Петр Величавый как жертва чужебесия. Истоки предательства: князь против волости

 

Александр Горбаруков © ИА REGNUM

 

АЛЕКСАНДР ЖУРАВЕЛЬ, 1 апреля 2018, 09:20 — REGNUM  

Тема предательства в российской эпопеи, затронутая в статье «Кибальчиши в королевстве плохишей», многогранна и непроста. И — повторимся — плохо известна не только лишь широкой общественности, но и даже историкам-профессионалам. Об этом не молвят учителя в школе, на это изредка заостряют внимание учащихся вузовские педагоги. Об этом не пишутся книжки: воспитывать юное поколение лучше на примере героев, «исправлявших» и тем самым невольно скрывавших деяния предателей.

Меж тем присмотреться к таким антигероям в особенности принципиально конкретно на данный момент, когда подросло уже не одно поколение тех, кто чуток ли не с колыбели слышал мучения и проклятия старших по поводу «данной державы» — «совка», окаянной «рашки», в коей им угораздило родиться. Не в желанной цивилизованной, благоустроенной Евро союзе или Америке, а в страшной, нищей, грязной несвободной стране, где приходится не дышать полной грудью, а выживать.

Петр Величавый как жертва чужебесия

Это противопоставление просвещенного Запада одичавшей, черной, азиатской — конечно есть такое бранное слово! — РФ появилось не вчера и не 30 лет назад. Оно рефреном звучало из уст просвещенных российских не одно столетие.

Более ярко оно проявилось в XIX веке, обнаружив отражение во огромном количестве литературных и публицистических сочинений, в коих с похвалой или осуждением поминалось или предполагалось имя Петра Величавого. Конкретно он, «прорубивший окно в Европу» и тем самым привнесший прогрессивную европейскую культуру в отсталую страну, углубил социальные противоречия в РФ: его стараниями образованные, проживавшие в городках сословия даже снаружи — одежкой и отсутствием бород — отличались от фермеров.

 2

Жан-Марк Натье. Портрет Петра I. 1717

Но это создавало резкий диссонанс в душах тогдашних евророссиян: Российская Федерация продолжала оставаться — невзирая на европейский антураж — державой непросвещенной. Фактически, Российская Федерация являлась не державой, а страной: она замыкалась на личности сударя, так что территория страны совместно с его подданными оказывалась придатком к сударю: со гибелью еще одного самодержца подданные были должны присягать на верность новенькому сударю (сударыня — мужская и женская вежливая форма обращения к собеседнику, использовавшаяся в Российской империи), что было бы лишним, если бы правительство являлось самодостаточной силой.

Самодержавие как единственный Орининал власти оставляло всех — от крепостных фермеров до самых роскошных и авторитетных сановников — в роли верноподданных, что превращало свободу личности в фикцию: сударю и государству как его воплощению следовало только лишь повиноваться, никакой равноправный диалог с ними был неосуществим. Невозможна была и независимость личной жизни: правительство считало вероятным наказывать подданных и за мыслепреступления, то конечно есть за неосмотрительные выражения в письмах или в дискуссиях.

Но либеральные умонастроения чем далее, тем больше проникали в головы образованных сословий, заставляя цензуру равномерно отступать. И в печати стали появляться крамольные мысли о народе как источнике власти, и появилась интеллигенция как носительница таких мыслей.

Очевидно, далековато не все из числа образованных ощутили себя обязанными высвободить люд от имеющегося приниженного положения и дать ему такое же право на самоопределение. Либералы — в отличие от социалистов — задумывались только лишь о личной свободе, а о равноправии крестьянства с ними, либералами, не желали и мыслить.

Слова Федора Тютчева о них как о холопски желающих обрести свободу только для себя лично подмечают очень существенную часть их психологии:

«Напрасный труд — нет, их не вразумишь, —

Чем либеральней, тем они пошлее,

Цивилизация — для них фетиш,

Но недосягаема им ее мысль.

Как перед ней ни гнитесь, господа,

Вам не снискать признанья от Евро союза:

В ее очах вы будете всегда

Не слуги просвещенья, а холопы».

