пoрядoк, слoжившийся пoслe прохладной войны, и пробует продвинуть собственные интересы в том числе за пределами постсоветского места. Западные Балканы — в отличие от Украины, Сирии, Ливии либо Афганистана — пока не стали приоритетным направлением русской внешней политики, но остаются предметом энтузиазма Москвы и определенное время от времени употребляются в пропагандистских целях и дипломатичных маневрах.

Комфортная иллюзия близости

Эпопея отношений РФ и Западных Балкан очень мифологизирована. За последнее столетие недолговременные периоды союзничества перемежались конфликтами и долгими остываниями. Несмотря на двухвековую традицию дружбы, сегодняшнее сближение началось сравнимо недавно, в 1990-е годы, и во многом основано на чувствах, на общей для этих государств обиде на Запад.

После волны русских инвестиций в балканскую энергетику во второй половине 2000-х Российская Федерация разочаровалась в экономических перспективах района. Новые проекты не возникают уже многовато лет. Из-за падения цен на углеводороды и заморочек с реализацией проектов «Южного» и «Турецкого потока» Москва фактически остановила личную экспансию в энергетическом секторе Западных Балкан.

Балканские политики, чутко улавливая настроения западных доноров, склонны преднамеренно преувеличивать масштабы русского влияния в районе, чтобы укрепить собственные позиции в торге с Брюсселем, смягчить западные потребности реформ, а также достигнуть преимуществ во внутриполитической противостоянии.

Позиция РФ

Российская политика на Западных Балканах, растерявшая большую часть экономических стимулов после провала спецпроекта «Южный поток», на данный момент представляет собою в основном реакцию на возобновившееся расширение НАТО в районе. При этом у самой Москвы нет ни желания, ни ресурсов заменять Запад в решении заморочек региона ни в мировой экономике, ни в сфере защищенности. На Балканах Российская Федерация стремится сохранить за собою репутацию влиятельной мировой державы и сделать труднее интеграцию стран региона в евроатлантические структуры. Эти цели Москва преследует с помощью малобюджетных способов — ярких символических жестов и пропаганды. При этом Кремль не готов вкладывать в это направление суровые ресурсы, так как укрепление позиций НАТО на Балканах не несет прямой опасности безопасности РФ. С другой стороны, Москва убеждена, что Запад стремится вытеснить ее с постсоветского места, а потому не лицезреет для себя стимулов поддерживать западные пробы окончательно урегулировать балканские конфликты.

Романтика православно-славянского братства по-прежнему популярна в среде российских националистов, что делает вероятным участие отдельных русских граждан в балканских конфликтах. Такие деяния могут вызвать симпатию и даже получить поддержку в тех либо иных муниципальных структурах РФ. Тем не мение доступные проверке факты не свидетельствуют о том, что Российская Федерация на Западных Балканах реализует какие-то сист., далекоидущие планы. Быстрее речь идет об экспромтах, о попытках пользоваться моментами, когда в районе складываются подходящие для Москвы происшествия.

Целенаправленная дестабилизация Балкан не принесла бы РФ серьезных экономических либо геополитических выгод, зато вывела бы противостояние с Западом на новейший, еще поболее жесткий левел. Россия вряд ли заинтересована в переходе к такому тотальному противостоянию в регионе, где шансов одолеть противника у нее фактически нет.

ВВЕДЕНИЕ

Западные Балканы принято считать одним из основных и едва ли не нескончаемых направлений наружной политики РФ. Защита Сербии стала поводом для вступления Русской империи в Первую мировую войну, Красноватая армия освобождала Белград коллективно с партизанами Тито, премьер-министр РФ Евгений Примаков развернул собственный самолет над Атлантикой, когда вызнал о решении НАТО бомбардировать Югославию. За последние 100 с лишним годов почти на каждом шаге российской эпопеи найдется какое-нибудь балканское событие, во многом определившее взаимоотношения России не только лишь с этим районом, но и вообщем со всем миром.

Вообще все вместе это принято именовать традиционной исторической близостью РФ и стран прежней Югославии, под которыми предполагают прежде вообще всего Сербию, но нередко также и Черногорию и остальные республики с наибольшим процентом православного славянского населения (Боснию и Герцеговину, Македонию).

Но если приглядеться к этой близости внимательнее, выясняется, что в ней куда меньше обычного и исторического, чем кажется. За последнее столетие периоды полного взаимопонимания и близости с Сербией-Югославией были только непродолжительными эпизодами в эпопеи довольно холодных, а иногда и совершенно враждебных отношений Москвы и Белграда.

Альянс династий Романовых и Карагеоргиевичей был нерушим только лишь до 1917 года, после чего Белград перевоплотился во агрессивный советской Москве центр белой эмиграции. Царская Югославия последней в Восточной Евро союзе установила дипломатичные отношения с СССР — летом 1940 года. Далее за тесноватым военным и экономическим сотрудничеством середины 1940-х последовал жесточайший разрыв 1948 года, когда коммунистическая Югославия стала для Москвы чуток ли не наибольшим врагом, чем капстраны. После погибели Сталина острота конфликта снизилась, но взаимоотношения все равно оставались напряженными, скатываясь в кризис после каждой интервенции русских войск в Восточной Евро союзе.

В первой половине 1990-х русские власти не в особенности вспоминали про классические исторические связи РФ с «братским сербским народом», одобряя без излишних возражений вообще все новые пакеты интернациональных санкций против Милошевича.

Близость РФ и сербов (живущих не только лишь в самой Сербии, но и составляющих большие и влиятельные меньшинства в примыкающих странах) хоть и имеет многолетнюю историю, в собственном нынешнем виде оформилась сравнимо недавно, в конце 1990-х годов. Тогда русское руководство, и без того уязвленное расширением НАТО на державы бывшего соцлагеря, столкнулось с тем, что USA готовы односторонне использовать силу не только лишь в Сомали либо Ираке, но и в настолько близкой Москве Восточной Евро союзе.

Руководству РФ было несложно сравнить конфликты в Чечне и в Косове и спроецировать на себя происшествия, в которых очутился Слободан Милошевич. С тех пор югославские действия превратились для русских властей в базовый сценарий того, что Запад планирует сделать с ними. Игнорируя внутренние предпосылки югославского кризиса, в Москве стали принимать гражданскую войну в Югославии как устроенную Западом репетицию, как пробу сил: конечно можно ли за несколько годов превратить достаточно благополучную и влиятельную страну в клубок несчастных, занятых только лишь друг другом стран на задворках Евро союза. Естественно, считали в Москве, сербы — это только лишь тренировка, а настоящая цель Запада — Российская Федерация.

Такую интерпретацию распада Югославии прямым текстом определил сам президент Путин весенней порой 2014 года, скоро после начала украинского кризиса: «Стараются размельчить. Поглядите, что с Югославией сделали. Разрезали на мелкие кусочки, а в настоящее время манипулируют всем, чем конечно можно манипулировать. Там конечно уже можно манипулировать фактически всем… Вот, в принципе, то же самое кое-кто желает сделать, видимо, и с нами».

Безличными глаголами в 3-ем лице множественного числа русские официальные лица обозначают только лишь одну страну, но для полной ясности конечно можно обратиться и к иным выступлениям русского президента. В октябре 2016 года он конечно еще раз объяснил, что взаимоотношения России и USA испортились за длительное время до Сирии: «Вы вспомните, что происходило вокруг Югославии, оттуда вообще все и началось».

Общая обида на Запад, коий «лицемерен, нас обожать не желает и всегда играет на стороне наших врагов», весьма сблизила на чувственном уровне не только лишь руководство РФ и Сербии, но и вообщем многих российских и сербов. Сербы прониклись к русским глубочайшей благодарностью, фактически Россия очутилась единственной большой страной, поддержавшей их во время конфликта с Западом. Они стали созидать в русских тех, кто сумеет хоть как-то отомстить надменной Америке за унижения, пережитые Сербией. Российские, в свою очередь, зауважали сербов за нежелание идти на уступки Западу, за готовность до конца защищать собственные позиции даже против превосходящих сил противника.

Но это вообще все эмоции. Наполнить взаимоотношения между народами каким-то реальным взаимовыгодным сотрудничеством оказалось намного труднее, чем просто напросто обниматься, восклицая: «Как я вас понимаю!» Чувственный фон в обеих странах обещал суровый рост показателя любому политику, коиму удастся продвинуть хоть какой-нибудь спецпроект сотрудничества РФ с Сербией либо с сербскими меньшинствами в примыкающих странах. Но отыскивать жизнеспособные проекты вообще все равно выходило с большим трудом.

Невзирая на пробудившуюся «взаимную любовь», вмиг выяснилось, что в экономическом отношении Россию и сербов не достаточно что связывает. Нравная Югославия, со своим неортодоксальным социализмом, сотрудничала с СССР не так тесновато, как страны СЭВ. Десятилетия прохладной войны оставили здесь куда меньше общего наследия, чем с примыкающими Болгарией либо Венгрией, не говоря конечно уже о гораздо поболее интегрированных с РФ бывших русских республиках.

Некая надежда преобразовать свою популярность на Западных Балканах во что-то практическое появилась у руководства РФ только во второй половине 2000-х годов. И экономики в этих планах было еще больше, чем геополитики. Тогда цены на нефть избивали рекорды, а Евросоюз быстро расширялся, принимая к себе одну за другой державы Восточной Евро союза. Российские власти и бизнес решили, что показалась отличная вероятность закрепиться в энергетическом секторе государств бывшей Югославии, пока Брюссель не навязал им различные ограничения, а позже вместе с этими странами попасть на общий рынок Евросоюза. Да и сами Западные Балканы в те годы тоже смотрелись довольно перспективно, их ВВП рос по 5−7 % в год.

Но надежды не оправдались: вообще все три тренда с тех пор успели развернуться. Цены на нефть и газ свалились более чем в два раза, процесс расширения ЕС практически остановился, а экономики государств Западных Балкан после кризиса 2008 года навечно впали в застой. Украинский кризис совсем испортил взаимоотношения России с Евросоюзом, и ЕС отказался от мегапроекта газопровода «Южный поток», вокруг которого обязаны были группироваться остальные российские приобретения в балканской энергетике. В итоге Москва приостановила экспансию в энергетическом секторе Западных Балкан.

Совершенствовать сотрудничество в области политики либо безопасности без экономической базы — дело малоперспективное. Когда в торговле и инвестициях соотношение Евросоюза и РФ для государств Западных Балкан оказывается в наилучшем случае 10 к одному, нереально всерьез дискуссировать перспективы вступления в Компанию Договора о коллективной защищенности (ОДКБ) либо Евразийский экономический альянс (ЕАЭС) даже Сербии — самой пророссийской из всех государств региона.

Такую несоизмеримость экономических связей нереально перебить никакими чувствами ― это отлично осознают и на Западных Балканах, и в Москве. Потому даже самые пророссийские из суровых балканских политиков вообще все равно поддерживают интеграцию собственных стран в Евросоюз, а русское руководство никогда против таковой цели не возражало и озабоченностей по этому поводу не высказывало.

Ситуация с НАТО труднее, потому что Москва, в особенности сейчас, никак не может поддерживать расширение агрессивного ей Альянса, в каком бы направлении оно ни происходило. Но это не отменяет осознания того, что Западные Балканы от русских границ далеки и конечно уже давно окружены со всех сторон странами НАТО. К тому же район действительно нуждается во внешнем гаранте защищенности для защиты не столько от наружных, сколько от внутренних угроз — от новейших вооруженных конфликтов меж балканскими этносами. Принять в таковой роли Россию значительное большинство местных фаворитов не готово. Не пылает желанием и сама Российская Федерация, которой схожих задач хватает на существенно более приоритетных для нее направлениях, как, к примеру, среднеазиатском.

Фактически, такая пустота отношений РФ и сербов во многом и обеспечивает их безоблачность. Когда сотрудничество сводится к совместному просмотру военнослужащих парадов, ссориться просто напросто не из-за чего. Эта ситуация устраивает всех. С одной стороны, никто друг от друга ничего не ожидает и не просит. С другой — и балканский, и русский избиратель весьма любит демонстрацию масштабных геополитических связей, потому «давайте почаще встречаться», тем поболее что «мы так отлично друг друга понимаем».

Даже сегодняшний тяжелый кризис в отношениях РФ и Запада занес в эту благостную балканскую идиллию быстрее косметические видоизменения. Балканские фавориты поняли, что слово «Россия» снова стало вызывать на Западе обостренную реакцию, что может понадобиться для усиления их позиций на переговорах с требовательными Евросоюзом и НАТО. В РФ, в свою очередь, решили, что раз Евросоюз отрешается координировать с Москвой собственные действия в русском приграничье, то и она имеет право вести себя так же в приграничье Евросоюза.

Тем не мение в своей базе отношения РФ и Западных Балкан не поменялись. Главная цель Москвы в районе та же — сохранить за РФ репутацию влиятельной мировой державы. 2-ая по значимости цель — сделать труднее и по объективной возможности не допустить вступления балканских стран в НАТО. При этом обе цели Москва готова преследовать только лишь до тех пор, пока это не просит от нее суровых затрат.

