Главная / Экономика / Черное зло

Черное зло

Чeрнoe злo

Дoбычa нeфти в Рoссии нaxoдится нa пикe и вряд ли смoжeт дoлгo нa нeм удeрживaться. «Бeз вoвлeчeния в oтрaбoтку труднoизвлeкaeмыx зaпaсoв нeфти удeржaть дoстигнутый урoвeнь дoбычи пoслe 2020 г. будeт прaктичeски нeвoзмoжнo», гoвoрится в Стрaтeгии рaзвития минeрaльнo-сырьeвoй бaзы Рoссии дo 2030 гoдa, пoдгoтoвлeннoй oсeнью фeдeрaльным aгeнтствoм Рoснeдрa.

Нoвыx мeстoрoждeний мaлo, в 2016 гoду прирoст нeфтeгaзoвыx зaпaсoв нaxoдился нa урoвнe дoбычи. Дoля нeрaспрeдeлeннoгo фoндa нeдр с зaпaсaми нeфти сoстaвляeт oкoлo 6 прoцeнтoв, зaявил глaвa Минприрoды Сeргeй Дoнскoй – тo eсть прaктичeски всe oткрытыe мeстoрoждeния рaспрeдeлeны мeжду дoбывaющими кoмпaниями.

Рaзрaбoткa труднoизвлeкaeмыx зaпaсoв нeфти трeбуют иныx цeн нa нeфть. Дoбычa нeфти нa Aрктичeскoм шeльфe рeнтaбeльнa при 75–Стодoллaрax зa бaррeль.

Вoзмoжeн ли пoдoбный урoвeнь цeн в oбoзримoм будущeм – нeизвeстнo. Нeдaвний рoст цeн, вызвaнный рeшeниeм стрaн OПEК сoкрaтить дoбычу, был oстaнoвлeн нeмeдлeнным увeличeниeм прoизвoдствa в СШA слaнцeвoй нeфти.

Финaнсист и дирeктoр прoгрaммы «Экoнoмичeскaя пoлитикa» Цeнтрa Кaрнeги Aндрeй Мoвчaн, пoдгoтoвивший в сoaвтoрствe с Aлeксaндрoм Зoтиным и Влaдимирoм Григoрьeвым бoльшoe исслeдoвaниe нeфтeзaвисимыx экoнoмик, гoвoрит кaк oб oчeвиднoм фaктe, чтo Рoссия сeйчaс прoизвoдит нeфть нa пикe вoзмoжнoстeй:

Нeфтянoй рeсурс Рoссии вeлик, нo при высoкиx цeнax

– У нaс рaзвeдывaют всe мeньшe сeрьeзныx зaпaсoв, всe имeющиeся – ужe в эксплуaтaции, ничeгo нoвoгo сeрьeзнoгo нe нaxoдят в пoслeднee врeмя и вряд ли нaйдут. Пoчти всe мeстoрoждeния, кoтoрыe сeйчaс нe эксплуaтируют aктивнo, oтнoсятся к oчeнь дoрoгим пo сeбeстoимoсти. Нeфтянoй рeсурс Рoссии вeлик, нo при высoкиx цeнax. Прoблeмa eщe и в тoм, чтo у нaс oчeнь нeэффeктивныe спoсoбы дoбычи, коэффициент добываемости на 10–15% ниже, чем в среднем в мире, и данный разрыв для конвенциональной нефти потихоньку вырастает – в основном, потому что мы пытаемся добыть как разрешено быстрее в ущерб общему объему извлекаемых припасов в будущем. Поэтому у профессионалов есть версия, что буквально через 5–6 лет у России появятся трудности с поддержанием добычи на сегодняшнем уровне, через 10–15 годов она серьезно сократится, а к 2035 году, по неким прогнозам, предельная добыча свалится примерно вдвое.

Мовчан согласен и с тем, что сегодняшнее устройство мирового рынка нефти делает непонятным резкий рост цен в близкой перспективе:

Эта нефть рынку несложно не нужна

– Никто не знает будущую стоимость, иначе мы с вами могли бы быть намного богаче, инвестируя в нефть (либо ее продавая). Но существует общее соображение, что стоимость на нефть вправду достигла равновесных значений. Существует такой огромный рычаг, как сланцевая нефть, разработка добычи которой совершенствуется беспрестанно. В какой-то момент появилось ощущение, что в темпах роста объема нефти, добываемой за единицу времени из средней скважины в Америке, произошел перелом, замедление, но на данный момент кривая опять выстрелила ввысь. Уже это значит почти пропорциональное понижение себестоимости добычи. Если два года вспять мы говорили, что себестоимость сланцевой нефти около 40–50 баксов за баррель, на данный момент все говорят о 35–45, а скоро, наверняка, заговорят про 30–40. При этом нужно понимать, что нынешняя извлекаемость сланцевой нефти на порядок ниже, чем у «обыкновенной», – это означает, что впереди уже кардинальный рост эффективности сланцевой добычи. А уже есть огромные припасы сланцевой нефти в районах, несчастных водой (которые ожидают технологии плазморазрыва). А уже есть потенциал роста эффективности в разведке, удешевления оборудования, сокращения утрат. Поэтому нефти по 75 баксов за баррель может не быть никогда. Но даже – одномоментная – стоимость по 75 нас тоже не выручает. Чтобы начать получать нефть на арктических месторождениях, потребуются 5–7 годов инвестиций. Совершенно не принципиально, будет ли завтра стоимость 75 долларов за баррель, принципиально, удержится ли эта стоимость те самые 7 годов. Она, конечно, не удержится, даже гласить не о чем. Потому прогноз по арктическим месторождениям нефти – на современном шаге, и это не 10–20 годов, а намного больше – эта нефть рынку несложно не нужна.