Конкретно из их среды звучали обычно голоса, исполненные ненависти к стране (территория, имеющая политические, физико-географические, культурные или исторические границы, которые могут быть как чётко определенными и зафиксированными, так и размытыми (в таком случае нередко) как такой. И они весьма похожи на те, что нередко — очень нередко! — звучат и сейчас. Вот что гласил, к примеру, Павел Смердяков, персонаж «Братьев Карамазовых». Федор Достоевский вряд ли случаем преобразовал этого собственного героя в прислужника и незаконнорожденного отпрыска главы семейства. И вряд ли случаем тот недовольство своим приниженным положением в один прекрасный момент выплеснул на «эту страну»:

«Я всю Россию терпеть не могу… В двенадцатом году было на Россию величавое нашествие правителя Наполеона французского первого, и отлично, кабы нас тогда сразили эти самые французы, умная цивилизация сразила бы очень глупую-с и присоединила к себе. Совершенно даже были бы остальные порядки».

Не правда ли, это весьма припоминает знакомые, тыс уст повторенные проклятия в адрес «рашки» и «совка»?

А вот еще одно «провидческое» (или без кавычек) выражение Смердякова. Герои романа рассуждают о подвиге бойца, попавшего в плен к мусульманам, претерпевшего жуткие муки, но не отрекшегося от христианства, и Смердяков остается верен себе:

«Если этого хвалебного бойца подвиг был и весьма велик-с, то никакого опять-таки по-моему не было бы греха и в том, если б и отрешиться при данной случайности от Христова приблизительно имени и от своего крещения собственного, чтоб спасти тем самым личную жизнь для хороших дел, коими в течение лет и искупить малодушие».

Опять-таки это, по сущности, идентично бессчетным голосам сегодняшней свободолюбивой общественности, не так очень давно признавшей, что лучше было сдать осажденный Ленинград и тем самым типо спасти умиравших с голоду обитателей.

Конечно можно сделать возражение: «Братья Карамазовы» — это вообще всего только литература! Но судьба Владимира Печерина, подававшего широкие надежды юного доктора Столичного института, подтверждает, что за словами иногда следовали и поступки.

«Как сладостно — отчизну непереносить

И скупо ожидать ее уничтоженья!

И в разрушении отчизны созидать

Глобального денницу возрожденья!» —

написал он в один прекрасный момент, по своим словам, в припадке байронизма и в 1836 г. навечно покинул родину. Эти эффектные словеса заклеймили его имя в очах потомков: о Печерине сейчас обычно и вспоминают в связи с этими роковыми для него словами. Но поначалу это были только лишь словеса: ничто не мешало ему после зарубежного странствования возвратиться в Москву и продолжить там преподавание старых языков. Но краткосрочный порыв ненависти имел для Печеринадолговременные последствия. Лишенный прав состояния, он растерял право возвратиться на Родину. В будущем он продолжал мгновенно интересоваться происходившим в РФ, а в начале правления Александра II, воодушевленный начавшимися преобразованиями, даже вновь начал писать стихи на российском языке.

Был ли Печерин и подобные ему люди предателями? Для страны — непременно: они нарушали данную ими присягу верности сударю! Но они себя предателями не считали: во 1-х, они превыше вообще всего ценили свободу своей личности (так что присягу им навязали!); во 2-х, они считали неверным отождествлять отчизну с страной.

И это противоречие меж классической русской государственностью и европейской культурой, привнесенной в страну Петром I, разъедало ткань русского общества, и, судя по всему, финишные продукты такового распада мы и смотрим сейчас…

А вобщем, являются ли петровские новации такими уж уникальными? Разве он 1-ым в РФ стал завлекать иноземцев на службу и давать им бессчетные привилегии?

Давайте послушаем Юрия Крижанича, хорвата, ученого католического монаха, основателя панславизма! Он в середине XVII века приехал в Россию и за собственные униатские мнения был выслан в ссылку в Тобольск, где провел долгие 15 лет. Там он посреди остального написал большой труд, нареченный «Политикой».