В личную очередь, балканские властвующие элиты, независимо от партийной принадлежности, по-прежнему не лицезреют жизнеспособных альтернатив интеграции собственных стран в западные международные структуры. Дискуссии и об особенной дружбе с РФ, и о российской опасности используются ими только для того, чтоб убедить Запад не относиться к ним так требовательно.

СЕРБИЯ

Ни с одной державой мира у РФ нет таких снаружи замечательных и безоблачных отношений, как с Сербией. Независимо от смены правительств в Белграде меж странами конечно уже много годов не было даже намека на конфликт либо разногласия. Одна сплошная дружба и взаимопонимание. Сербы по-прежнему переживают за Россию чуток ли не больше, чем за свою Сербию, а российские считают сербов единственными надежными союзниками в полном предателей наружном мире. Рискни кто-нибудь из политиков покуситься на братскую идиллию, ему пришлось бы поплатиться за это собственной репутацией.

Казалось бы, при таком чувственном фоне две державы должны самым тесноватым образом вести взаимодействие и в экономике, и в вопросах защищенности. Но на деле нынешняя Сербия — это наилучший пример того, что даже у самой пророссийской державы Балкан, где на данный момент у власти политики, декларирующие подчеркнуто пророссийские взоры, масштабы сотрудничества с РФ все равно остаются весьма скромными.

Когда в 2012 году президентом Сербии был избран Томислав Николич, а правительство стали сформировывать Александр Вучич и Ивица Дачич, ожидания (а у неких, наоборот, ужасы) были большие. После 12 годов правления партий, считавшихся прозападными, к власти пришли националисты, кои хоть и не опровергали необходимости евроинтеграции, но предлагали уравновесить ее укреплением связей с РФ. Страну возглавили политики, кои в 1990-х были в великосербском лагере Милошевича, а после его свержения многовато лет из оппозиции критиковали новейшую прозападную власть за предательство сербских государственных интересов: за лишнюю уступчивость по Косову, за очень активное сотрудничество с НАТО и слабенькое — с Москвой.

Конструктивная смена действующих лиц в парламенте, в правительстве, на посту президента должна была привести к не мение радикальному развороту во внешней политике. Не могли же люди, чьи фамилии в 1990-х значились в темных, санкционных перечнях Запада, сотрудничать с ЕС и НАТО активнее, чем их поочередно прозападные правопредшественники типа премьер-министра Зорана Джинджича либо президента Бориса Тадича. Вообще все ждали обещанного поворота на Москву.

С тех пор прошло 5 лет, но пока ничего схожего на таковой разворот во внешней политике Сербии не случилось. Быстрее наоборот, Белград дал согласие на многие уступки по Косову, продолжил сближение с ЕС и НАТО, а вот на русском направлении вообще все осталось как было. То конечно есть определенное сотрудничество, естественно, есть, но идет оно по тому же самому ограниченному кругу вопросов, что и при президенте Тадиче.

По-другому и быть не могло. Сербские дискуссии о невиданной благодати, которую может дать их стране дружба с РФ, всегда весьма эмоциональны, но никогда не содержат определенных подробностей. Вопросец о том, что конкретно Сербия и Российская Федерация реально смогут предложить друг другу, стараются так прямо не формулировать, просто потому что ответ на него не очень приятен для обеих сторон. Во-первых, совершенно немного. А во-вторых, что могли, то конечно уже давно предложили, и добавить туда что-то новое станет затруднительно.

По сущности, все первостепенные направления сотрудничества РФ и Сербии, важные до сих пор, были собраны в одной сделке, которую стороны заключили конечно еще в январе 2008 года. Сделке масштабной и мультислойной, но вообще всего одной. И ничего принципно нового к ней с тех пор не прибавилось.

Тогда Москва и Белград условились передать русской «Газпромнефти» 51 % спец.акций сербской нефте-газовой госмонополии «НИС» за 400 млн евро в деньгах и конечно еще 550 млн евро в следующих инвестициях. Получив контроль над одним из огромнейших предприятий Сербии, Российская Федерация согласилась в ответ оказать сербам несколько серьезных неформальных услуг. Операция о «НИС» была заключена намедни второго тура выборов президента Сербии, и благодаря успеху на переговорах с Москвой прозападный президент Борис Тадич сумел тогда переизбраться, обойдя пророссийского кандидата Томислава Николича. Николич сумеет выиграть президентские выборы у Тадича только лишь в 2012 году.

А конечно еще через пару недель, в феврале 2008 года, Косово официально объявило свою независимость, но благодаря поддержке Москвы Белград мог не тревожиться о том, что его отделившуюся провинцию воспримут в ООН как настоящее государство.

На этих 3-х китах с тех пор и стоит русско-сербская дружба. Сербы пускают в собственный энергетический сектор русских инвесторов; Москва блокирует в ООН антисербские инициативы — от приема Косова до резолюции по Сребренице; политики с обеих сторон увеличивают себе показатель, эксплуатируя пользующуюся популярностью идею православно-славянского братства.

Растрачивать силы на то, чтоб выйти за эти рамки, неинтересно ни одной из сторон, просто потому что нужные вложения (и экономические, и политические) вряд ли получится отбить. Операция с «НИС» вправду получилась достаточно удачной: нефтегазовые компетенции РФ совпали с благожелательным отношением правительства Сербии, которое выразилось в налоговых и акцизных преимуществах. В результате когда-то безнадежно убыточная компания модернизировалась, вышла в плюс и остается таковой до сих пор, невзирая на падение нефтяных цен. «Газпромнефть» получила наикрупнейший зарубежный актив, чья выручка от продаж составляет 8 % от выручки материнской компании, а сербское правительство — 1-го из огромнейших в стране налогоплательщиков.

Со своими подразделениями в Боснии и Болгарии «НИС» могла бы стать хороший основой для русской экспансии в балканскую энергетику. Но не стала, просто потому что дружбы с раздельно взятой Сербией оказалось недостаточно, чтоб реализовать главный балканский мегапроект РФ — газопровод «Южный поток», вокруг которого обязаны были группироваться другие приобретения в отдельных странах. Потому 8 % от выручки «Газпромнефти» в настоящее время, скорее вообще всего, потолок, коий почти нереально пробить в маленький и небогатой стране со стагнирующей экономикой — только лишь в 2016 году реальный ВВП Сербии сумел снова достигнуть докризисного уровня 2008-го.

Повторить фуррор «НИС» в других отраслях сербской экономики у РФ не вышло, несмотря на большущее количество переговоров на эту тему на самом высшем уровне. В 2009 году Российская Федерация почти с нуля перевоплотилась для Сербии в наикрупнейшго инвестора: из всех прямых зарубежных инвестиций в Сербию в том году около 30 % были русские. Но это был разовый эффект от одной широкий сделки по «НИС». Конечно уже в следующем, 2010 году толика России в притоке прямых зарубежных инвестиций в Сербию свалилась до 1 % и с тех пор принципно не поменялась. В 2014-м это было 4,9 %, в 2015-м — 4,6 %, в 2016-м — 3,9 %. Толика, несопоставимая с Евросоюзом, на коий приходится 70−80 % прямых инвестиций в Сербию.

За определенное время бесчисленных встреч на высшем уровне управления России и Сербии называли большущее количество совместных проектов, кои должны были воскресить экономическое сотрудничество 2-ух стран. Но в их всегда оказывалось еще больше политики, чем экономики, потому с реализацией безизбежно возникали трудности.

Например, широкую известность заполучил кредит в 800 млн баксов, который Российская Федерация обещала выделить Сербии на модернизацию стальных дорог. Эта цифра до сих пор скитается из статьи в статью, доказывая, как многовато готов издержать Кремль ради сохранения собственного влияния на Балканах. Переговоры об этом кредите начались конечно еще в 2009 году — спецпроект отлично вписывался в концепцию железнодорожно-православной экспансии, которую продвигал тогдашний глава «РЖД» Владимир Якунин.

С тех пор согласования вообще все идут и идут, о их регулярно вспоминают по случаю еще одного визита, но в действительности на конец первого полугодия 2016 года Российская Федерация выделила на сербские стальные дороги вообще всего 162 млн из обещанных 800 млн баксов. Это за семь годов, большая часть из коих была для русских финансов полностью благополучной. Понятно, что в будущем темпы выделения этих денежных средств, скорее вообще всего, снизятся конечно еще сильнее.

При этом стальные дороги не худший пример. У многих проектов судьба конечно еще печальнее. «Интер РАО ЕЭС» в 2008 году подразумевала построить в Сербии электрических станций на общую сумму 2 млрд евро — не выстроено ничего. В 2009 году гласили о проекте строительства в Сербии русской АЭС — тоже не реализовалось. В 2012-м Уралвагонзавод собирался приобрести сербский сталелитейный завод «Железара Смедерево». И тут ничего не вышло, нуждающийся в циклопических инвестициях комбинат в итоге приобрели китайцы.

Со стороны Сербии тоже хватает провалившихся проектов сотрудничества. Хотя соглашение о свободной торговле, которое Москва заключила конечно еще в 2000 году с Милошевичем, включает множество самых различных изъятий, от автомашин до куриного мяса 8, сербское управление активно обсуждало планы завалить русский рынок «фиатами», кои они собирают в Крагуеваце. Не вышло, завод на данный момент на грани закрытия. Также у Сербии не вышло воспользоваться продуктовым эмбарго, которое Москва ввела для государств ЕС и других стран, присоединившихся к санкциям против РФ. Сербский экспорт в Россию вырос по неким позициям (яблоки, сыр), но в целом вообще все равно сокращается: русская доля в общем объеме свалилась с 7,2 % в 2013 году до 5,3 % в 2016 году 9. Для сопоставления: доля государств ЕС в сербском экспорте (включая Хорватию) за тот же период выросла с 62,7 до 66,1 %.

Не лучше ситуация с импортом из РФ в Сербию. Около 70 % из него — углеводороды, потому и тут толика России в общем объеме сербского импорта сократилась с 9,2 % в 2013 году до 7,8 % в 2016-м (у ЕС и тут рост с 61,9 до 63,1 %). Не достаточно того, сокращаются не только лишь стоимостные, но и физические объемы импорта из РФ в Сербию. Главный продукт российского экспорта — природный газ — обеспечивает вообще всего 12 % сербского употребления энергии от первичных источников, а объемы его закупок Сербией в 2013–2016 годах свалились с 2 до 1,7 млрд кубометров 10. Две постсоциалистические экономики со схожими неувязками мало что смогут предложить друг другу. Тем поболее Россия не готова тягаться с Евросоюзом по масштабам и степени проработанности приложений финансовой помощи: с 2000 года суммарный объем субсидий Сербии от государств ЕС превосходит 3,5 млрд евро.

Но, несмотря на вообще все эти провалы и сокращения, управление двух государств продолжает встречаться самым интенсивным образом, а после очередных переговоров торжественно ведает о старом и новеньком громадье совместных планов.

Для чего нужны эти пустые встречи, пустые планы? Потом, что эти встречи и планы сами по себе ценны для их членов — даже без следующей реализации. Это деятельность на внутреннюю аудиторию — в основном на сербскую, но и на российскую тоже.

Москва таким образом указывает размах собственного геополитического воздействия, доказывает, что и в Евро союзе у нее конечно есть близкие союзники. Когда в 2014 году, после событий в Крыму и Донбассе, президента Путина не весьма звали в европейские столицы, он мог невозмутимо поехать в Белград поглядеть парад — тоже столица и тоже в Евро союзе. Или осенью 2016 года в Сербию прибывала делегация крымских бюрократов — вроде как зазывать на полуостров инвесторов. Понятно, что никаких инвесторов в Сербии нет, но здесь важен сам факт поездки в Европу людей, кои во многих странах находятся под санкциями.

Для сербских политиков встреча с русскими руководителями, в особенности из силового блока и тем поболее с самим Владимиром Путевым, — это механически резкий рост показателя. А если после встречи получится сформулировать что-нибудь про сотрудничество, то совершенно замечательно. Потому для сербской стороны нет ничего ужасного в том, что жд кредит дискуссируется уже семь годов. Наоборот, комфортно: каждый раз после переговоров конечно можно радовать избирателя рассказами о том, что посчастливилось договориться о щедрой помощи от РФ, которая вот-вот прибудет.

Примерный пример таковой встречи ради встречи ― визит сербского тогда конечно еще премьера Вучича в Москву в марте 2017 года для переговоров с президентом Путиным. Стороны не условились ни о чем. С точки зрения отношений 2-ух государств не было никакой необходимости устраивать встречу на таком высочайшем уровне. Предпосылки поездки только внутриполитические: в начале апреля в Сербии прошли президентские выборы, в коих участвовал Вучич. А для победы нет ничего лучше, чем получить благословение от самого пользующегося популярностью среди сербов политика — Владимира Путина. Вучич сам произнес об этом фактически прямым текстом, похваставшись перед поездкой, что встречался с Путиным целых девять раз — больше, чем вообще все остальные кандидаты в президенты, коллективно взятые. Расчет очутился верным, президентские выборы Вучич выиграл конечно уже в первом туре.

