Главная / Общество / После Блокады Ленинграда. Первые мои воспоминания .

После Блокады Ленинграда. Первые мои воспоминания .

После Блокады Ленинграда. Первые мои воспоминания .0

     Мне 5 лет. Мы — эвакуированные  из Ленинграда в деревне Хвощевка под Богородском Горьковской области. По местному – ковыренные.

     Приехала из далекой поездки Тетя-Женя. Разложила газету и стала  вычесывать свои длиннюще-курчавые черные волосы. А я слежу, чтобы ни одну вошь не упустить. Здорово, когда падает самка: она с длинноватым большим брюшком, которое особенно громко лопается между ногтями …

     Преждевременная весна. Ноги в коленках и лодыжках подкашиваются от привычки  к валенкам. Потрясающей цветовой насыщенности небо и зелень травы-муравы. Ее безжалостно склевывают важные куры, а ей — нипочем. Контрастно грязно-розово из черной земли везде торчат хвощи. Дернешь за маковку – стебелек со щелчком рвется и обнажается ласковый влажный сладкий кончик. Поражает щедрость природы: хоть целый букет хвоща рви, — все его много. На поле нашел случайно оставшийся проросший лук. Это особая удача, но луковку с корнем выдрать не по силам …

     Я – послушный: к пруду один не подхожу …

     Коммунистически сознательный русский инженер  Тетя-Женя  и дворянка артистка — певица с итальянским музыкальным образованием, моя бабка Нина Стефановна — у меня в няньках. А Мама-Люся — без законченного высшего образования, и поэтому-то ей дают  трудодни в колхозе: была заведующей клубом (место встречи людей с едиными интересами (деловыми, познавательными, развивающими, развлекательными, коллекционированием и прочими), зачастую официально объединённых в сообщество, организацию или). Вот ее отыскивают у Тети-Жени : «А — где сама-то?» …

     Очень юморно колхозникам, что для козы (моей жизнеспасительницы) Бабка на зиму сшила шубу, мне же смешно по весне, когда вижу личную кормилицу тощей лохматой — без  шубы…

     Сажание картошки Мама-Люся с Тетей-Женей превращают в танец. Не зря деревенские прогуливаются подсматривать.     Сломалась сгнившая ступенька на чердак, Тетя-Женя ушибла ногу и зарыдала. От жалости я тоже заревел, и долго меня  не успокоить …

     На новогодний праздничек в клубе на утреннике я исполняю немецкую песню из Бабушкина репертуара: « О танненбаум, о танненбаум взи грюннзен дайне  блеттер …». Это во время войны-то! И на данный момент не понимаю — была  это дерзость или недоумие. Более того, в те весьма деликатные для Польши времена я декламирую польский стишок, как «лакома мышь», «неострожно друтик тронце», «пафф» — попалась в мышеловке. Колхозницы весьма жалеют мышку. А уж когда я жалостливо произношу сакраментальную фразу басни Крылова: «…да и кому же в ум придет, — на желудок петь голодный»,- зал  плачет. Но Власти очередной раз дали маху: ни Бабушку, ни меня  тот  раз не репреснули. Наверное, по непростительной  халатности, всех стукачей забрали на фронт…

      О существовании Парней я не знал, но вдруг приходит к нам молодой инвалид Дядя-Владя и дарит кусок сахара. Но меня (фамилия) не проведешь: камушки я не ем …

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показан

x

Популярные новости

Прокуратура Пушкино признала «специфическую ситуацию» Алены Полынь

Как гром среди ясного неба разнеслась в СМИ информация о нападении на ...