И одна из его глав называется «О чужебесии»:

«1. Ксеномания — по-гречески, [а] по-нашему — чужебесие — это бешеная любовь к чужим вещам и народам, чрезмерное, бешеное доверие к чужеземцам. Эта смертоносная чума (или поветрие) заразила весь наш люд. Фактически не счесть убытков и позора, кои весь наш люд (до Дуная и за Дунаем) вытерпел и терпит из-за чужебесия…

2. Чужестранное сладкоречие, краса, ловкость, избалованность, любезность, шикарная жизнь и шикарные продукты, как будто некоторые сводники, лишают нас ума. Своим острым умом, ученостью, хитростью, непревзойденной льстивостью, грубостью и порочностью они превращают нас в дураков, и приманивают, и направляют, куда желают.

3. Ни единственный люд под солнцем испокон веков не был так обижен и опозорен чужеземцами, как мы, славяне, германцами. Означает, ни единственный люд не должен так остерегаться общения с чужеземцами, как мы, славяне. А что же, но, происходит, как мы оберегаемся? Нигде на свете чужеземцы не имеют и половины тех почестей и доходов, какие имеют тут, на Руси, в Польше… Все слезы и пот, всё, что выжимают из российского народа подначальными постами, припираниями и ужасными поборами, всё это прокучивают германские торговцы и полковники, греческие торговцы, послы различных народов и крымские разбойники. Всё, что против воли отберут у российских, пожирают чужеземцы…

5. Нам одним из всех народов выпала какая-то странноватая и злосчастная судьба, ибо мы одни являемся посмешищем для вообще всего света из-за того, что по собственному желанию напрашиваемся на чужевладство.

И что еще удивительнее: ни единственный люд на свете не потерпел такового позора от чужеземцев (многозначное слово: Чужестранец — в традиционном смысле, человек из другой страны; чужеземец, иностранец, иноземец), какой потерпели мы из-за того, что мы дали одолеть себя одними только речами без всякого вооружения и позволили германцам и грекам, не имевшим над нами никакой власти, учреждать у нас царства и ставить правителей».

В главе с соответствующим заглавием «О гостогонстве» Юрий Крижанич тщательно перечисляет квоты, с помощью коих допустимо переломить сложившуюся в славянских землях, в том числе и в РФ, чертовскую ситуацию. Сущность их — в установлении изоляции.

«4. Никаким чужеземцам не должно быть допустимо получить дворянские привилегии или стать князьями, властителями, боярами, державниками в городках или в уездах и какими-либо другими начальниками или приказными…

7. Бродячим народам — шотландцам, евреям, армянам, цыганам — не должно быть допустимо переступать наш предел ни по какой причине. И ни с какими послами не впускать людей этих народов. Разве только лишь шотландцев — с британским послом (дипломатический представитель высшего ранга своего государства в иностранном государстве (в нескольких государствах по совместительству) и в международной организации; официальный представитель), и шотландских торговцев — в Архангельск, и роскошных армянских торговцев (отрасль хозяйства и вид экономической деятельности, направленный на осуществление купли-продажи, обмена товаров, а также связанные с этим процессы: непосредственное обслуживание покупателей,) — с персидскими послами или с торговцами, но не по другому. А бродячих армян не пускать…

13. Лекарей, толмачей, ликописцев, музыкантов и всяких ремесленников принимать сколько станет нужно. И все они обязаны быть должны учить наших юношей. А когда наши люди научатся какому-нибудь ремеслу, то не принимать больше чужестранных [мастеров] этого ремесла.

14. Воинов обычных и воинских начальников нанимать только на определенное время войны, а после войны и заключения мира всех распускать, как заведено в других странах. И даже если бы кто возжелал остаться, не принимать его.

15. Ясно, что гостогонству нужно уделять побольше заботы. Ибо чужеземцы — это больные члены страны и народного тела, это — заразительные и смертоносные язвы. И в особенности те, что остаются у нас и закладывают для себя дом. Все, что наши люди создают и запасают в поте лица собственного, эта саранча, пьянствуя, поедает. Потому нужно позаботиться, чтоб чужеземцы не скоплялись и не застревали в стране, а чтоб приходило их гораздо меньше и уходили они поскорее.