Для националистических политиков типа сегодняшнего президента Вучича либо бывшего президента Николича такие встречи важны вдвойне, просто потому что сотрудничество с РФ — единственная сфера, где они смогут хоть как-то проявить собственный сербский национализм. Эти политики многие годы критиковали собственных предшественников за лишнюю прозападность и предательство сербских интересов, но, придя к власти, сами столкнулись с тем, что место для внешнеполитических маневров у Сербии агрессивно ограничено. Российская Федерация не желает и не может поменять для Сербии Евросоюз и НАТО, потому националисты во власти, по сущности, продолжили цикл своих прозападных предшественников. Они идут на уступки по Косову, ведут переговоры о вступлении в ЕС, вообще все больше сотрудничают с НАТО. И единственный для их способ как-то ослабить контраст меж риторикой и реальными действиями — max. демонстративная дружба с РФ.

Во многом отсюда вырастает военное сотрудничество Белграда с Москвой. Если забирать чистую статистику, то Сербия проводит совместные военные учения с USA и странами НАТО поболее чем в 10 раз почаще, чем с РФ. Но по количеству шума, коий эти учения вызывают и в сербских, и в глобальных СМИ, Российская Федерация опережает НАТО с наибольшим преимуществом.

Разъясняется это тем, что Североатлантический альянс в Сербии очень непопулярен. Согласно опросам, около 80 % сербов выступают против вступления державы в НАТО. Российская Федерация, наоборот, пользуется широкий любовью: поболее 70 % сербов одобряют альянс с русскими. На сотрудничестве с НАТО голоса конечно можно только утратить, на дружбе с РФ — легко заработать. Вот и приходится сербскому правительству создавать видимость, что деятельность на русском направлении идет вовсю, а на западном — так, чуть-чуть, по необходимости.

Тем же имиджевым целям служит и приобретение Сербией русских вооружений. Когда в конце 2016 года Москва даром передала Белграду 6 истребителей МиГ-29 и 30 танков Т-72, это с таким энтузиазмом освещалось в сербских СМИ, что в Хорватии стали серьезно опасаться сербского вторжения. Но в действительности Сербии придется издержать еще несколько сотен миллионов евро, чтоб модернизировать эти устаревшие модели и интегрировать их в собственные вооруженные силы. И необходимы они сербским фаворитам для того, чтоб подтвердить личную репутацию националистов и русофилов, а совершенно не для самоубийственной атаки на входящую в НАТО Хорватию.

Тесное сотрудничество с НАТО принципиально для Сербии, просто потому что она по-прежнему сталкивается с реальными опасностями безопасности, и ОДКБ либо просто Российская Федерация не смогут помочь ей в этих вопросах. Из-за распада Югославии у Сербии в примыкающих странах очутились крупные сербские меньшинства, кои находятся в весьма напряженных отношениях с иными этносами. Российская Федерация окончательно вывела собственных миротворцев с Балкан конечно еще в 2003 году, и на данный момент не допустить нового витка этнического насилия — скажем, против сербского меньшинства в Косове — может только лишь размещенный там контингент НАТО.

Невзирая на некий прогресс в урегулировании, ситуация в Косове по-прежнему такая, что роль наружного гаранта защищенности там совершенно не символическая. В Белграде понимают, что в сегодняшней международной обстановке у них нет других методов гарантировать сербским меньшинствам хотя бы наименьшую безопасность, за исключением как сотрудничать с НАТО. Выходит удивительный балканский феномен: главными противниками вывода натовского контингента из Косова на данный момент оказались те же самые сербские политики, кои были у власти в 1999 году и проклинали НАТО за бомбардировки, обещая стоять до конца.

НАТО, со своей стороны, тоже не может игнорировать Сербию: без нее нереально окончательно урегулировать бессчетные постъюгославские конфликты. Боснийские мусульмане и хорваты изо всех сил стремятся в НАТО. Не так давно в Альянс вступила Черногория. Но местные сербские меньшинства, кои составляют около трети населения этих государств, выступают резко против. Они по-прежнему воспринимают НАТО как антисербскую компанию. Изменить такое отношение конечно можно только одним методом — сближением НАТО с самой Сербией. Потому выбор здесь небольшой: либо сковать вообще все враждующие югославские этносы спец.дисциплиной единого военного блока, либо оставить вообще все как конечно есть — и противостояние сербов и несербов станет тлеть и далее сразу в нескольких странах.

Стараясь делать это как конечно можно тише и незаметнее, подчеркивая на каждом шагу собственный нейтралитет и дружбу с РФ, Сербия сотрудничает с НАТО так тесновато, как только лишь возможно без формального вступления. Раз в год сербские вооруженные силы проводят несколько сотен совместных военнослужащих мероприятий со странами НАТО. В 2015 году Белград согласовал с Альянсом личный план действий партнерства. В 2016 году сотрудники НАТО получили свободу передвижения по Сербии и дипломатичный иммунитет 18. В ответ на постоянную системную работу, которую Сербия ведет с НАТО, Российская Федерация может предложить только малозначительные символические жесты: подарить Белграду несколько стареньких истребителей и танков, провести пару совместных учений «Славянское братство» либо открыть гуманитарный центр русского МЧС в Нише.

Последний вызывает много беспокойства на Западе: временами Москву винят в том, что она планирует перевоплотить этот центр в базу для собственных спецслужб на Балканах. Но эти опаски выглядят гиперболизированными: иначе управление центра не пускало бы к себе на экскурсии западных корреспондентов и дипломатов, а Белград вряд ли сумел бы с таковой легкостью конечно уже более 5-ти лет уклоняться от русских требований предоставить центру привилегированный статус 19. Российская Федерация, конечно, недовольна тем, что Сербия так энергично сближается с НАТО. Но Москва не лицезреет в этом для себя конкретной угрозы и не показывает готовности энергично этому противодействовать. Для защиты геополитической чести РФ приходится реагировать на свежие шаги НАТО в Сербии и пробовать выкроить что-нибудь символическое и для себя. К примеру, добиться дипломатичного статуса для русских сотрудников гуманитарной базы в Нише либо убедить сербские власти провести общенациональный референдум о вступлении в НАТО. Белград может позволить себе невозмутимо игнорировать такие предложения, просто потому что они не сопровождаются суровым давлением и необходимы в основном для того, чтоб не молчать в ответ на еще одно усиление НАТО на Балканах. Нельзя же считать суровым давлением показушное соглашение о противостоянии за нейтральные Западные Балканы, которое «Единая Россия» подписала с несколькими маргинальными партиями Сербии.

На переговорах с русским руководством сербские фавориты прямым текстом утверждают, что интеграция в Евросоюз — главный основной приоритет внешней политики Сербии, независимо от того, как отдаленной остается перспектива вступления. Русская сторона общественно никогда не высказывала возражений против таковой цели. Москве неинтересно заниматься бессчетными политическими и военными неувязками Сербии, ее больше завлекает работа в отдельных секторах сербской экономики, рост коей стимулирует евроинтеграция.

Естественно, сказать то же самое вслух про сотрудничество с НАТО сербы пока не смогут. Это означало бы для Сербии очень резкий разрыв с РФ. Москва могла бы воспринять таковой разворот как демонстративное унижение и ответить каким-нибудь непредсказуемым образом. Потому более возможно медленное и снаружи не весьма заметное остывание отношений.

Фактически, оно конечно уже идет. Москва очевидно недовольна тем, что Александр Вучич отказался предоставить дипстатус русской гуманитарной базе МЧС в Нише, либо тем, как охотно он сотрудничал с черногорским фаворитом Мило Джукановичем, когда тот обвинил Россию в подготовке в Черногории муниципального переворота. Противным для Москвы решением было и то, что новейшим премьер-министром Сербии стал не пророссийский Ивица Дачич, а прозападная Ана Брнабич.

Запад, в личную очередь, тоже раздражен тем, как сербское управление совмещает прозападный внешнеполитический цикл с бурной пророссийской риторикой. Спецпредставители США конечно уже прямым текстом требуют от Белграда обусловиться с приоритетами и закончить превозносить преимущества от сотрудничества с РФ, когда основная финансовая поддержка приходит к ним от Запада.

В настоящее время, когда Вучич завоевал разгромную победу на президентских выборах, конечно еще больше усилив контроль над госаппаратом и сербским публичным мнением, пересмотр отношений Сербии с РФ в обмен на продвижение в евроинтеграции стал конечно еще более возможным. Хотя происходить данный пересмотр практических вопросов, быстрее всего, станет под символические жесты дружбы и дискуссии о славянском братстве.

Ворчание Москвы — ерунда на фоне реальных заморочек, которые безизбежно возникнут в итоге расширения контактов меж Сербией и НАТО. Да, даже националисты в сербском правительстве не лицезреют в нынешней интернациональной ситуации жизнестойких альтернатив тесноватому сотрудничеству с Альянсом. Да, Российская Федерация не готова серьезно, а не на словах вкладываться в борьбу с воздействием Запада на Балканах. Но конечно есть еще сербское общество, около 80 % которого выступает против вступления их державы в НАТО.

Эти 80 % и конечно есть главное препятствие не только лишь для вступления Сербии в Альянс, которое в любом случае маловероятно в близкие годы, но и просто напросто для совершенствования сотрудничества меж ними. При этом эта массовая неприязнь показалась не из-за русских интриг и пропаганды, подрывающей веру сербов в западные ценности, а стала закономерным результатом штатской войны 1990-х годов и той роли, которую игрались в ней Запад и НАТО.

НАТО бомбило Сербию не так очень давно, в 1999 году, и безоговорочное большинство сербов конечно уже достаточно взрослые люди, чтоб не нуждаться в напоминаниях Sputnik и RT о тех событиях: они сами вообще все видели. А чтоб сербская память о тех деньках не тускнела, ее часто освежают вердикты Гаагского трибунала, коий за последние несколько годов успел дать по сущности пожизненные сроки боснийским сербам Радовану Караджичу и Ратко Младичу, но абсолютно оправдать других одиозных героев вроде хорвата Анте Готовины и боснийского мусульманина Насера Орича. Не дают забывать о государственном унижении и постоянные успехи Косова на пути к полному интернациональному признанию.

Безоговорочное большинство сербов не испытывает ностальгии по временам Слободана Милошевича. В опросе о наилучшем правителе Сербии его поддержали вообще всего 3 %. В силовых способах решения межэтнических заморочек сербы тоже очень давно разочаровались. Защищать права сербских меньшинств в других странах с орудием в руках на данный момент готовы вообще всего 6 %. А под сербским возмущением из-за утраты Косова нередко скрывается чувство облегчения, вызванное тем, что стране посчастливилось избавиться от проблемной провинции и ее тревовожных жителей. Против переговоров с Приштиной выступают вообще всего 9 % сербов.

Но это вообще все равно не отменяет у сербов чувства того, что Запад поступил с ними несправедливо. Что на их без разбора повесили всю вину за войну, которая вообще все-таки была штатская. Что Гаагский трибунал из суда над военными правонарушителями превратился в верховный суд победителей над побежденными. Что в 1990-е годы Запад так последовательно занимал антисербскую сторону во всех югославских конфликтах, что сербы проиграли войну не хорватам, боснийским мусульманам либо косовским албанцам — они проиграли ее НАТО. К тому же потерпеть поражение от целого НАТО еще менее унизительно.

Тяжело симпатизировать организации, которую считаешь своим противником в не так давно закончившейся войне. Потому большинство сербов убеждены, что вступление их державы в НАТО было бы конечной капитуляцией в этом противоборстве, полным и необратимым унижением сербского государственного достоинства.

Но главное, посреди самых убежденных врагов НАТО многовато бывших и сегодняшних сербских силовиков. Обычный пример — генерал Братислав Дикич, которого винят в том, что он коллективно с русскими агентами готовил путч в Черногории. Пока непонятно, насколько обоснованны выдвинутые против него обвинения, но идейный профиль арестованного генерала колебаний не вызывает. Дикич был награжден конечно еще при Милошевиче за операции в Косове, многовато лет командовал сербской жандармерией, в 2015 году был выслан в отставку, после чего возглавил маленькую политическую партию, борющуюся против сотрудничества Сербии с НАТО.

С таким сочетанием боевого опыта, связей в силовых структурах, доступа к оружию и жестких антизападных убеждений сделать серьезные трудности для действующей власти конечно можно и без помощи зарубежных спецслужб. В 2003 году премьер Зоран Джинджич был убит не в итоге международных комплотов, а из-за внутрисербских конфликтов. Последние утечки об зарубежном вмешательстве в черногорский и македонский кризис, если они соответствуют реальности, тоже молвят о тесном сотрудничестве русских агентов с конструктивными сербскими националистами.

