Брошенные деревни на Урале

«Ранее кукушки пели, а теперь и этих нет — умирает все»

Как погибают брошенные на Урале жд деревни и почему их не расселяют

Деревни в России умирают — это не сенсация и даже не новость, в особенности в разрезе с радужными заявлениями о правительственных проектах по поддержке аграриев, программках для молодых сельских врачей и учителей и прочих обещаниях. На деле — брошенные со всем скарбом некогда доброкачественные дома, заросшие колючим бурьяном огороды, волки и медведи, заглядывающие за частокол, и 90-летние бабушки, которые, как будто символ давно ушедшего XX века, досиживают на старых верандах собственные годы, уходя вместе с селениями. «Раньше кукушки пели, а на данный момент и этих нет — умирает все», — сетуют старушки.

«Если вы занимаетесь строительными работами, то вам должно быть известно, что при выполнении строительных или ремонтных работ в холодное время года важно соблюдать технологические условия застывания бетона. Для того чтобы обеспечить необходимую прочность бетонной смеси и предотвратить её замерзание, при температуре воздуха окружающей среды ниже +4°C специалисты используют специальные установки – Станции прогрева бетона и грунта. Это оборудование помогает ускорить работы, улучшить их качество и может использоваться даже при самых низких температурах.»

Тоска, бездорожье и Путин на юбилей

Нязепетровский район, что находится в 240 километрах от Челябинска и в 120 километрах от Екатеринбурга, в буклетах и на официальных веб-сайтах именуют южноуральской Швейцарией. Природа здесь, и правда, самобытная. Бугры, покрытые густым хвойным лесом, уходящие в облака сосны и воздух, от которого кружится голова. То тут, то там гремят реки, тропинки петляют между болот. Автомобильную дорогу небезопасно перебегают косули и лисы, или же незадачливая сова, вылупив глаза, под вечер норовит угодить прямо в лобовое стекло автомашины.

Этот край любят охотники и рыболовы Челябинской и Свердловской областей. Ну а больше, увы, не любит никто: ни власти, ни бизнес, ни туристы, ни сами обитатели. Последние — либо немощные пенсионеры, либо их непутевые дети, которые или пьют, или просто напросто сидят у стариков на шее, либо дети этих детей. Те, кто не нашел в себе сил и способностей уехать. 

То, что территория депрессивная, не скрывают даже местные власти.

«Маргиналов очень много. Они как мыслят: вышел, козу подстрелил, мясом обеспечен. Водкой разжился — и все, не нужно тебе никакого государства. Это своеобразная самодостаточность. И они так привыкли и так живут. Отсутствие работы самая высокая в области на протяжении 25 лет, а подсобных рабочих и водителей автобусов поискать не можем», — признается нам позже первый заместитель главы Нязепетровского района Юрий Педашенко.

Не останавливаясь в городке, сразу едем в поселок Серный Ключ. Ну как едем — пробираемся буквально через размытую ливнем грунтовку, благодаря навигатору плутаем и крадемся не туда по обрыву берега реки, спустя час все же попадаем в необходимое место.

Здесь нас ждут три жителя этой некогда полноценной жд станции: бабушка Рашида Валеева, которой 2 августа исполнится 90 лет, ее 67-летний сын Рифат и их соседка Мария Николаевна — бойкая загорелая женщина 68 лет. Последние два дня, как признаются сами обитатели, у них праздник: внучка родной сестры бабушки Рашиды разместила в соц сетях историю о том, что ее родственников власти бросили умирать в ветхой поселке, которую обещали переселить. И потянулись в забытое всеми селение высочайшие чиновники, соцзащита. До этого — ни от кого ни слуху ни духу.

— А Путин-то приедет? Хоть поглядеть на него, — спросит у нас уже в конце бабушка Рашида, постоянно елозя палочкой по стареньким половицам веранды.

— Ты у нас теперь знаменитость. Путин-то тоже, поди, узрел тебя, бабушка. Тесклер вон во вторник обещал, внучке звонили. Он тоже — как Путин. Подарок тебе будет. А может, он с деньгами сразу сюда приедет и на руках именно тебя сразу в квартиру! Во сне же такое не приснится, — отвечает Рашиде родная сестра, 82-летняя Рагида Османова. Неунывающая и современная, она тоже почти полвека прожила в Серном Ключе, но в 2012 году уехала.