16. Нигде на свете не принимают так многовато посольств и нигде не растрачивают столько денежных средств на различных чужеземцев, как тут. Но фактически все, что идет на чужеземцев, теряется зря. Ибо доныне не было от этого величавым сударям и народу ни благодарности, ни славы, ни чести. Но, напротив, это вызывает многовато проблем, и отбирает подводы, и с послами приходит целая куча ненужных людей (приставших к ним в надежде на подарки), и, в конце концов, проявляется неблагодарность. Ибо эти гости воздают злом за добро и отписывают язвительные книжки, в коих ругают и поднимают на хохот все наши обычаи и подарки и угощения…

18. О злосчастный и сделанный на позор всему свету люд славянский! Мы, болваны, говорим: отлично, если б [наши] уроженцы имели подобающие привилегия, а чужеземцы не имели у нас никаких привилегий. Но всё происходит и наоборот.

Уроженцы живут в полной неволе и не смогут свободно воспользоваться добытым в поте лица собственного, а чужеземцы пользуются всякими привилегиями. К примеру:

Уроженцы идут на государеву службу до рассвета и нередко едят только раз в денек, а чужеземцы дремлют до по полудня и едят два раза и три раза в денек.

Уроженцы получают маленькую плату, на которую нельзя прожить, и работают на сударя днем в светлое время суток и ночью в темное время суток, весь год без отдыха, а чужеземцы получают большущее жалование, и [вся] служба их в том, чтобы посиживать без дела, конечно есть и пить и только лишь на широкие празднички являться в цветном платьице.

Нашим торговцам силой навязывают продукты, чтоб они вели торговлю ими на сударя в Архангельске, а чужестранные торговцы запрудили и заполнили [нашу] страну, завели монополии и перебили у местных торговцев все лучшие доходы от архангельского торга. А доходы эти по праву принадлежат самому [величавому] сударю, а потом (если станет на то его милость) и местным торговцам…

19. Две огромные и величайшие порухи или обиды терпит в сегодняшнее определенное время сие преславное королевство от 2-ух народов: от крымцев и от германцев. И те, и остальные как бы подчинили себе Русь и обложили ее данью: крымцы — силой, немцы — хитростью. А пресильного и преславного царя-государя нашего довели до того, что он стал как бы собирателем их дани.

Фактически все наилучшее, что рождает эта земля, уходит частью в Крым, частью к германцам. А алчности этих народов нет никакого предела, и из-за этого сие царство вынуждено было перевоплотиться в свирепое тиранство и ввести беспощадные, жестокие поборы.

Какая из этих 2-ух напастей приносит царю-государю и всему народу больше вреда, я не могу судить. Скажу только, что от германцев мы терпим больше срама и позора, чем от крымцев. А со временем и вреда от них может быть больше. Ибо к превеликому [нашему] стыду немцы так связали руки царю-государю, что на собственном Архангельском торжище сударь не вправе вести торговлю так, как ему угодно».

Настолько необъятные выписки из этого любопытнейшего, но мало популярного широкой публике монумента публичной мысли XVII века, думаю, оправданны с точки зрения просветительской. Но не только лишь: они наглядно демонстрируют, что «революция сверху», совершенная Петром I, была полностью подготовлена всем предшествующим развитием РФ.

Правитель Пётр, пораженный, с точки зрения Крижанича, «бешеным доверием к чужеземцам», выполнил собственные преобразования в достаточно резкой форме, но по сущности только продолжал начатое его правопредшественниками. А чужебесие-то ведет к чужевладству! К тому, чтоб «умные цивилизации» управляли «глуповатыми»! А конкретно это и случилось: в XVIII в. в РФ под именованием Романовых утвердилась зарубежная династия!

О каких предшественниках Петра, допустивших в страну иноземцев, следует вести речь? Боюсь, об весьма далеких.