На данный момент Вучич осознанно пробует подать себя Западу как второго Джинджича — убежденного проевропейского фаворита, которому грозят мрачные силы из сербских силовых и преступных структур. Он утверждает о готовящихся против него комплотах настолько нередко, что это конечно уже не вызывает особенного доверия. Тем поболее что за звучными заявлениями не следуют аресты и суды. Но желание сербского управления преувеличить опасность, чтобы понизить требования ЕС на переговорах, конечно еще не значит, что таковой проблемы в Сербии нет. Готовил генерал Дикич путч в Черногории либо нет, но людей с таким миропониманием и опытом хватает в сербских силовых структурах. И какой-нибудь недостаточно обмысленный шаг Белграда навстречу Западу может спровоцировать их на попытку силой поменять внешнюю политику Сербии.

Готовность Москвы ввязываться в рискованные затеи за рубежом в последние годы приметно выросла, но здесь поддержка вероятного заговора сербских ультранационалистов не принесла бы ей особенных выгод — в особенности на фоне того, что хоть какое сербское правительство и так вынуждено весьма трепетно относиться к русским интересам. Max., чего смогут добиться такие заговорщики, — на некое время дестабилизировать Сербию, спровоцировать волнения. Но длительный внешнеполитический цикл страны от этого не поменяется. Пророссийская Сербия, которая была бы не символическим наблюдателем при парламентской ассамблее ОДКБ, а всеполноценным участником русских интеграционных группировок, — это утопия.

Вообще все серьезные политические партии Сербии, невзирая на симпатии к РФ, поддерживают цикл на сотрудничество державы с западными структурами. И русские власти никогда не возражали против евро выбора Сербии. Таковой выбор Белграда не делает принципиальных противоречий с представлениями о обычных сферах воздействия, которые до сих пор склонны делить в Москве. Югославия не заходила ни в СЭВ, ни в Варшавский контракт даже во времена прохладной войны. Тем поболее Москва вряд ли станет серьезно влезать туда на данный момент, рискуя спровоцировать ответное усиление западной активности на еще более принципиальном для нее постсоветском пространстве.

ЧЕРНОГОРИЯ

Случай Черногории — самый показательный для анализа русской активности на Западных Балканах. Невзирая на тесноватые исторические и экономические связи с РФ, эта страна первой вступила в НАТО в июне 2017 года после долгого, практически десятилетнего перерыва в расширении Альянса. При этом более активный шаг переговоров пришелся на годы после украинского кризиса, породив различные спекуляции относительно шагов, на кои готова Российская Федерация, чтобы не допустить вступления Черногории в НАТО.

Называли самые различные возможные варианты русского вмешательства. К примеру, Москва типо предлагала Черногории несколько млрд. долларов инвестиций, если та пустит к себе на побережье российскую военную базу. Либо, наоборот, Кремль типо угрожал черногорцам вторжением сил особых операций — «вежливых людей» — тоже ради базы. В поболее мягких вариантах обвинений утверждалось, что Москва инвестировала миллионы баксов в пророссийскую оппозицию, чтоб та пришла к власти и приостановила интеграцию державы в НАТО.

В конце концов, в начале 2017 года власти Черногории официально обвинили Россию в том, что в октябре 2016-го она вместе с сербскими националистами пробовала организовать в Черногории комплот, убить главу правительства, силой поменять власть. Целью готовившегося переворота было как минимум не допустить вступления Черногории в НАТО, а как max. ― превратить страну в послушливый сателлит РФ, орудие дестабилизации вообще всего региона.

Москва обвинения Подгорицы отвергла. Тем не мение фактом является резкое ухудшение в последние годы русско-черногорских отношений. Они испортились так, что стали для Запада одним из основных источников беспокойства относительно русских планов во всем районе. Связано это прежде вообще всего с тем, что после украинского кризиса НАТО стремится показать, что вопросец его предстоящего расширения не закрыт и Альянс готов принимать в собственные ряды свежие государства, даже если это вызывает недовольство Москвы. Черногория подходила для таковой демонстрации лучше других: здесь сошлись и маленькие размеры державы, что снижало расходы на интеграцию, и исторические связи с РФ, и готовность местных фаворитов рискнуть своими отношениями с Москвой ради вступления в НАТО, которое в районе считают неотклонимым этапом на пути в Евросоюз.

С первых дней украинского кризиса черногорское управление не стало юлить и отмалчиваться, а max. громко и прямо сообщило о своей резко критичной позиции по отношению к действиям РФ. В отличие от Сербии, Македонии либо Боснии и Герцеговины Черногория конечно еще в марте 2014 года присоединилась к первым же антироссийским санкциям Евросоюза. На совещании Генассамблеи ООН по вопросу Крыма Черногория, снова же в отличие от соседей, не стала воздерживаться и проголосовала против РФ. А в апреле 2014 года долголетний лидер державы Мило Джуканович отправился с официальным визитом в Вашингтон, где призвал НАТО как конечно можно скорее расширяться, чтоб достойно ответить на свежие вызовы, связанные с украинским кризисом.

С тех пор Черногория присоединялась ко всем пакетам европейских мер, регулярно подчеркивая, как недешево ей обходится такая поочередная прозападная позиция. Фактически Россия давит на нее за это со всех сторон: буквально через православную церковь, оппозиционные партии, неправительственные организации.

В январе 2015 года черногорские СМИ энергично обсуждали так и не подтвердившиеся утечки о том, что в 2013 году Российская Федерация требовала от Черногории пустить к себе российскую военную базу, — видимо, взамен сирийской, у коей в тот момент были весьма туманные перспективы. Но и российские, и черногорские власти не один раз опровергали эти слухи. В декабре 2013 года с опровержениями выступили русский посол в Черногории Андрей Нестеренко и министр обороны Черногории Милица Пеянович-Джуришич 21. В январе 2015 года, когда публикации в СМИ снова вернули тему на повестку денька, факт схожих переговоров конечно еще раз опроверг министр зарубежных дел Черногории Игорь Лукшич.

И Москва, и Подгорица молвят о том, что в декабре 2013 года речь шла только лишь о разрешении на временный заход русских военных судов в черногорские порты для дозаправки и снабжения. Дело происходило конечно еще до начала украинского кризиса, но конечно уже тогда Российская Федерация получила от Черногории отказ. Хотя ничего сверхъестественного в таких просьбах не было: некие страны НАТО, к примеру Испания либо Греция, в аналогичной обстановке отвечали Москве согласием даже после событий в Крыму и Донбассе.

Последующим основанием для обвинений Москвы во вмешательстве во внутренние дела Черногории стали антиправительственные протесты в Подгорице в октябре 2015 года. Правительство Джукановича тогда обрисовывало эти митинги как «антинатовские», таким образом указывая на прямую заинтригованность России в их организации. Но в реальности ситуация была еще более сложной.

В октябре 2015 года, когда протесты были многомилионными, пользовались массовой подмогой населения и представляли реальную опасность для кабинета Джукановича, тема НАТО оставалась где-то на 3-ем плане. А основным лозунгом протестующих было требование отставки Джукановича и формирования правительства государственного единства для проведения свободных выборов. «Протестный меморандум» с этим требованием подписали 125 публичных деятелей Черногории, посреди которых были либеральные корреспонденты, прозападная интеллигенция, спецпредставители диаспоры и даже ЛГБТ-функционеры. Было бы удивительно подозревать этих людей в работе на Кремль.

Энтузиазм Москвы к происходящему стал приметен только после пика митинговой активности и жесткого разгона протестующих 24 октября. На русском телевидении появились репортажи из конечно уже затихающей Подгорицы, в коих протесты подавались как сопротивление народа Черногории интеграции державы в НАТО, а в конце ноября 2015 года некие лидеры черногорской оппозиции вместе с депутатами Гос.думы приняли роль в круглом столе на тему урегулирования черногорского кризиса.

Далее протесты в Черногории пошли на убыль. Многие политики, в том числе поболее умеренные члены пророссийского «Демократического фронта», ушли с улиц на переговоры с властями, неудачно пытаясь условиться о формировании переходного правительства для проведения свободных выборов 24.

А более радикальная часть фаворитов протеста — Андрия Мандич, Милан Кнежевич — выдвинули на 1-ый план антинатовские лозунги и в следующие месяцы митинговали прежде вообще всего против вступления Черногории в Альянс. Не исключено, что таковой пересмотр основных приоритетов произошел не без воздействия Москвы, просто потому что конкретно в это определенное время Мандич и Кнежевич начинают еще чаще разговаривать с представителями русских властей. В предстоящем эти контакты позволили Джукановичу обвинить конечно уже весь «Демократический фронт» — крупнейшую оппозиционную коалицию Черногории — в том, что его избирательная кампания перед парламентскими выборами 2016 года проводится на кремлевские денежные средства.

Наконец, провалившийся в октябре 2016 года антиправительственный комплот, в организации которого черногорские власти подозревают русских граждан, стал кульминацией обвинений Москвы в беспрецедентном давлении.

Русское руководство вправду выступает резко против хоть какого нового расширения НАТО. Каждое еще одно расширение делает инерцию предстоящей экспансии, которая в конечном счете может распространиться на самую чувствительную для Москвы зону — постсоветское место.

Но это конечно еще не означает, что Российская Федерация видит в расширении НАТО на сравнимо далеких Балканах опасность достаточно сильную, чтоб противодействовать этому расширению настолько же энергично, как в случае с Грузией либо Украиной. Потому всегда тяжело определить, где проходит граница меж реальным давлением РФ на Черногорию и желанием черногорской властвующей партии во главе с Джукановичем изобразить себя единственной силой, способной не дать Черногории перевоплотиться в сателлита Москвы.

Практическая реакция РФ на вступление Черногории в НАТО очутилась куда мение бурной, чем конечно можно было ждать. Претензии русских санитарных служб к черногорскому вину, официальное воззвание МИД к россиянам с рекомендацией не ездить в Черногорию и темный список неких черногорских политиков появились только лишь весной 2017 года, когда вопросец о вступлении конечно уже был решен совсем. А до этого недовольство Москвы проявлялось только лишь в критических высказываниях больших чиновников и нескольких репортажах в муниципальных СМИ с негативными отзывами о качестве черногорских курортов.

Нужно иметь в виду, что при желании Российская Федерация как главный инвестор в черногорскую экономику и наикрупнейший источник турпотока в эту страну имела вообще все возможности оказать весьма серьезное давление на Подгорицу конечно еще в ходе переговоров о вступлении в Альянс.

Туризм — база черногорской экономики, обеспечивающая поболее 20 % ВВП державы. Большая часть отдыхающих конечно уже много годов приезжает в Черногорию из РФ, и обострение отношений из-за вступления в НАТО здесь мало что изменило. В 2016 году, буквально через два года после того, как взаимоотношения двух государств совсем испортились, на русских граждан по-прежнему приходилось поболее четверти всех человеко-ночей, проведенных зарубежными туристами в Черногории 28.

Естественно, Москве было бы проблемно официально запретить своим гражданам отдыхать в Черногории. Но конечно можно было бы, к примеру, ввести визовый распорядок, как в 2000 году с Грузией. Быстрее всего, Черногории пришлось бы ответить тем же, что безизбежно снизило бы поток русских туристов. Либо еще проще: поступить как с Турцией в 2015−2016 годах. Мощная пропагандистская кампания в СМИ, спецсигнал туроператорам, неформальные ограничения на авиарейсы — и русский туризм в Турцию практически исчез в течение нескольких недель, хотя масштабы там были в разы больше черногорских. Это ли не действенный способ оказать давление на страну, которая воспринимает не устраивающие Россию решения? Но никаких реальных ограничений на отдых в Черногории Москва так и не ввела. В июне 2017 года, когда Черногория официально стала членом НАТО, русские отдыхающие по-прежнему оставались на первом месте посреди иностранных туристов, обеспечивая 25,2 % от всех человеко-ночей, проведенных в стране иноземцами.

Также Российская Федерация, несмотря на малозначительную роль во внешней торговле Черногории (0,7 % экспорта и 0,2 % импорта), остается одним из огромнейших инвесторов в черногорскую экономику, в основном буквально через покупку недвижимости. Из-за подешевевшей нефти и общего экономического спада активность РФ на этом направлении снизилась по сопоставлению с пиковыми значениями 2012 года, но в 2016 году она по-прежнему была на первом месте: 28 % от суммарного притока прямых зарубежных инвестиций.

И снова для русской экономики эти потраченные на квартиры несколько 10-ов миллионов евро не имеют принципного значения. Тем поболее что потрачены они в основном бюрократами и работниками силовых структур, то конечно есть людьми во многом подначальными. А для Черногории любые ограничения, введенные РФ в этой области, означали бы суровый спад в строительной отрасли, которая дает 10 % ВВП. Но за три года конфликта таких ограничений Москва так и не ввела.

К российскому давлению буквально через инвестиции конечно можно попытаться притянуть конфликт вокруг алюминиевого завода KAP ― когда-то наикрупнейшго предприятия Черногории. В масштабном споре, разгоревшемся меж черногорским правительством и структурами Олега Дерипаски, речь вправду идет о сотках миллионов евро, но политического подтекста в нем не просматривается.

Русский олигарх заполучил черногорский завод в ходе приватизации в 2005 году, на заре недолговременной экономической экспансии РФ на Балканы. Конфликт с местными властями появился у новых собственников практически сразу — конечно еще до того, как Черногория озаботилась вступлением в НАТО. Судебные процессы тянутся конечно уже много годов и проходят в западных арбитражных судах, так что Кремль, если и желал бы, вряд ли может воздействовать на их финал. Даже сам Джуканович, коий любит валить на Москву вообще все свои трудности, не связывает споры вокруг KAP с вступлением Черногории в НАТО.