Рашида Валеева и ее сестра Рагида

Рашида Валеева живет в Серном Ключе с 1956 года. Всю жизнь, как гласит сама, — от звонка до звонка — проработала путейщицей на железной дороге. Отец умер на фронте до переезда из Белокатайского района, мама умерла уже тут. Сын вышел на пенсию и живет с ней. Младшенькая сестра не вынесла условий и переехала поближе к детям в Верхний Уфалей (50 км от Нязепетровска).

— Прекрасно тут раньше было, пока дорога работала, — гласит, постоянно дымя сигаретой, Рифат Радикович. — У нас ходили пассажирские поезда, грузовые. В Златоуст, Кусу. А позже все закрыли в 2012 году (внесистемная единица измерения времени, которая исторически в большинстве культур означала однократный цикл смены сезонов (весна, лето, осень, зима)). Ничего не стало. Шпал нет, ничего нет. Дорогу маргиналы разбирают — подкладки, противоугоны тащат. Все растащили на металлолом. Ничего никому не нужно.

— Мы одним мирком жили, у нас всегда праздник, всегда веселье, — вспоминает Рагида Османова. — В лес прогуливались гулять. Новый год всегда справляли, народу много было, молодежи очень много. Все железнодорожники, труженики. А теперь они все поуезжали: кто куда, кто квартиры снимает. Зато там теплый туалет. И я тоже из-за этого уехала, это самое главное. А бабушке Рашиде… Вон куда в туалет бабка ходит, в 40-градусный мороз. Как-то у нее еще силы на это есть. Куры, петушки пели тут, кукушки. А сейчас и тех не слыхать, тоже умерли. Мы все тут как родственники были, все обнимаемся, поцелуемся. Так мы жили забавно. И все веселье ушло: работы нет, вода, вон, за километр надо ходить, колонка там — в лесу.

И продолжает: «Я тоже тут жила 40 лет. В 2012 году переехала в Верхний Уфалей. Тут жить-то как? Две печки топить, снег вот такой (показывает выше головы) чистить, а силы то нет, мне уже 83-й год, так что я тоже уже не девчонка, не молодая. Дети тоже поразъехались. Жить здесь невозможно. Вот Рифат у нас пенсионер, с мамой остался. У меня вон дети — одна в Верхний Уфалей увезла, и то не к себе: квартиру снимаю».

Бабка Рашида, до этого молчавшая, вдруг начинает плакать и причитать так, что к горлу подходит ком: «Зимовать неужли (неужели. — Прим. ред.) тут будем. Да… по пурге походи-то. Туалет далековато — вон где, иду, падаю, два раза упала уже, кому кричать. Баня в лесу стоит. Потаскай-ка воды. Одна я тут, осталась, одна. В этом бараке. Крадут ночью-то, ходят. Все вытаскали. Страшно. Один даже помер у нас, залез, печка на него упала, задавился. Беда, беда. Дороги нет, страшно. Одна я, одна…».

— Она мне звонит в Уфалей, так гласить не может: все ревет, ревет, — отвечает сестра. — Обещали их с 2017 года переселить, произнесли, что в 2019 году обязательно переселят. Оказывается, никто ничего не знает наверняка и не думает. А бабушка умерла бы, и не знали бы, отчего умерла. А она от тоски бы погибла, от тоски. Сын уходит на рыбалку и на целый день, а она одна. Страшно, крадут ходят. Убьют из-за пенсии, а никто и не узнает.

— Где целый денек! На час-два! Вон за продуктами ездить надо. Летом на велосипеде, зимой снегу наметет, на данный момент то траву кошу, то картошку вон окучиваю. Дорога (РЖД. — Прим. ред.) все тут кинула, передала городу. А городу ничего не надо. Денег нету. Насос сгорел, а они — денежных средств нету. А она (соседка Мария Николаевна) позвонила президенту, сразу приехали, сделали. И свет сделали, — гласит сын бабушки Рашиды.