В этом связи короткая фраза из Лаврентьевской летописи, повествующей о строительстве в Суздале церкви святой Богородицы в 1193 г., разрешает осознать, что во многом похожей была ситуация и в домонгольский период российской эпопеи: летописец гордится тем, что церковь, ранее рухнувшая от старости и безнарядья, была восстановлена местными умельцами, «не ища мастеров от немець» (ПСРЛ. Т. 1. М., 1998. Стб. 411). Из этого следует, что находить германских мастеров было, увы, нормой в ту эру… Но дело наверное не ограничивалось одними мастерами!

Самое увлекательное состоит в том, что все главные политические противоречия современной эры — пусть в несколько другой, неразвитой, форме — сложились еще во времена Старой Руси. И 1-ые предатели тоже появились конкретно тогда…

Истоки предательства: князь против волости

Историю Старой Руси значительное большинство людей нашей державы изучали только в школе, приблизительно в 13-летнем возрасте, и оттого представления о ней безизбежно оказываются очень ориентировочными.

Во 1-х, как минимум, три с половиной века «от Рюрика» до татарского нашествия обычно соединяются в бесформенный облик, состоящий из нескольких ярчайших «картинок», почерпнутых быстрее из художественной литературы («вещий Олег», «Слово о полку Игореве»), чем из исторических фактов. Меж тем это была очень непростая эра, в коей сменилось несколько фаз исторического движения.

И самое любознательное состоит в том, что они имеют много черт, схожих с периодом распада СССР. Это необычное открытие я сделал в 1-ой половине 1990-х годов, когда приступил к систематичному исследованию российских летописей. Расползание по швам ранее одного политического механизма — при всем тривиальном различии эпох — оказывалось схожим: на страничках летописей и в окружающем мире, за окном, развертывалась всё та же картина ползучего растаскивания власти по сусекам. И подобно тому как Русь после 2-ух веков практически непрерывных усобиц очутилась морально готова без особенной борьбы покориться завоевателям-монголам, так власти и люди СССР дружно подготовили страну и себя самих к подчинению требованиям чужой им цивилизации — в последнем случае американской.

Другими словами, эпопея зарождения Руси оказывается типичным генетическим кодом, заложившим базы вообще всего следующего совершенствования державы. Задачка состоит только в том, чтоб верно прочитать данный «геном».

Во 2-х, при описании древнего периода российскей эпопеи по давнешней традиции принято переносить на него политические реалии позднейшего времени, Так, обыденным является внедрение в таких случаях определений «правительство», «княжество», хотя таких словечек в древнерусских источниках просто нет: к примеру, «князьство» стало употребляться — не на местности будущей РФ, а в Литве — только в XIV веке, а «правительство», поточнее — «господарство» — в конце века XV-го.

Это значит, что в Старой Руси была совсем другая система политических мер, в корне хорошая от той, что описана была в предшествующей статье, то конечно есть от стадии развитого страны. Основной политической ячейкой общества была волость, которая выступала в 3-х лицах — как фактически власть, как территория-волость и как люди (общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры), живущие на данной земле. Князья являлись хоть главным, но не единственным элементом 1-ой составляющей.

В-третьих, факт повсевременно ведущихся в древнерусскую эру усобиц не значит, что в тогдашнем обществе тотально царствовали хаос и насилие. Как раз и наоборот! Жизнь в Старой Руси агрессивно регламентировалась системой договоров, а уж почему они не могли приостановить насилие, то это вопросец уже несколько другой.

С упоминанием договоров читатель Повести временных лет встречается с самого начала, с знаменитой части летописного повествования: существовал ли в реальности князь Рюрик — большой вопросец, но и его призвание описано как следствие наряда поссорившихся меж собою чуди, словен и кривичей. Конкретно договорами (руси с греками) являются 1-ые аутентичные исторические документы X века (внесистемная единица измерения времени, равная 100 годам). И по ходу предстоящего исторического повествования повсевременно упоминаются контракта — не только лишь заключающие мир или перемирие во определенное время войн (конфликт между политическими образованиями — государствами, племенами, политическими группировками и террористами и т.д., — происходящий на почве различных претензий, в форме вооружённого), но и касающиеся внутренней жизни людей.