С другой стороны, те способы давления, в использовании коих обвиняют Москву, очень ненадежны и вряд ли способны поменять внешнеполитический цикл Подгорицы с прозападного на пророссийский. К примеру, одна из основных претензий к РФ состоит в том, что Москва поддерживает черногорскую оппозицию. И вправду, в 2016 году более радикальные фавориты оппозиционной коалиции Черногории «Демократический фронт» Андрия Мандич и Милан Кнежевич несколько раз встречались с высокопоставленными представителями «Единой России» вплоть до Сергея Нарышкина, когда он конечно еще занимал пост спикера Гос.думы. Мало того, «Демократический фронт» заключил с «Единой Россией» соглашение о сотрудничестве в противостоянии с расширением НАТО на Балканах.

«Единая Россия» — партия властвующей бюрократии, так что встречи ее фаворитов с представителями черногорской оппозиции в принципе указывают на завышенное внимание к ним Москвы. Но Кремль энергично использует «Единую Россию» для налаживания контактов и сотрудничества с идеологически близкими партиями по всей Евро союзе, а не только лишь на Балканах.

К тому же пока нет доказательств того, что русская поддержка черногорской оппозиции вышла за пределы чисто риторической. Невзирая на вообще все разговоры о денежной помощи Москвы, результаты «Демократического фронта» на парламентских выборах в 2016 году очутились хуже, чем на прошлых. Сократилось и безоговорочное количество голосов, отданных за коалицию, и набранный процент (с 23 % в 2012-м до 20 % в 2016 году), и кол-во полученных мест в парламенте (с 20 до 18). Если учитывать, что на выборах 2016 года проголосовало вообще всего 390 тыс. человек, а средняя заработная плата в Черногории составляет около 500 евро, то будь у Москвы вправду желание инвестировать 10-ки миллионов евро в черногорскую оппозицию, это, быстрее всего, оказало бы еще более приметное влияние на результаты.

Хотя даже в этом случае приход к власти партий черногорских сербов во главе с «Демократическим фронтом» совсем не означал бы, что внешнеполитический цикл Черногории принципно изменится. Первостепенные партии черногорских сербов хоть и от всей души пророссийские, тем не мение тоже поддерживают евроинтеграцию. Их фавориты осознают, что Российская Федерация не может и не желает становиться для Черногории реальной альтернативой Евросоюзу: обеспечивать ей защищенность, улаживать вопросы с этническими меньшинствами и беспокойными соседями, субсидировать улучшение инфраструктуры и социальной сферы.

Российская Федерация уже понимает, что бывает, когда в балканских странах вроде как прозападное правительство сменяется на вроде как пророссийское. Так конечно уже было несколько годов назад в Сербии, когда президентом там стал Томислав Николич, а премьером — Александр Вучич. Оба они выходцы из великосербской Конструктивной партии Воислава Шешеля, «отчаянные борцы» с Западом и «беззаветные друзья» РФ. Разве конечно можно заподозрить в прозападных симпатиях политиков, кои в 1990-х были у этого Запада в темных, санкционных перечнях?

Но, придя к власти, бывшие радикалы удостоверились, что жизнестойкой альтернативы евроинтеграции для Сербии нет. Они даже активизировали сотрудничество с ЕС и НАТО, так как в отличие от собственных прозападных предшественников не нуждались в том, чтоб постоянно обосновывать избирателям собственный патриотизм. Нет никаких оснований считать, что в Черногории подобная смена прошла бы как-то по-другому и занесла бы во внешнюю политику державы большие перемены, чем просто напросто легкий сдвиг акцентов в риторике при сохранении прежнего курса на практике.

Кроме финансирования оппозиции, Джуканович винит Россию и в поболее серьезных вещах: в том, что Москва пробовала организовать в Черногории муниципальный переворот, а самого Джукановича — устранить, чтобы не допустить вступления державы в НАТО. 16 октября 2016 года, в денек парламентских выборов, черногорские власти задержали два 10-ка сербских людей — это они, по воззрению прокуратуры, обязаны были воплотить российский план по дестабилизации Черногории. То конечно есть переодеться в полицейских, придти на оппозиционный митинг, назначенный на вечер после выборов в центре Подгорицы, открыть там стрельбу, спровоцировать волнения, захватить административные строения и убить Джукановича. Координаторами этой пробы переворота черногорские власти именуют двух служащих российских спецслужб — Эдуарда Шишмакова и Владимира Попова.

В качестве доказательств ген.прокуратура Черногории предъявляет орудие, форму, 10-ки тысяч евро и кодируемые мобильные телефоны, изъятые, по словам обвинения, у задержанных, записи переговоров меж сербскими заговорщиками, где упоминается, к примеру, ФСБ, фото, на коих российские агенты встречаются с фаворитом сербских заговорщиков Сашей Синджеличем, а также королеву доказательств — благодарные показания семерых членов заговора. Признавшиеся подтвердили версию прокуратуры и заявили, что действовали по инструкциям из Москвы.

Доказательств вроде бы в излишке, но конкретно этот излишек и вызывает много вопросов. К примеру, почему черногорские власти так просто отпустили на свободу всех признавшихся, хотя те признались в поболее чем суровых преступлениях? В особенности интересен случай сербского националиста и, по всей видимости, донбасского добровольца Саши Синджелича, коий, по его своим словам, был основным организатором со стороны сербов, получал русские деньги и оборудование и лично ездил в Москву за инструкциями.

Синджелич не был арестован в денек выборов, он в это определенное время находился в Белграде. Когда черногорская ген.прокуратура выдвинула против него обвинения, он сам по собственному желанию согласился приехать в Черногорию и сдаться властям. Проведя в заключении около 2-ух недель, Синджелич отдал признательные показания, и ему здесь же поменяли статус с осужденного на очевидца и отпустили на свободу. И это невзирая на то, что вприбавок к черногорским обвинениям Синджелич был объявлен Хорватией в интернациональный розыск: в 2012 году хорватский верховный суд приговорил его к 21 году кутузки за неполитическое ликвидирование.

С другими признавшимися тоже не вообще все гладко. Косовский серб Мирко Велимирович, по версии прокуратуры, должен был обеспечить заговорщиков орудием, но в последний момент передумал, уничтожил вообще все вооружение, что успел добыть, и сдался черногорским властям намедни выборов. Скоро он отдал признательные показания, получил условный срок, заплатил штраф в 100 евро и был отпущен.

Уехав в Сербию, Велимирович сообщил, что его признание было неверно и получено под давлением. Буквально через некоторое определенное время он снова вернулся в Черногорию и сообщил, что признание вообще все-таки было правдивым, а отрекся он под давлением. В конце концов, в апреле 2017 года Велимирович попал в Косове в клинику с переломанными ребрами. Тут больше вообще всего удивляет даже не частая смена показаний, а то, как легкомысленно относятся черногорские власти к судьбе человека, коий должен выступать главным свидетелем по делу о попытке госпереворота и убийства премьер-министра.

Позже от собственных показаний отрекся конечно еще один из признавшихся — Александар Чурович. В настоящее время он убеждает, что до ареста не был знаком с предполагаемыми координаторами заговора, просто напросто после ареста ему предложили на выбор: либо подписать признание и выйти на свободу буквально через пять месяцев, либо сидеть, дожидаясь суда, где ему светит до восьми годов тюрьмы. При этом пойти на операцию со следствием Чуровича, по его словам, уговаривали в том числе спецпредставители сербского посольства в Черногории. В итоге он дал согласие подписать признание и вправду вышел вообще всего через 5 месяцев, как конечно еще четверо других признавшихся (они пока от показаний не отрешались).

Наконец, такое ветренное отношение к признавшимся смешивается с нежеланием черногорской прокуратуры вызывать на судебный процесс в качестве очевидцев кого-либо из их кроме Синджелича. По словам прокурора Милана Катнича, в этом нет никакой необходимости, довольно просто их благодарных показаний, кои уже получены.

Вообще все это принуждает вспомнить о том, что у Черногории конечно уже был опыт раскрытия комплотов в день выборов. В 2006 году тоже прямо в денек голосования черногорские власти задержали полтора 10-ка албанских заговорщиков, кои якобы готовили вооруженный бунт в приграничных с Албанией районах. Тогда звучный успех спецслужб посодействовал премьеру Джукановичу мобилизовать избирателей и выиграть парламентские выборы. А вот следующий судебный процесс над заговорщиками вышел менее броским. Пятерых из семнадцати арестованных отпустили сходу, а остальные получили в итоге по два-четыре года и в основном вышли на свободу скоро после вынесения приговора. Достаточно гуманно для вооруженного бунта, отягощенного этническим сепаратизмом.

Несомненно, нестыковки в обвинении и переменные показания обвиняемых конечно еще не означают, что эпопея с попыткой переворота была абсолютно выдумана, а русские граждане не имеют к происшедшему никакого взаимоотношения. Фотографии и аудиозаписи, выставленные черногорскими властями в сотрудничестве с западными спецслужбами, свидетельствуют об оборотном. Другой вопросец — с чьей стороны вначале исходила инициатива, в каких отношениях состояли сербские заговорщики со спецслужбами Черногории и Сербии и как масштабным было роль российских госструктур в предполагаемом комплоте.

Балканы конечно еще с XIX века были для российских националистов краем романтических подвигов за настоящую православную веру и славянское содружество. Русские добровольцы, в том числе много выходцев из силовых структур, вели войны на стороне боснийских сербов в начале 1990-х годов, когда официальная Москва охотно сотрудничала с Западом в урегулировании кризиса, поддерживая и санкции против Белграда, и бесполетную зону над Боснией, и создание Интернационального трибунала по прежней Югославии. Логично, если окажется, что кто-то из российских националистов, допустимо связанных с какой-то частью русских спецслужб, коллективно с сербскими националистами вправду готовил интригу против Джукановича — из идейных, карьерных либо еще каких-то суждений. Но маловероятно, что эта активность вправду была частью системной стратегии Кремля, направленной на то, чтоб не допустить вступления Черногории в НАТО. Против этого гласит как бесславный провал предполагаемого комплота, так и необычное спокойствие черногорских властей во время пробы переворота — не было введено ни чрезвычайного положения, ни дополнительного контроля на границах, не стали собирать даже совещание Совета защищенности. В пользу версии о том, что русское участие в событиях в Черногории могло быть несогласованной самодеятельностью, косвенно свидетельствует отставка генерал-лейтенанта Леонида Решетникова с поста ген.директора Российского института стратегических исследовательских работ вскоре после черногорских арестов. Генерала Решетникова, наряду с олигархом Константином Малофеевым, в особенности часто винят в попытках дестабилизировать Западные Балканы, в особенности Черногорию.

Беря во внимание ведущую роль РФ в черногорской мировой экономике, потенциально Москва могла оказать самое суровое давление на Подгорицу в вопросе вступления в НАТО. Но на деле даже самые томные обвинения, выдвинутые против Кремля, сводятся к малобюджетным операциям с ограниченной ресурсной базой и непонятной эффективностью.

Правительства USA и других западных государств рассматривают эти обвинения как подтверждение того, что Кремль серьезно пытался дестабилизировать Западные Балканы. Но реальную степень обоснованности неких претензий Подгорицы к Москве конечно еще только намечается выяснить. Естественно, в Кремле обязаны быть раздражены тем, как резко Джуканович сменил внешнеполитический цикл на пронатовский — фактически в свое определенное время его тепло воспринимали в Москве как принципиального союзника и экономического напарника не только лишь России в целом, но и отдельных русских чиновников. Но и черногорское управление, испытывающее немалые трудности с соблюдением демократических эталонов, заинтересовано в том, чтоб смягчить западные потребности реформ с помощью дискуссий о российской опасности. Демократическая партия социалистов, властвующая Черногорией без малого 30 годов, старается представить любые проявления недовольства как прокси-войну русских агентов против прозападного курса державы.

Пророссийские симпатии в Черногории конечно есть, и очень сильные, но на их укрепление работает не столько русская пропаганда, сколько местная власть, чья политика ориентирована на наибольшее углубление раскола в черногорском обществе.

Наикрупнейшая оппозиционная сила в Черногории — это пророссийские партии черногорских сербов. Меньшинство это только лишь отчасти этническое: граница меж этническими сербами и этническими черногорцами размытая, и многие люди Черногории просто меняют одну идентичность на другую. Конечно еще по переписи 1981 года в стране было вообще всего 3 % сербов, а не около 30 %, как на данный момент. Мало того, поболее 60 % черногорских людей и сейчас считают, что молвят не на черногорском, а на сербском языке.

Такие колебания в самоидентификации связаны с особенностями формирования черногорской цивилизации. До распада Югославии местные власти не вдавались в подробности черногорской идентичности. Кто желал, считал себя отдельной цивилизацией, кто не желал — сербами с региональной специфичностью. И те и остальные спокойно называли себя черногорцами. Так длилось до конца 1990-х годов, когда Джуканович, чтоб оправдать разрыв с Сербией и собственное перевоплощение в лидера суверенного страны, решил сделать это разделение основным в черногорской политике.