Действительно, в 2012 году Мария Николаевна дозвонилась на прямую линию Владимиру Путину и посетовала, что не работает насос, качающий воду, а также нет дороги (путь сообщения для передвижения людей и транспорта, составная часть транспортной (дорожной) инфраструктуры государства или страны) и света. Насос сделали, с дорогой далее обещаний не пошло.

— Квартиру нам надо, квартиру. Трех человек не могут переселить, ё-моё. Вот бардак. А стали гласить, что внучка тут бросила бабушку с отцом. Но никто нас не бросил. Почему, если нам положено от гос-ва и если нам обещали, то не делают? При чем тут наши дети? Они помогают нам, как могут. Я мама бросить не могу одну, ни тут ни там. Она сама не готовит уже, посуду моет время от времени. Присмотр ей нужен, — продолжает пенсионер.

Рифат работал на местном крановом заводе, незадолго до пенсии попал под сокращение. Трудился разнорабочим, потом вышел на пенсию. Еще лет 10 назад, говорит, в Серном Ключе (Ключ — информация, служащая для разгадки, решения, понимания чего-нибудь, овладения чем-нибудь: тайны, шифра, местности), семей очень много было, люди хозяйство держали. А потом, как дорога (РЖД) окончательно все кинула, все разъехались, кроме них троих.

Действительно, тут стоит несколько домиков, в которых еще как будто теплится жизнь, но она как будто замерла: калитка закрыта на засов, а забор столь покосился, что она и не нужна. В старых окнах висят занавески, но стекла где-то выбиты, в комнатах — кровати с матрасами, покрытые налетом небытия. В огородах еще есть садовая клубника, спрятавшаяся посреди сорняков, а на старом сарае сохранилась надпись «Продукты». Единственное напоминание о цивилизации — таксофон, стоящий на холмике, для связи с внешним миром.

Уезжаем, оставляя стариков с их мыслями и тоской. Как-то не по себе. Хотя, к примеру, внуки приехали на неплохом автомобиле, значит, не все так уж и плохо. Но сами они признаются, как бы оправдываясь: дело не в том, что стариков нельзя просто напросто забрать к себе или поселить где-то на съемной квартире (один из видов жилого помещения, состоящий из одной или нескольких смежных комнат с отдельным наружным выходом, составляющее отдельную часть дома), а в том, что их бабушки всю жизнь пахали на правительство и ждут от него обещанной благодарности, но почему-то ее не получают. К тому же, прожив больше полвека в одном месте, умереть пенсионерам хочется где-то здесь же, но последние годы провести не так, а с простыми удобствами в виде унитаза и горячей воды.

Едем в такую же деревню Ураим — ее тоже кинула железная дорога. Это еще 20 километров отсюда, примерно половина — по одичавшему бездорожью, даже не по гравию, а просто по размытой колее. Итог — как и предупреждали обитатели Серного Ключа — не доехали. Просто увязли в трясине за шесть км до места, с трудом выбрались и поехали назад. Навигатор предложил другой путь. Но он вообщем привел к тупику и обрыву реки. Не зря в этой местности все ездят если не на тракторах, то на «Нивах», а кто побогаче — на Renault Duster.

Делать нечего, возвращаемся в Нязепетровск, надеясь побеседовать с главой района (территориальная единица в ряде государств: СССР, России, Азербайджана, Белоруссии, Литвы, Молдавии, Украины, Узбекистана и Таджикистана) и прокурором и попытаться понять, какое будущее все же ожидает брошенные деревни.

Вопросы к минстрою

Глава района Валерий Селиванов — коренной обитатель Нязепетровска. Тут родился, вырос и тут остался работать. Сегодня у него большой кабинет, клетчатый пиджак, впечатляющий внедорожник и часы Apple Watch.

— Решение по переселению Серного Ключа и Ураима принято не было. Обещаний жителям мы не давали, — начал разговор глава, согласившись ответить на все вопросы. — Вопрос дискуссировался в 2017 году с Борисом Дубровским. Он поручил нам и минстрою области (некоторая часть большей структуры) приготовить документы, как решить вопрос. Мы в рамках поручения провели опрос обитателей, оценили состояние домовладений. У нас есть поименный список людей, претендующих на переселение. Вообще всего 35 человек. Многие из них право имеют, но фактически не проживают в этих населенных пунктах. Еще раз скажу: не было обещаний. Были сходы той и другой деревеньки. В том и в другом случае жители сказали — мы согласны на расселение. Потом осенью прошедшего года родилось письмо из Ураима (река в России, протекает по Нязепетровскому району Челябинской области) от женщины, которая не очень сообразила, как будет происходить переселение, и написала жалобу в прокуратуру. По этому поводу проводилась проверка.