Тема договоров прямо подводит нас к теме предательства (нарушение верности кому-либо или неисполнение долга перед кем-либо): нарушителей договоров естественно признавать и предателями.

Но не всё так просто напросто: войны примыкающих племен за политическое доминирование, в источниках обычно не описанные совершенно или описанные плохо, подразумевали, что фавориты заключат с побежденными контракта, в коих станет определены размера дани и кол-во воинов, кои побежденные должны предоставить победителям в случае (в древнегреческой философии Случай в страховании Случай (финансы) Случай в юриспруденции) проведения других войн, с другими противниками. Но контракт с противником — это практически всегда попытка выиграть определенное время (форма протекания физических и психических процессов, условие возможности изменения), нужное для восстановления сил и продолжения борьбы. Нарушить схожий контракт, с данной точки зрения, — не правонарушение и не предательство. Для другой стороны, очевидно, дело обстоит прямо обратным образом.

О племенных князьях, подчиненных князю российскому, упоминается в договорах («соглашение двух или более лиц об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей» (ст. 420 Гражданского кодекса Российской Федерации)) руси с греками, при этом упоминается по-разному: если 1-ый контракт заключается от имени «Олга, величавого князя рускаго и от всех их под рукой его светлых и величавых князь и его величавых бояр», то в договоре Игоря за место светлых и величавых князей поминается уже безликое «всякое княжье» — совместно со «всеми людьми Руския земля». Это значит, что статус князей, находившихся под рукою российского князя, за период меж 2-мя походами на греков (за 40 лет) значительно свалился.

Вот как это смотрится применительно к древлянам, сведений о коих несколько больше, чем о других князьях. Они участвовали в походе 904 г. (так вернее датировать поход князя Олега, см.: Кузенков П. В. Русь Олега у Константинополя в 904 году // Причерноморье в Средние века. 2011. Т. 8), но не названы летописцем при перечислении отправившихся в поход в 944 г. В просвет меж этими событиями, после погибели «вещего Олега», они попробовали отложиться, и новейший князь — Игорь — «иде на деревляны и победив, а и возложи на ня дань больши Ольговы».

 3

Клавдий Лебедев. Князь Игорь собирает дань с древлян в 945 году. 1903

Но и этого Игорю показалось мало: после плохого похода на греков он пошел вновь к древлянам, «хотя примыслити бóльшую дань». Собрав силой произвольно увеличенную дань, Игорь вздумал «прогуляться еще», за что и поплатился жизнью. Древляне же, державшие совет со своим князем Малом, решили расправиться с Игорем и его немногочисленной дружиной: его, согласно свидетельству греческого историка Льва Диакона, порвали на части, привязав к нескольким ранее склоненным деревьям.

Разберем правовую сторону вопроса. Самое принципиальное, что субъектами договорных отношений тут выступают российские князья (поначалу Олег, а потом Игорь) и древляне как отдельный люд. Последние тем самым оказываются в личной зависимости от определенного князя, а не по отношению к Киеву или Российской земле (третья по удалённости от Солнца планета Солнечной системы), кои он вроде бы представляет. Потому погибель этого князя добивалась от зависимого народа уладить взаимоотношения с новеньким князем — либо возобновить прежний контракт, либо этого не делать и тем самым жить независимо.