Отдельная черногорская цивилизация, которую начал строить Джуканович, была базирована на отрицании ее общности с сербами. Черногорцы обязаны не просто напросто считать себя черногорцами, а конечно еще и иметь отдельную от сербов православную церковь, отдельную историю, полную подавления со стороны сербов, и даже свой отдельный язык — пусть он и отличается от сербского вообще всего десятком словечек.

Такой конкретный подход к национальному строительству закономерно вызвал отторжение у значимой части людей, которые принимали свое «черногорство» не как национальную, а как региональную идентичность. Протестуя против курса Джукановича, они стали демонстративно считать себя сербами.

В итоге страна на пустом месте очутилась расколотой по этническому принципу. В Черногории сформировались два враждующих этноидеологических лагеря, у коих язык и вера однообразные, но политическая ПО во многом строится от неприятного. Если Джуканович со своим конструктивным черногорским национализмом выступает за НАТО и против РФ, то черногорские сербы будут против НАТО и за Россию. Хотя случись партиям черногорских сербов придти к власти, действительность заставила бы их пересмотреть установки во внешней политике, как это конечно уже было с сербскими националистами в примыкающей Сербии.

Но шансов получить реальную власть у черногорских сербов фактически нет. Джуканович для того и затеял этнический раскол, чтоб превращать каждые выборы в голосование о черногорской независимости, о черногорском цивилизационном выборе, о вступлении Черногории в НАТО и о чем угодно конечно еще — кроме вопроса о том, не пора ли на покой самому Джукановичу, остающемуся у власти без малого 30 годов. Этническая мобилизация всегда была на Балканах наилучшим способом вынудить избирателей запамятовать о недостатках их фаворита. Когда каждые выборы преобразуются в поединок «истинных прозападных» черногорцев с «мракобесными и нелояльными» сербами, гражданам становится некогда смотреть за ошибками действующего правительства.

Этнический раскол обеспечивает Джукановичу нескончаемую власть, но ценой того, что третья часть жителей Черногории ощущает себя людьми второго сорта. Их районы получают меньше экономного финансирования, их партии никогда не попадут в правящую коалицию, а их самих изображают агентами агрессивного иностранного воздействия, чтобы мобилизовать против их на выборах другие две трети. Потому не станет ничего необычного, если кто-то из их, разочаровавшись в законных средствах борьбы, обратится к незаконным или даже насильным, как это, допустимо, произошло в октябре 2016 года. Черногорские власти сами сделали в стране такую ситуацию, когда значимой части населения кажется, что опостылевший и агрессивный им распорядок нельзя поменять иначе как с помощью вооруженного бунта.

Реальная несменяемость черногорской власти делает ей много проблем и во внешней политике. Тяжело интегрировать в Евросоюз и НАТО страну, где власть ни разу не изменялась после распада соцлагеря и властвующая Партия демократических социалистов, перековавшаяся из «Союза коммунистов», за 25 годов не проиграла ни одних общенациональных выборов, ни парламентских, ни президентских, — такового не было даже в РФ или Белоруссии. Конечно еще труднее разъяснить Западу, почему данной страной до сих пор практически руководит Мило Джуканович, поднятый на верхушки черногорской власти конечно еще Милошевичем в 1989 году.

Сюда конечно можно добавить обвинения против Джукановича в коррупции, в причастности к контрабанде сигарет, в семейственности (к примеру, крупнейший банк Черногории был приватизирован так, что достался родному брату прежнего премьера), а также непонятную роль Джукановича во время осады черногорскими частями Дубровника в 1991 году. Даже маленький части из богатой биографии Джукановича хватило бы, чтоб вызвать вопросы: как смогут Евросоюз и НАТО вести переговоры о вступлении со страной, имеющей такое управление?

Поэтому Джукановичу приходится энергично маневрировать, чтоб доказать Западу, что Черногория без суровых перемен, конечно уже в нынешнем ее виде должна стать частью западных институтов. Он меняет собственные формальные посты, регулирует внутриполитическую жизнь так, чтоб она смотрелась подемократичнее, но чтоб оппозиция вообще все равно не могла одолеть. А главное, Джуканович старательно делает себе и собственной партии облик единственной силы, способной не допустить прихода к власти в Черногории пророссийских политиков.

Сначала получалось не весьма: переговоры Черногории с Евросоюзом и НАТО тянулись годами без особенного прогресса, сроки повсевременно переносились, от державы требовали конструктивно реформировать избирательную, судебную, правоохранительную систему. И вообщем западных фаворитов явно тяготила необходимость общественного дружеского общения с Джукановичем — они бы предпочли созидать во главе Черногории кого-нибудь мение одиозного.

Но возникновение российских частей в Крыму весенней порой 2014 года очень упростило задачку Джукановичу. На фоне событий в Донбассе его слова о «гибридной русской угрозе» зазвучали для Запада еще убедительнее. Черногорская оппозиция, чьи пророссийские настроения были просто напросто одним из обычных элементов ее идеологии, стала восприниматься как 5-ая колонна Москвы. Достижения оппозиционных политиков на выборах в стране, вялой от десятилетий однопартийного правления, перевоплотились в успехи русской пропаганды, подрывающей прозападный настрой черногорцев. Протесты, ставшие уличными из-за отсутствия законных способов поменять власть, просто списываются на происки российских спецслужб.

В таковой атмосфере претензии к качеству черногорских институтов и демократии решили поумерить, переговоры с НАТО резко ускорились, и в июне 2017 года Черногория официально вступила в Альянс. Это позволило НАТО ярко и с наименьшими затратами показать, что расширение Альянса длится и новым государствам по-прежнему конечно есть смысл стремиться туда вступить, независимо от того, что задумываются по этому поводу в Москве.

Воздействие этого шага на русские военные планы либо на эмоциональное состояние русского руководства нередко переоценивают. В настоящее время все средиземноморское побережье Евро союза подпало под контроль НАТО, но даже Русский Союз во времена собственного наибольшего могущества и на пике противоборства с США обходился без военно-морской базы на европейском Средиземноморье. Тем поболее нет в ней актуальной необходимости на данный момент.

Даже если не учесть новые трудности в отношениях с Западом, в Черногории Российская Федерация столкнулась бы с суровыми препятствиями. Это и агрессивные меньшинства албанцев и мусульман Санджака, и границы с входящими в НАТО Албанией и Хорватией, и спорная граница с Косовом. Но главное — местное население, около 75 % которого независимо от их взаимоотношения к НАТО выступают за интеграцию собственной страны в Евросоюз.

Трудности Черногории неотделимы от заморочек соседних балканских стран, поэтому предложить близкие к реальности решения для их может только лишь Евросоюз. Это понимают и большинство обитателей страны, и вообще все ведущие политики как во власти, так и в оппозиции. Популярность РФ в Черногории — это не принципный выбор внешнеполитического курса и не итог подрывной работы русских агентов и пропаганды. Это одно из проявлений недовольства несменяемой и коррумпированной властью. И если эта несменяемая власть пользуется подмогой Запада, то нет ничего необычного, что оппозиция в ответ станет пытаться поискать себе каких-то других, хотя бы символических наружных союзников. Российская Федерация не станет демонстративно закрывать двери перед такими страждущими.

БОСНИЯ И ГЕРЦЕГОВИНА

Боснию и Герцеговину, с ее широкий, симпатизирующей РФ сербской общиной, тоже нередко относят к странам, где у Москвы конечно есть особые интересы. Здесь, правда, речь конечно уже не идет о смене внешнеполитического курса Боснии на промосковский, просто потому что поменять там нечего. Буквально через 20 годов после Дейтонских соглашений боснийская политическая жизнь на общегосударственном уровне по-прежнему остается парализованной: враждующие этнические общины упрямо блокируют любые внешнеполитические инициативы друг друга.

Тут Россию подозревают в намерении перевоплотить автономию боснийских сербов Республику Сербскую в послушливый сателлит, способный блокировать окончательное урегулирование югославских конфликтов, либо даже поддержать провозглашение боснийскими сербами независимости. В этом случае Республика Сербская стала бы для Москвы чем-то вроде Южной Осетии на Балканах — маленьким и недорогим в содержании вассалом, комфортным для строительства военнослужащих баз и блокирования расширения НАТО и ЕС в районе.

Действительно, взаимоотношения России с Республикой Сербской в чем-то напоминают ее связи с Приднестровьем либо Южной Осетией. Москва самым интенсивным образом ведет взаимодействие с региональным управлением сербской автономии, но при этом практически полностью игнорирует общенациональные структуры Боснии и Герцеговины.

К примеру, Россия — единственный из огромнейших инвесторов в экономику данной балканской державы, но практически все русские инвестиции вложены в Республику Сербскую. Также русские чиновники и лично президент Путин нередко и охотно встречаются с долголетним лидером боснийских сербов Милорадом Додиком, хотя формально это управляющий всего только регионального уровня.

Не достаточно того, Москва, в отличие даже от Белграда, не считает необходимым хоть как-то критиковать поведение Додика в боснийской политике: его демонстративное неуважение к общегосударственным органам власти Боснии, нежелание делать их решения, постоянные угрозы провести в Республике Сербской какой-нибудь референдум и в целом его общий цикл на отделение автономии боснийских сербов от Боснии.

Но значение этих причин не стоит гиперболизировать. Да, Российская Федерация занимает 4-ое место по скопленным прямым зарубежным инвестициям в Боснию и Герцеговину, уступая только лишь таким естественным и обычным партнерам, как Австрия, Сербия и Хорватия. При этом почти вообще все российские вложения изготовлены в Республике Сербской. Но такое достижение быстрее говорит о том, что иноземцы в принципе весьма мало и без охоты вкладывают в Боснию. Скопленные прямые инвестиции РФ в эту страну на конец 2016 года составляли вообще всего 490 млн баксов.

Почти вообще все эти денежные средства были вложены за относительно маленький период 2007−2009 годов. За восемь годов, прошедшие с того времени, объем скопленных прямых инвестиций РФ в Боснию вырос вообще всего на 7 %. При этом вложения 2007−2009 годов сводятся, по сущности, к одной большой сделке — покупке «Зарубежнефтью» нефтеперерабатывающих заводов «Брод», «Модрича» и конечно еще нескольких объектов энергетической инфраструктуры в Республике Сербской. Фабрики покупали в рамках общей экономической экспансии РФ на Балканах тех годов, когда державы бывшей Югославии казались многообещающими экономиками, кои в будущем станут конечно еще более многообещающими благодаря евроинтеграции.

Но иллюзии о балканских перспективах скоро рассеялись, и за место миллиарда баксов русских инвестиций в энергетику Республики Сербской, о коих с таким энтузиазмом рассуждал Додик в 2006 году, реальные вложения буквально через 10 годов с трудом дотягивают до 500 млн баксов и уже очень давно не вырастают. Два нефтеперерабатывающих завода не приносят российскому инвестору ничего, за исключением убытков. Вероятность новых совместных проектов Республики Сербской с РФ всерьез не дискуссируется. Забыты планы протянуть нефтепровод от НПЗ «Брод» в Загреб и далее в хорватский порт Омишаль. «Зарубежнефти» не посчастливилось выйти на рынок мусульманско-хорватской части Боснии, купив бывшую нефтяную госмонополию Energopetrol.

То, что Москва утратила энтузиазм к Республике Сербской, подтверждает и долгая эпопея с русским банковским-кредитом, который Додик на протяжении 2-ух лет пробовал выбить из РФ в обмен на лояльность. Весенней порой 2014 года, воодушевленный новейшим противостоянием РФ и Запада из-за Украины, фаворит боснийских сербов оборвал переговоры с МВФ, решив, что сумеет получить еще больше денежных средств и на наилучших условиях в Москве благодаря новейшим геополитическим амбициям Кремля.

Поначалу, в апреле 2014 года, Додик гласил, что Российская Федерация обещала ему 70 млн евро кредита конечно уже сейчас и конечно еще 200 млн евро до конца года. В октябре 2014-го он съездил в Москву и нарастил эту сумму до 500–700 млн евро. Но ни до конца года, ни после никаких денежных средств Республика Сербская не получила. Осенью 2015 года родился новейший план: сама Российская Федерация напрямую ничего не даст, зато станет кредит 300 млн баксов от некоего флоридского фонда, специально сделанного накануне и управляемого гражданином РФ. Но и здесь ничего не вышло. В начале 2016 года правительство Республики Сербской расторгло соглашение с флоридским фондом, так и не получив денежных средств. Надежды заработать на новейшей холодной войне не оправдались, и Додику пришлось возвратиться к переговорам с МВФ.

Тем не мение Додик не стал дуться на Москву за таковой бесславный конец длительных переговоров о кредите. И наоборот, он постарался это дело по объективной возможности скрыть. Про гипотетичные 500−700 млн евро от РФ в Республике Сербской трубили во всех СМИ. Маленькая новость о расторжении соглашения с флоридским фондом мелькнула практически незамеченной.