— А сколько человек практически живет в этих деревнях?

— В Серном Ключе фактически живут три человека, в поселке Ураим — четыре человека. Но если решать вопрос о расселении, то в Серном Ключе 11 домов, в Ураиме 10 домов. Вся работа завершена, задокументирована. Мы подготовили дорожную карту. Но далее минстрой должен был разработать порядок переселения, потому что механизм расселения из ветхо-аварийного жилища по существующей госпрограмме не совсем подходит. Но решения от минстроя нет до сих пор. Механизм финансирования не выработан.

— То есть на данный момент это вопрос к минстрою Челябинской области?

— Да, минстрой на 2019 год эту программу не запустил, соответственно финансирования нет. Для района это неподъемная сумма, просто потому что надо расселить 21 семью. Цена вопроса (форма мысли, выраженная в основном языке предложением, которое произносят или пишут, когда хотят что-нибудь спросить, то есть получить интересующую информацию) — 28–29 млн рублей. Речь идет о приобретении жилища в Нязепетровске равноценного тому, каким они владеют сейчас. Если решать делему всеобъемлюще, мы без правительства Челябинской области ничего не сможем. Все документы, какие нужно, мы сдали в минстрой еще в прошлом году. Нужно принципиальное решение по механизму переселения и финансовое обеспечение.

— Почему нельзя расселить деревеньки по существующей программе переселения из ветхо-аварийного жилья?

— У нас есть список, очередь — порядка 15 многоквартирных ветхо-аварийных домов нужно расселить. Если включать Ураим и Серный Ключ сюда — то они попадут в конец перечня, иначе никак. На расселение уже существующего аварийного фонда на 2020 год заложен 31 млн рублей, на 2021 — 36 млн рублей. Но этих денежных средств не хватит даже на расселение этих домов в полном объеме.

— Что это вообщем за деревни — Ураим и Серный Ключ и почему они оказались в таком состоянии?

— Это бывшие жд станции. Там все — магазины, инфраструктура — существовало за счет ЮУЖД и обслуживалось дорогой. Позже сообщение прекратилось, и железная дорога просто все бросила. Они не передали это никому. В 2012 году в Ураиме у нас ЛЭП лопнула. Люди три дня жили без света, а дороге ничего не нужно. Мы аварийно переподключились. У нас есть поселок Сказ в Шемахинском поселении и есть та его часть, которая тоже относится к стальной дороге. Там очень много проблем с обслуживанием сетей, скважин, никто их обслуживать не желает. Это все наследство РЖД, которое нам осталось. Железнодорожный район Нязепетровска — то же самое.

— Когда дорога все кинула?

— Пассажирского движения семь лет не существует. До этого все было хорошо. Главное — у обитателей этих поселений была возможность сесть в поезд и поехать в Златоуст, к примеру, или еще куда. Потом этого не стало. Года три назад прекратили грузовое уведомление. И все бросили совсем.

— Можно хотя бы попытаться решить проблему 90-летней бабушки и ее отпрыска более оперативно?

— Локально мы вчера Текслеру предложили решить. У нас есть две комнаты в общежитии, мы готовы их отремонтировать в течение 2-3 недель и временно им там предоставить жилье. Но дело в том, что до резонанса в СМИ ни сама бабка, ни ее сын ни к нам, ни в прокуратуру, ни куда-либо еще не обращались. Ни одного обращения от Валеевых не было. И от соседки не было. Еще одна неувязка — я не уверен, что, если мы поселим бабушку на третий этаж многоквартирного дома, она будет этому очень рада.

Работа есть, а работать некому

— Проясните ситуацию по Ураиму. Вы гласите, что все на сходе подняли руки за переселение (изменение места жительства людей (добровольное или принудительное) или животных (см. также Миграция населения)) и ликвидацию населенного пункта. Но откуда тогда показалась осенью прошлого года информация о том, что жителей расселяют насильно из-за того, что на месте поселка собрались строить ГОК по добыче магниевых руд? Все-же Ураим хочет уехать или нет?