Древляне пошли по второму пути, проиграли войну и заключили контракт (многозначный термин: В юриспруденции — см. Договор Международный контракт Контракт о прохождении военной службы — договор, подписываемый лицом, поступающим на добровольную военную службуВ) на ухудшенных критериях. Непонятно, по какой причине они не пошли вести войну с греками — то ли завышенная дань являлась откупом от соучастия в схожих войнах, то ли древляне нарушили контракт, отказавшись посылать воинов на помощь Игорю (мужское русское личное имя скандинавского происхождения). Если правильно последнее, то таковой отказ — с точки зрения российского князя, предательство, и его повторный поход с наложением увеличенной дани (натуральный или денежный побор с покорённых племён и народов; термин древнерусского финансового права.Выплачивающий дань называется — Данник) — взыскание за клятвопреступление. Если же дело не в этом, то неспровоцированный поход Игоря на древлян конечно есть также клятвопреступление и тем самым предательство. При этом его 3-я попытка собрать дань («прогуляться еще») в любом случае оказывается нелегальной, а соответственно беспощадная экзекуция древлян над русским князем юридически полностью оправданна. Совершенно не случаем, что древляне — если веровать преданию о «казнях» Ольгиных — совсем невозмутимо отправили к вдове князя Игоря посольство и не только лишь не задумывались просить прощения и оправдываться за собственные деяния, а даже предложили Ольге выйти замуж за их князя Мала.

Именовать правителя предателем кажется странноватым: предательство — обычно явление внутриполитическое. Предают обычно собственные и предают свое и собственных. Отношения российского князя и подчиненных ему народов (употребляем это слово в его начальном значении!) в X веке — явление быстрее внешнеполитическое. Но при продолжительном сосуществовании этих народов (историческая общность людей) с властью данной княжеской династии их зависимость от российского князя равномерно преобразовывалась в момент внутренней политики. И в X, и в XII веках наружные по отношению ко всем подчиненным русским князьям народы (греки, хазары, печенеги, половцы) в равной мере являлись для них неприятелями, и это с течением времени сближало кривичей, радимичей, галичан, вятичей, превращая их в российские народы не только лишь по титулу повелевающего ими князя.

Но принципно ничего в этом отношении не изменялось на протяжении веков: Русь в течение вообще всего домонгольского времени оставалась системой земель-волостей, живущих автономной жизнью, хоть и зависевших политически от российских князей, относившихся к роду Рюриковичей и владевших частью в Российской земле. Потому в древнерусском публичном сознании всегда сосуществовали две точки зрения — не только лишь княжеская, отражающая взор на Русь (обширный этнокультурный регион в Восточной Европе, историческое название восточнославянских земель) как на единую страну, но и местная, «сепаратистская», передающая представления «малой родины». Их противоречия — единственный из источников древнерусского предательства.

Следует за исключением того учитывать, что в средневековую эру контракта весьма изредка имели однобокий нрав: собственные обязанности имели обе стороны. И если князья (глава феодального монархического государства или отдельного политического образования (удельный князь) в IX-XVI веках у славян и некоторых др. народов; представитель феодальной аристократии) оказывались нарушителями договоров, то их клятвопреступления с течением веков преобразовывались в предательства.

Сначало — как в случае с Игорем и древлянами — это было быстрее действием внешнеполитическим: оказывать влияние на внутреннюю жизнь зависимых народов российские князья X века не имели никакой объективной возможности. Но даже когда такое проникновение стало происходить, когда пространство прежнего «княжья» заняли сыновья и племянники сидевшего в Киеве князя, обитатели зависимых земель всё равно оценивали деяния киевского князя и тех, кого он к ним прислал, со собственной колокольни: они с ревностью защищали личную самостоятельность и иногда не боялись проявлять самый реальный «сепаратизм». И даже присланных им князей они склонны были считать своими — высшими должностными лицами собственной волости.

Вот как это проявлялось на протяжении первых веков эпопеи Новгорода. В летописи под 6478 (969) г. докладывается: «в се же определенное время придоша людье ноугородьстии, просяще князя собе: «А не поидете к нам, то налезем князя собе». Таким образом, новгородцы, прося у российского князя Святослава дать им правителя, грозили в неприятном случае сделать это без помощи других, то конечно есть, по сущности, отложиться от Киева. Святослав Игоревич направил княжить туда Владимира, грядущего крестителя Руси, и тем предупредил бунт.