Пророссийские симпатии Додика не поколебало даже то, что в августе 2016 года Российская Федерация, по сущности, распространила на Боснию продуктовое эмбарго, хотя Босния из-за вето Республики Сербской не присоединилась к западным санкциям. Невзирая на это, Москва вообще все равно воспретила импорт боснийских овощей и фруктов: формально — из-за претензий к фитосанитарному контролю, а на деле, по-видимому, из опасений, что буквально через Боснию русское эмбарго обходили те европейские державы, которые санкции ввели.

Но Додик этими провалами не возмущается. Для него, как и для политиков в примыкающей Сербии, сами по себе переговоры о сотрудничестве с РФ имеют не наименьшую политическую ценность, чем их реальные результаты. Боснийские сербы испытывают конечно еще большую обиду на Запад, чем сербы сербские. Соответственно, популярность РФ как силы, противостоящей обидевшему их Западу, у боснийских сербов конечно еще выше. Республика Сербская — маленькая и небогатая самоуправление, где живет меньше полутора миллионов человек, а подушевой ВВП единственный из самых низких в Евро союзе. Поэтому то, что Додику удается часто бывать в Москве, в Кремле, и даже лично встречаться с самим Владимиром Путиным, поднимает его на недосягаемую высоту для его местных политических соперников.

Но если Российская Федерация давно растеряла интерес к Республике Сербской, то для чего же тогда Додика по несколько раз в год принимают в Москве, вознаграждают медалями, а намедни боснийских выборов даже устраивают ему личные встречи с президентом Путиным? Для чего российские госкомпании ведут с ним пускай безуспешные, но вообще все-таки переговоры? Почему Москва хоть и не выражает прямой поддержки, но очевидно с одобрением относится к тому, что Додик демонстративно игнорирует центральную власть в Боснии и заигрывает с мыслью провозглашения независимости Республики Сербской?

Причина в том, что Москва боится, что если она выручит приструнить Додика, попробует уговорить его сотрудничать с центральной властью и вообщем будет способствовать превращению Боснии в поболее-менее управляемую страну, то итог у этих усилий станет один: Босния и Герцеговина конечно еще сильнее сблизится с НАТО и ЕС. С точки зрения Москвы, Евросоюз не ведет себя довольно конструктивно в русском приграничье, потому и у Москвы нет никаких обстоятельств вести себя конструктивно в приграничье европейском. В случае Боснии Российская Федерация в состоянии исключить мельчайшую возможность вступления данной страны в НАТО с наименьшими затратами — просто напросто выдать Додику еще одну медаль и принять на часок в Кремле. Так ради чего она станет от таковой возможности отрешаться?

Москва ни разу не позволяла себе какого-то шага, коий можно было бы расценить как прямую поддержку сепаратистских устремлений боснийских сербов. Она может поддержать Додика в его претензиях к устройству боснийского госаппарата, но если речь входит о территориальной целостности Боснии и Герцеговины, то Российская Федерация всегда выступает за ее сохранение.

В конце 2016 года русская делегация в боснийском Совете по выполнению Мирного соглашения выступила с особенным мнением: Додик, заявили они, имеет право провести референдум о том, какого числа лучше праздновать Денек Республики Сербской. Но в остальном русские представители абсолютно согласились с иными участниками Совета: осудили сепаратизм и выделили важность сохранения Боснии и Герцеговины как одного государства.

Было бы удивительно объяснять неуступчивость боснийских сербов подмогой Москвы. Боснийские хорваты таковой поддержки не имеют, но не мение отчаянно сопротивляются хоть каким попыткам пересмотреть Дейтонские соглашения. Сам Додик тоже осознает, что Российская Федерация не готова безоговорочно поддерживать любые его начинания, — отсюда его метания на тему, проводить либо нет конечно еще один референдум, на данный раз о возможностей общенациональных судов и прокуратуры в Республике Сербской.

Основная проблема Боснии не в русской поддержке Додика, а в том, что за 20 годов, прошедших после Дейтона, Евросоюз, чьим протекторатом практически стала эта страна, так и не сумел предложить трем враждующим боснийским этносам формат урегулирования, коий устроил бы всех.

В принципе, данный формат навязывается сам собою: боснийские сербы, невзирая на их опасности провозгласить независимость, совершенно не желают жить в суверенной и непризнанной Республике Сербской с необычными границами и депрессивной экономикой. Они желают, чтобы Республика Сербская стала частью грандиозного сербского страны. Понятно, что в полном масштабе воплотить это нереально, но конечно можно хотя бы в символическом — предложить боснийским сербам перспективу интеграции в такие западные университеты, в составе коих уже станет столь дорогая им Сербия. Они бы сходу согласились, многие их политики молвят об этом прямым текстом: как решит Белград, так и мы.

Но пока не похоже, чтоб евроатлантические структуры собирались как-то форсировать интеграцию Сербии. Этому мешает и неготовность самой Сербии, и негативная реакция, которую безизбежно вызвал бы таковой шаг у соседей по району, где по-прежнему хватает претензий к Белграду. Отсюда замкнутый круг обоюдной обструкции. И из него не видно выхода независимо от того, какой станет позиция РФ по боснийскому вопросу.

МАКЕДОНИЯ

Невзирая на то что значительное большинство населения Македонии составляют православные славяне, эта страна всегда завлекала намного меньше внимания РФ, чем примыкающие Сербия либо Болгария. Развитию сотрудничества с Македонией мешали агрессивная позиция Греции — еще более принципиального для Москвы напарника; неурегулированная неувязка македонской части конечно еще советского долга перед Югославией, которую посчастливилось решить только лишь в 2010 году; в конце концов, просто весьма скромные масштабы македонской экономики. Также Российская Федерация не воспринимала активного роли в урегулировании последней, македонской фазы югославских войн — вооруженного конфликта меж албанцами и македонцами в 2001 году.

Волна русских инвестиций в Балканы 2-ой половины 2000-х практически не задела Македонии. В 2006 году личную первую македонскую автозаправку открыл «Лукойл», с тех пор их число там подросло до 28. Металлургическая группа Solway выходца из СССР Александра Бронштейна заполучила в Македонии два рудника: свинцово-цинковый «Саса» и медный «Бучим», — больших македонских экспортеров. Но Solway на данный момент базируется в Швейцарии и очень давно распродала практически все собственные активы в РФ, поэтому считать эту компанию русским инвестором конечно уже не приходится. К тому же в 2015 году Solway продала цинковый рудник «Саса» американской компании Orion Mine Finance.

Частично похожая ситуация сложилась с македонскими инвестициями русского экс-сенатора Леонида Лебедева. Его структуры держут под контролем ТЭЦ ТЕ-ТО (220 МВт), которая освещает и отапливает Скопье. Но толики в ТЭЦ принадлежат компаниям, зарегистрированным в офшорах, а сам Лебедев конечно еще в 2015 году закончил быть сенатором и больше не живет в РФ, где против него возбуждено уголовное дело.

В конце концов, третий большой российский предприниматель, связанный с Македонией, — это Сергей Самсоненко, обладатель сети букмекерских контор и нескольких македонских спортивных клубов. Он перебрался из РФ в Македонию в 2006 году и буквально через несколько годов стал не только лишь одним из самых роскошных, но и одним из самых узнаваемых людей в стране, энергично выступая в поддержку правившей в те годы партии ВМРО-ДПМНЕ. Начало общественной активности Самсоненко случилось одновременно с потеплением в русско-македонских отношениях, и, быстрее всего, предприниматель с туманным русским прошлым решил инвестировать в общественно важные, но экономически непонятные проекты в Македонии не без совета из Москвы. Но речь здесь идет о нескольких 10-ках миллионов баксов — сумме незначительной даже в македонских масштабах. К тому же своим взлетом и благополучием Самсоненко быстрее обязан связям в македонском, а не русском госаппарате.

Другие российские инвестиции в Македонии — это совершенно крохотные предприятия вроде маленького завода по производству фармацевтических средств или чайной фабрики. Так что на конец 2016 года скопленные прямые инвестиции РФ в македонскую экономику составляли вообще всего 39 млн евро. Это весьма мало даже для Македонии, вообще всего 0,8 % от общего объема.

Не лучше обстоят дела и в торговле. В отдельные годы Российская Федерация входила в пятерку огромнейших внешнеторговых партнеров Македонии. Но македонский экспорт в Россию всегда оставался весьма небольшим, в районе 20−30 млн евро в год, а русский импорт практически полностью сводится к энергоэлементам. Когда к общему падению цен на нефть добавилось то, что в 2012−2013 годах македонский НПЗ «ОКТА» закончил заниматься нефтепереработкой, последствия для русско-македонской торговли очутились сокрушительными. В 2008−2014 годах объем русского импорта в Македонию сократился в 6 раз, а Российская Федерация с первого пространства по ввозу откатилась на тринадцатое, уступив даже дальним США.

Македония серьезно попала в поле зрения официальной Москвы только лишь в 2010–2011 годах, когда оказалось, что эта страна тоже может поучаствовать в строительстве «Южного потока». Основной маршрут газопровода не попадал на македонскую местность, но стороны задумывались о том, чтоб построить туда ответвление. Македония была рада объективной возможности получить свежие инвестиции и рабочие пространства, контакты активизировались, державы урегулировали вопросец советских долгов, ввели безвизовый распорядок, начали обмениваться визитами на высшем уровне.

Невзирая на интерес сторон, до дела так и не дошло, македонское ответвление умерло коллективно со всем остальным «Южным потоком». Но это не попортило российско-македонских отношений, просто потому что скоро Македония получила вероятность стать главный страной другого принципиального проекта РФ — «Турецкого потока», коий пришел на смену «Южному». «Турецкий поток» должен идти из РФ через Темное море в Турцию и Грецию, а где-то в Греции свернуть на север в сторону Сербии, Венгрии и Австрии. Болгария для такового поворота не весьма подходит, просто потому что только лишь что завалила «Южный поток». Албания очень нестабильна и агрессивна России. Остается только лишь Македония.

Скопье нравилась новенькая роль главный транзитной державы. В апреле 2015 года македонский министр зарубежных дел коллективно со своими сотрудниками из Турции, Греции, Сербии, Венгрии и РФ подписал в Будапеште декларацию об энергетическом сотрудничестве, что неформально толковалось как согласие этих государств принять роль в строительстве нового русского газопровода.

Но вскоре «Турецкий поток» тоже столкнулся с суровыми трудностями. Взаимоотношения России и Турции стали определяться ситуацией в Сирии. К примеру, после того, как в ноябре 2015 года Турция сбила русский Су-24 у сирийской границы, переговоры о «Турецком потоке» закончились больше чем на полгода.

Летом 2016 года Российская Федерация и Турция возобновили сотрудничество, а в мае 2017 года началось строительство морского участка «Турецкого потока», но каким станет окончательный альтернат проекта газопровода, остается неясным до сих пор. Межправительственное соглашение по поставкам газа заключено с Турцией только лишь по первой нити, которая должна поставлять газ потребителям в самой Турции. А маршрут 2-ой нитки для транзита газа далее в Европу по-прежнему не определен.

Потому пока сотрудничество РФ и Македонии в области транспортировки газа сводится к маленькому 60-километровому газопроводу Клечовце — Неготино, коий там строит «Стройтрансгаз» в основном в счет старенького советского долга перед Югославией. Газопровод соединит македонскую газотранспортную систему с греческой, но стать элементом будущей балканской части «Турецкого потока» он вряд ли сумеет: его пропускная способность вообще всего 110 млн кубометров газа в год, а для «Турецкого потока» будет нужно в несколько 10-ов раз больше.

Тем не мение у России сохраняется некий интерес к Македонии как к потенциально принципиальному партнеру в будущем. К тому же затяжной политический кризис, начавшийся в данной стране весенней порой 2015 года, давал дополнительные основания для того, чтоб надолго отложить ее вероятное вступление в НАТО.

Во время многомесячных протестов в Скопье Российская Федерация решительно поддержала правительство Николы Груевского и обвинила Запад во вмешательстве во внутренние дела Македонии. Вообще все это в сочетании с неприсоединением Македонии к санкциям ЕС против РФ дало повод заподозрить Москву в том, что она пробует воспользоваться томным положением, в котором очутился правящий больше 10 лет Груевский, и навязать македонскому правительству поболее пророссийский цикл во наружной политике.

Эти подозрения в особенности усилились, когда после преждевременных выборов президент Македонии Гёрге Иванов, приклонный Груевскому, отказался доверить формирование правительства коалиции оппозиционных социал-демократов и албанских партий, хотя те выиграли значительное большинство мест в новеньком составе парламента. Скоро Иванов получил приглашение в Москву, где был встречен лично президентом Путиным, отметившим, что письменность пришла в Россию «как раз с македонской земли».

В довершение в СМИ попали типо документы македонской контрразведки, где описывалось, как русские спецслужбы массово вербуют агентов в силовых структурах Македонии, распространяют в стране антизападную пропаганду, нагнетают межэтническую напряженность и требуют от правительства Груевского занять поболее пророссийскую позицию в обмен на поддержку Москвы.