Отвечает присоединившийся к нам первый заместитель главы района Юрий Педашенко:

— Там персонально по каждому жителю. Я был осенью там, как раз когда жаловалась жительница этого поселка Мистахова и еще одна — Ужегова. Они как раз и не желают переселяться. Так вот, их два дома старые, конечно, но нельзя сказать, что они аварийные. Они поддерживают их в жилом состоянии, у них там хозяйство. До асфальтированной дороги из Ураима четыре с половиной километра. Дорога там мерзкая. Но сказать, что совсем проехать невозможно — нельзя. Скорая помощь доезжает. Связь сотовая там имеется и есть таксофон. Если что случись — вызвать можно. Автобус останавливается на отвороте. Сказать, что они совершенно оторваны от жизни нельзя. Почему, я думаю, эти женщины не хотят уезжать: просто потому что у них там все. Постоянно там живут четыре человека, периодически — несколько больше, так как кто-то на охоту прибывает, кто-то использует как дачу.

В целом на сходе все выразили намерение переехать, в том числе Ужегова с Мистаховой. Но чуть позже женщины передумали. Мы говорили с Ужеговой неофициально. Я ее спрашиваю, не страшно ли им тут жить. И волки фактически там ходят, и медведи. Она говорит: этих не боюсь, а вот людей боюсь. Приедут на автомашине, разбирают пути. Спрашиваю, почему тогда не хотите? Она говорит: «Мы в свое время были раскулачены и очутились в Ураиме. И нас оставили без всего, и наживали мы все с нуля, мы боимся, что нас государство раскулачит еще раз». Вот это их ужас. Они боятся, что им предоставят худшие условия.

Надо понимать, что если расселять деревню, то расселять всех и устранить населенный пункт. Область должна была довести это до конца, но не довели. Механизма по расселению (род пространственного перераспределения живых существ) нет.

Есть кое-где в других регионах, мы смотрели, искали аналоги, но везде по-разному, к тому же это не наша компетенция, а минстроя. Они обязаны определить правовой механизм. Ну и чисто психологически люди (общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры) там привыкли жить свободно: вышел — простор.

Тут, в районе и окрестностях, есть старики, у которых по трое детей. Но дети (в основном значении, человек в период детства) не исполняют обязанности по содержанию родителей, а, и наоборот, живут за счет их пенсий. У нас в Нязепетровске вообще феномен: на протяжении 25 лет тут самая высокая безработица в Челябинской области, сейчас — 8,8%, но при этом нереально найти подсобных работников, водителей автобусов, трактористов. Нет у людей рвения переобучиться. Они не ставят задачи: помогите, я желаю работать и получить какие-то способности. Они живут за счет родителей. Даже служба занятости нашу местность понять не может.

— А что вообще в городе работает и дает рабочие места?

— Да, естественно, это крановый завод, СПС «ВТБ», это филиал МУП «Водоканал» Екатеринбурга, когда-то была веская доля железнодорожников. Но года три-четыре назад Нязепетровский участок РЖД устранили, товарняки идут тут один раз в две недели. А было крупное локомотивное депо, дистанция связи, электричества. Это были сотни рабочих мест с хорошими зарплатами. Был тот же Балластный карьер, где добывали песок для подсыпки путей, до 90-х годов. Позже РЖД все закрыло.

— И все-таки: проясните историю с ГОКом и компанией «Лекс-Электа». Собирались ли из-за строительства расселять и сносить Ураим?

— Никто его сносить не собирался! С 2015 года спецпроект по освоению этой земли заморожен, так как отсутствует стратегический инвестор. Та руда, которая у нас есть, очутилась никому не интересна. Четыре миллиарда тонн руды разведано. Лицензией обладает «Лекс-Электа». Ураим в этой структуре как раз был не для расселения, а для расширения жилищного строительства. Мы в 2013 году, с учетом этих планов, корректировали генплан Нязепетровска. По нему предусматривался рост поселка Ураим до 2-ух с половиной тысяч человек. Там было бы жилье для рабочих, управления ГОКа. С этим и были (в русском народном творчестве краткий устный рассказ о происшествии, случае, имевшем место в действительности, без упора на личное свидетельство рассказчика) связаны слухи о сносе домов, так как тогда всюду в той местности ходили геодезисты, вот жители и думали.