Проходит практически полтора столетия, и новгородцы вновь ведут себя неуважительно по отношению к киевскому князю — на данный раз к Святополку Изяславичу. В 1101 г. тот пожелал высадить в Новгороде (Новгород (до 1999 года официальное название — Новгород) собственного отпрыска, но новгородцы того не желали: с 1093 г. в их городке княжил князь Мстислав, сын Владимира Мономаха, и отпускать его от себя они не намеревались. Потому Святополку было заявлено практически последующее: «аще ли 2 главе иметь сын твои, то пошли и; а этого ны дал Всеволод, а въскормили есмы собе князь».

Основной целью новгородцев в тот момент было уже не рвение отделиться от Руси, но утвердить самостоятельность собственной земли в рамках Руси. И для этого им надо было сделать свою династию, не зависящую от перемен на киевском столе, и ради этого они могли себе позволить таковой тон в общении со слабеньким киевским князем: они были убеждены, что Святополк не посмеет прямо двинуть войска на отпрыска Владимира Мономаха.

Но их планам не предначертано было осуществиться. Сам Мстислав Владимирович, проведший на новгородском столе практически 22 года, в марте 1117 г. покинул Новгород, так как намеревался после погибели собственного отца Владимира Мономаха унаследовать киевское княжение. За место себя Мстислав оставил в Новгороде старшего отпрыска Всеволода.

В 1125 г. Мстислав после погибели Владимира Мономаха стал киевским князем, и временный статус Всеволода Мстиславича как наместника собственного отца в Новгороде должен был изменен. И он поменялся! Согласно Новгородской I летописи, «посадиша на столе Всеволода новгородци» — не киевский князь, его отец, а конкретно новгородцы! То конечно есть конкретно они, обитатели Новгородской земли, оказываются основным источником власти в собственной волости. Они, а не киевский князь володеют собственной землей!

 4

Мстислав Владимирович

Вобщем, князь Всеволод Мстиславич вел себя точно так же, как и отец. Видимо, при заключении контракта с Новгородом в 1125 г., он общественно сообщил: «хоцю у вас умерети», то конечно есть дал обещание никогда не покидать новгородское княжение. Но после погибели отца в апреле 1132 г. Всеволод Мстиславич пошел в Русскую землю, так как, по договоренности меж Ярополком и Мстиславом Владимировичем, должен был унаследовать киевский престол после погибели Ярополка.

Из этого ничего не вышло: против таковой сделки выступили все остальные Владимировичи, а также черниговские князья, и князю Всеволоду пришлось не солоно хлебавши ворачиваться в Новгород. Но там к нему уже относились как к предателю, и последующий же большой конфликт стал поводом для изгнания его из Новгорода и провозглашения известной новгородской «вольности в князьях». На деле это ничего неплохого новгородцам не сулило: их надежды обрести размеренную княжескую династию и тем самым размеренное координирование в Новгородской земле разбились в останки.

Что же случилось? Князь Всеволод зимой 1134/35 г. стал заставлять новгородцев выступить в поход на Суздаль, на собственного обидчика Юрия Владимировича («Долгорукого»), но эта война завершилась для новгородцев грустно: 26 января 1135 г. они были разбиты наголову в битве при Ждан-горе. Еще год обитатели Новгорода вытерпели собственного князя, но после того как к ним пришли вести, что киевский князь Ярополк терпит беды в войне с черниговскими князьями, то они решили прогнать Всеволода Мстиславича и призвать к себе на княжение из черниговского стана Святослава Ольговича…

Вот перечень «вин» Всеволода (мужское имя славянского происхождения) Мстиславича в более подробном изложении Никоновской летописи: «почто не ястве чръных людей; почто въсхоте сести в Переаславли; почто въсхоте ити на суждалци и ростовци и пошел не прочно еси и почто наперед всех побежал; и почто възлюби играти и утешатися, а людей не управляти; и почто ястребов и собак собра, а людей не судяше и не управляаше; и почто повеле нам ко Всеволоду Олговичю приступати, и пакы отступити от него велит?»

Как лицезреем, в список новгородских обид входят как суровые политические обвинения (по сущности, в предательстве), так и обыкновенные злоупотребления отвратительного управленца…

 Александр Журавель