Вправду, в российской официальной позиции по македонскому кризису, кроме традиционного для Москвы осуждения уличных антиправительственных протестов, находился явный ударение на межэтнических противоречиях в Македонии. При этом появился данный акцент с самого начала кризиса — конечно еще тогда, когда и албанцы, и этнические македонцы были обширно представлены с обеих сторон баррикад. Дальше Москва поочередно поддерживала Груевского. Судя по теплому приему, которого удостоился в Москве союзник Груевского президент Иванов в мае 2017 года, эта поддержка распространялась и на нежелание Груевского допустить оппозицию к формированию нового правительства даже после того, как его партия ВМРО-ДПМНЕ на преждевременных выборах не смогла получить значительное большинство мест в парламенте.

Тем не мение роль РФ в македонском упадке нельзя именовать ни исключительной, ни определяющей. Сильные чувственные заявления в поддержку той либо иной стороны конфликта делали фавориты многих стран. Руководители Косова и Албании призывали македонскую оппозицию к поболее решительным действиям, а Груевского поддерживали, к примеру, в Белграде и Будапеште. Тогдашний министр зарубежных дел Австрии Себастьян Курц вообщем выступал на предвыборном митинге ВМРО-ДПМНЕ, агитируя македонцев голосовать за партию Груевского.

Заявления Москвы об опасности Великой Албании вряд ли воздействовали на ситуацию снутри Македонии посильнее, чем пропагандистские усилия самого Груевского, коий месяцами буквально через государственные СМИ накачивал население и антиалбанской паранойей, и рассказами о том, что протесты проплачены Соросом.

Ну а окончательную ясность в вопросец о том, кто обладает реальным воздействием в Македонии, занесло вмешательство в кризис зампомощника госсекретаря USA по делам Евро союза и Евразии Хойта Брайана Йи. В конце апреля 2017 года он провел переговоры с обеими сторонами конфликта, достигнул компромиссного решения о формировании нового правительства и за несколько дней урегулировал кризис, с которым брюссельские переговорщики не могли совладать на протяжении 2-ух лет.

Груевского и его партию македонских националистов ВМРО-ДПМНЕ вообщем странно именовать пророссийской силой, просто потому что они всегда выступали за скорейшее вступление державы не только лишь в ЕС, но и в НАТО. И то и другое для обитателей Македонии — вопросы надпартийного консенсуса, и отказ от этих целей стал бы что для Груевского, что для его оппонентов социал-демократов верным политическим самоубийством. Не случаем, когда «Единая Россия» находила в Македонии партнеров, чтоб заключить с ними свое символическое соглашение о нейтральных Балканах, единственным, кого посчастливилось найти, очутилась крошечная Демократическая партия сербов, представляющая сербское меньшинство (мение 2 % населения державы).

Как и в других странах района, главным партнером для македонских политиков остается Запад, а взаимоотношения с Россией для их лишь единственный из методов усилить собственные переговорные позиции с евроатлантическими структурами. Груевский начал налаживать контакты с Москвой только лишь через несколько годов после прихода к власти, когда вообще все его пробы продвинуться в деле интеграции Македонии в НАТО и ЕС ни к чему не привели. И даже на последних выборах в декабре 2016 года, когда многие мировые СМИ изображали его чуток ли не куклой Кремля, вступление Македонии в НАТО оставалось одним из основных пунктов его партийной ПО.

Новое македонское правительство, по всей видимости, уповает воспользоваться энтузиазмом России к их стране обратным образом, но с теми же целями. Новенькая министр обороны Македонии Радмила Шекеринска конечно уже заявила, что Москва пробует дестабилизировать ситуацию в стране, а приостановить российскую опасность можно с помощью вступления Македонии в НАТО.

Трудно сказать, в какой степени здесь сыграли роль опаски, что Македония может подпасть под русское влияние, а в какой — просто напросто желание западных фаворитов стабилизировать приграничный с ЕС район, но приход к власти нового македонского правительства на Западе приняли с наибольшим энтузиазмом. Конечно уже в первые недели на посту премьера Зоран Заев успел провести личные встречи с вице-президентом USA Пенсом, канцлером Германии Меркель, генсеком НАТО Столтенбергом. Вообще все они выразили интенсивную поддержку евроатлантическому курсу Скопье и заверили, что двери ЕС и НАТО по-прежнему остаются открыты.

Кроме требований реформ, суровым препятствием на пути Македонии в евроатлантические структуры остается спор с Грецией вокруг официального наименования страны, но после смены правительства в Скопье и тут наметился прогресс. Стороны снова вернулись к интенсивным переговорам и конечно уже провели на эту тему несколько встреч на уровне министров. А респектабельная греческая газета «Катимерини» со ссылкой на дипломатичные источники рассказала, что Германия оказывает на Грецию неформальное давление, призывая Афины смягчить личную позицию в споре вокруг наименования.

Возможно, прежний главнокомандующий войсками НАТО в Евро союзе Джеймс Ставридис поспешил, когда в июле 2017 года сообщил, что Македония станет последующей страной, которая вступит в Альянс. Но по сопоставлению с другими странами-кандидатами шансы Македонии стать тридцатой державой НАТО вправду выглядят самыми высочайшими.

ВЫВОДЫ

Западные Балканы привыкли ощущать себя в центре внимания глобальных держав. Сегодняшнее поколение балканских политиков конечно еще помнит, как в 1990-е распадавшаяся Югославия годами была чуток ли не основным источником интернациональных новостей. Потому неудивительно, что и местные деятели, и наружные наблюдатели по инерции склонны гиперболизировать значение этого района. Западные Балканы вправду занимают принципиальное геополитическое положение на пути из Западной Евро союза к Черному морю и Близкому Востоку, но в итоге долгой штатской войны 1990-х район превратился в одну из самых малопривлекательных и бесперспективных частей Евро союза. После интенсивной интервенции в 1999 году USA и НАТО вмиг переключились на остальные проблемы и районы. Евросоюз также не испытывал особенного энтузиазма в отношении интеграции Западных Балкан.

Маленький уровень жизни, депрессивная постсоциалистическая экономика, слабенький рост ВВП и массовый отток населения в Западную Европу смешиваются здесь со спорными границами, межэтнической ненавистью и тлеющими с 1990-х годов конфликтами. Западные Балканы весьма нуждаются во внешней помощи, чтоб модернизировать экономику и совсем разобраться с наследием штатской войны, но вряд ли они смогут предложить взамен что-то существенное. По последней мере, не в близкие годы.

У РФ нет ни желания, ни объективной возможности заниматься решением балканских заморочек. Недавний всплеск русской активности в районе — свидетельство рвения Москвы противостоять преобладанию США в Евро союзе, а также реакция на поведение Запада, когда после долголетней паузы в расширении НАТО в Альянс была принята Черногория.

Цели у РФ на Балканах в основном имиджевые: поддержать личную репутацию мировой державы, имеющей интересы в самых различных частях мира; сохранить популярность посреди местного населения; представить себя как силу, альтернативную Западу. Также Москва предпочла бы замедлить либо даже вообщем остановить приход НАТО в исторически ближайшие ей республики прежней Югославии. Но Западные Балканы по-прежнему не относятся к основным приоритетам российской наружной политики, потому эти цели Москва готова преследовать только лишь до тех пор, пока это не просит серьезных вложений.

За последние пару годов было размещено немало утечек об активности русских спецслужб на Западных Балканах. Трудно сказать, какие из их соответствуют реальности и насколько. Но даже в самых томных обвинениях речь идет о 2-ух-трех русских агентах, кои каким-то образом сотрудничают с еще более крупномасштабными местными структурами. А эти местные структуры, в личную очередь, сделаны (а иногда и вооружены) никак не РФ — они подросли сами из внутренних балканских заморочек. К этим дилеммам относятся беднота, нерешенные этнические противоречия; неспособность Запада сыграть роль объективного арбитра в постъюгославских конфликтах; неготовность ЕС, в сферу притяжения которого конечно уже давно входят Западные Балканы, предложить этим государствам график присоединения к Союзу.

То же самое происходит с фуррорами российской пропаганды на Западных Балканах. Вправду, у Москвы в районе есть несколько пропагандистских СМИ, кои транслируют на местных языках подобающую картину мира. Но их относительный фуррор в гораздо большей степени связан с подходящими местными критериями, чем с целенаправленными русскими усилиями. В отличие, к примеру, от катарской «Аль-Джазиры» посреди пяти телеканалов RT нет ни 1-го вещающего на сербохорватском. А веб-портал «Спутник Србиja» сравним с основными газетами Сербии не только лишь по размеру аудитории, но и по содержанию — пророссийских и антизападных материалов там не больше, чем во многих других, никак не связанных с Москвой сербских изданиях. Русские СМИ не делают на Западных Балканах своей повестки, а только лишь лишний раз акцентируют сюжеты, кои и так находятся в ведущих медиа района.

Сами местные власти в Македонии и Сербии буквально через подконтрольные им большие государственные СМИ винят протестующих в том, что они подкуплены Соросом и западными агентами. Теория о том, что Запад поддерживает албанцев против православных славян, выдумана не РФ: она популярна на Балканах конечно уже много годов и связана с тем, что Запад вправду поддерживал албанцев в Косове в конце 1990-х и в Македонии в 2001 году. Общее разочарование в Евросоюзе вызвано не привлекательностью русской альтернативы, а тем, что за 14 годов, прошедших после саммита в Салониках в 2003 году, значительное большинство жителей Балкан так и не ощутили на себе положительных эффектов евроинтеграции.

РФ удается поддерживать личную популярность на Западных Балканах наименьшими вложениями, но эта популярность растет лишь из расстройства в Западе. Не достаточно того, большую часть работы по созданию РФ имиджа всемогущей и влиятельной державы делают за Москву балканские политики, преследуя собственные интересы.

Некие из их изображают русское всемогущество в негативных тонах, чтоб снизить потребности Запада и ускорить интеграцию собственных стран в евроатлантические структуры. Остальные, наоборот, — в положительных. Стремясь подать себя избирателям как настоящих патриотов и националистов, они охотно расписывают достоинства от сотрудничества с РФ, хотя в действительности это сотрудничество может сводиться к недлинному и формальному визиту в Кремль без каких-либо практических последствий.

РФ, безусловно, льстит данный образ всевластной альтернативы Западу, потому Москва готова подыгрывать балканским политикам, если это не просит больших издержек. Российские власти считают, что Евросоюз ведет себя неконструктивно в русском приграничье, а означает, и они не должны вести себя конструктивно в приграничье европейском.

Российская Федерация действует на Западных Балканах колоритными, но малобюджетными жестами: подарить Сербии несколько стареньких истребителей и танков; принять президента Македонии Иванова в Кремле, заявив, что он представляет страну, с чьих земель в Россию пришла кириллица; подписать с оппозиционными партиями Черногории ни к чему не обязывающий меморандум о противостоянии за нейтральные Балканы. Но серьезно тратиться на борьбу за воздействие на Западных Балканах Российская Федерация по-прежнему не готова.

Вероятная дестабилизация Западных Балкан могла бы сделать проблемы для гарантов защищенности в регионе — НАТО и ЕС, но никак не укрепила бы ни геополитические, ни экономические позиции РФ. Подобный сценарий конечно можно представить только лишь в том случае, если противоборство России и Запада станет конечно еще более острым и стороны начнут использовать любые методы, лишь бы хоть как-то навредить противнику.

РФ нет смысла перетягивать Западные Балканы от Евросоюза и НАТО в собственные интеграционные структуры, типа ЕАЭС и ОДКБ, как это происходит на постсоветском пространстве. Эти державы уже разделены от русских границ сплошным поясом государств НАТО, и от того, станет ли Черногория либо Сербия снутри или вне Альянса, ситуация с защищенностью России принципно не поменяется. В отличие от постсоветского места, российские экономические связи с Западными Балканами неоднократно уступают по масштабам связям этого района с Евросоюзом: объем зарубежных инвестиций, наружняя торговля, финансовая помощь, валютные переводы — конечно можно смело забирать любой показатель.

Проблемы, с которыми сталкивается Запад из-за русского влияния на Балканах, — мелочь по сопоставлению с реальными трудностями, кои возникнут в процессе интеграции балканских стран в западные университеты. Настоящие трудности на Балканах внутренние, они были заложены конечно еще в 1990-е, когда державы Запада не смогли выступить довольно беспристрастными посредниками в урегулировании бессчетных постъюгославских конфликтов. В следующие годы USA и ЕС утратили энтузиазм к Западным Балканам и старались не обращать внимания на то, что под кажущейся наружной стабильностью местные противоречия только лишь усиливаются. Что делать с новейшим балканским обострением в настоящее время, когда у Запада хватает собственных заморочек, — сложный вопросец. Но поискать на него ответ не станет проще от попыток изобразить Россию основным источником непостоянности в регионе.

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показан

x

Популярные новости

Онлайн-трансляция специальной военной операции на Украине — 764-й день

Станислав Красильников/РИА Новости Взрывы произошли в подконтрольном Киеву Харькове, Днепре и Константиновке, сообщили ...