— А вы бы как оценили возможность возникновения здесь ГОКа?

— Для района это была бы огромная перспектива для будущего. Но все заморожено. Ничего нет. Инвестора нет.

«Пока есть люди, должна быть инфраструктура»

Прощаемся с управлением района  и идем в прокуратуру — новое здание на берегу реки. Прокурор Евгений Мичурин ранее разбирался в эпопеи с Ураимом, а незадолго до нашего визита был у бабушки Рашиды:

— По гражданке Валеевой у нас проводится проверка по инфо в СМИ, запрошены сведения в администрации. Наша позиция такова: Серный Ключ — это населенный пункт, в нем есть обитатели. И не важно, сколько их там живет, пусть даже три человека, они должны обеспечиваться всей нужной инфраструктурой: дорогами, электроснабжением, отоплением и так далее. Это все и проверим. Пока заблаговременно говорить о нарушениях. Я побеседовал с бабушкой, ее сыном, соседкой. Да, поселок ветшает, остальные люди больше по своей инициативе уехали. Есть те, кто не имеют способности уехать. Если будет установлено наличие нарушений, примем квоты. Если требуется срочное отселение бабушки, сможем обратиться в суд с иском к администрации.

— На что сетует пенсионерка?

— Бабушка (мать отца или матери, жена дедушки) жалуется на сложные условия проживания с учетом возраста и грядущего зимнего периода. В то же время ее сын против предоставления квартиры. По предварительным данным, он желает частный дом.

— Установлено, обещали ли им расселение или все же нет?

— Что касается расселения. Действительно, несколько лет назад было поручение Дубровского об этом. Позже никто не вспоминал о проекте, который я считаю в целом правильным, просто потому что содержать эти поселки (один из видов населённых пунктов в России, на Украине, в Белоруссии и Казахстане) фактически нецелесообразно и дорого, да и люди должны жить в комфорте. Никто с 2017 года не вспоминал об данной предполагаемой программе, пока не начались вопросы по поселку Ураим — одна из жительниц жалобу написала, что их желают расселить незаконно.  Причем с чьей подачи поднимался шум — непонятно.

Тогда в ходе поверки было установлено, что еще в 2015 году оформлялись документы о признании домов Ураима ветхо-аварийными. Было установлено, что ряд обитателей действительно хочет переехать, подписывали документы, по другим — не подтвердилось, они были против переезда. По их домам решение о признании аварийными по нашему представлению отменено. Наша позиция какая: все в интересах людей и в рамках закона. Если люди хотят жить — пусть живут, желают переехать — это их желание. Интересно, что у жителей достаточно много родственников, но никто их забирать не желает.

— Но не было же такого, что поселок снесут из ГОКа?

— Нет, в прошлом году у «Лекс-Электа» даже лицензия на разработку уже истекла. С 2015 года там все заморожено.

— Вообщем, в целом по району много ли обращений, жалоб, проблем?

— У города довольно низкая активность. Уровень населения предпенсионный. По той же бабушке Рашиде (Рашид — город в Египте) не было вообщем никаких обращений ранее. Были бы — меры бы приняли раньше. Крановый завод работает, заработную плату платит. Ветка тут есть железнодорожная, но уже фактически не работает. Есть жд район — там была станция, школа, больница ведомственная. Потом объекты равномерно передавались в муниципалитет. А такие вещи, где люди не интересовались — кто они и чьи они, — так и вышло. Ни документов нет, ничего. Район дотационный, бюджета не хватает, проблем очень много. Стараемся решать.

На следующей неделе в Нязепетровск (город в Нязепетровском районе Челябинской области России) собирался приехать врио губернатора Алексей Текстер. Но молвят, что сейчас планы он поменял.

Бабушка Рашида мечтает, что юбилей, 90-летие, 2 августа повстречает в новом жилье. А ее сестра Рагида для праздника уже даже купила новое платьице.