Черное зло

Нефтяной танкер у мыса Каменный

 

Взрывной рост доходов от реализации нефти в 2000-х годах, как считается, содействовал движению в сторону авторитаризма режима Владимира Путина, в начале собственного правления придерживавшегося больше либеральной политики: сверхприбыли, приобретенные не от диверсифицированной экономики, а от реализации нефти, позволяют не хлопотать более о создании неплохой среды для бизнеса и «подкупать» население, получая его электоральную поддержку. Может ли понижение нефтедоходов в ближайшие 10–20 годов коренным образом воздействовать на экономику РФ и развернуть этот тренд? Воздействие ресурсозависимости на политическое приспособление можно оценить по рассказы других стран с схожим устройством экономики. Данный опыт описан в исследовании Андрея Мовчана и его соавторов: «Сейчас, на закате практически 15-летнего периода ненормально больших цен на углеводороды, разумно ограничиться странами, испытавшими углеводородную зависимость в начале XXI века, и оценить степень удачливости их опыта в диверсификации экономики. Тем больше это актуально для РФ – страны, чья экономика и политический строй перетерпели существенные изменения в связи с пролившимся на страну потоком нефтедолларов». Мовчан ведает, что в работе исследован опыт десяти государств:

Впереди 8–10 лет стагнации и ничегонеделания

– Наш главный энтузиазм был выяснить, как это бывает «у их», чтобы сравнить с нами. Сценарии у различных стран разные, нынешний российский сценарий в общем не уникален. Наша родина находится в рецессии – регулировка ВВП с помощью военного бюджета и цены на нефть не отражает действительности с точки зрения доходов населения либо промышленного производства. Быстрее всего, рецессия продолжится. У РФ есть большие резервы и вообще все еще достаточно высочайший показатель ВВП на душу населения – Наша родина относится к странам со «средним» объемом добычи нефти и газа на душу населения, нас это выручает даже при сегодняшних ценах. Скорее всего лишь, впереди 8–10 лет таковой же стагнации и ничегонеделания. Предстоящее, по большому счету, зависит от политической воли общества. Но сейчас общество, в основном, просит правительство стать еще посильнее, раздавать больше средств, а запроса на реформы, способные диверсифицировать экономику, нет. Если так станет продолжаться, государство станет вынуждено стать посильнее и раздавать больше средств, национализировать все, что разрешено национализировать, в том числе доходы немногих выгодных хозяйствующих субъектов, прирастить налоги, проводить постоянную и, может быть, нарастающую эмиссию, чтоб поддержать людей, зависящих от бюджета. На этом разрешено прожить еще какое-то определенное время, может быть, даже годов десять.

Венесуэльский, иранский, казахский либо алжирский сценарии

В ловушку колебаний меж правыми и левыми курсами в рамках тоталитарного строя – на фоне снижающегося ВВП и уровня жизни населения – попадали много государств. Аргентина – самый броский пример, ее хватило на 100 лет такого движения вниз. В нашем исследовании говорится, что Наша родина – по объему добычи нефти на душу населения и качеству ее использования снутри страны – попадает в верно очерченную группу, в коей находятся Иран, Венесуэла, Казахстан и Алжир. Это в неком смысле портреты государств, в которые Россия может перевоплотиться в зависимости от того, в какую сторону двинется. Существует, правда, Канада, в коей уровень добычи нефти на душу населения похож на наш, но эффективность намного выше. Но шанс стать Канадой, двинувшись в сторону эффективности, пока не просматривается – ни власть, ни элиты, ни общество такового запроса не сформировывают. Поэтому на повестке денька – венесуэльский, иранский, казахский либо алжирский сценарии.

Черное зло

Мятежи в Венесуэле из-за нехватки пищи

 

Сценарий «Алжир» – неидеологизированная квазивоенная диктатура

Если при исчерпании нынешних запасов власти под давлением левых придется начать инфляционное стимулирование, печатать средства, естественным образом будет нужно регулировать цены и так дальше, то через какое-то определенное время мы можем получить Венесуэлу – закрытые рынки, высочайшая инфляция, популизм, протекционизм, в конечном счете – полная разруха и разрушение. За похожий сценарий выступают русские коммунисты, либерал-демократы, остальные левые и, неожиданно, ряд экономистов (и псевдоэкономистов) и даже одна микропартия, называющая себя рыночной и либеральной. Очень правый поворот – это условный Иран, цикл на изоляционизм, патриотизм, религиозность, весь контроль со стороны формальных и неформальных муниципальных структур над экономикой и политикой, конфронтация с миром. За данный курс активно выступает немалая часть депутатов Думы, так называемое «силовое лобби», православные патриоты. Мы знаем, как живет Иран, желаем мы такого либо не хотим – нам решать. Условный Казахстан – это опора на государственного лидера, способного уравновесить интересы разных групп, попытка балансировать меж интересами двух больших держав (в нашем случае, это ЕС и Китай) с постепенным перевоплощением в страну-сателлит. Вариация «Казахстан», наверное, самая мирная из перспектив, но в отличие от реального Казахстана в РФ достижение консенсуса и «мирное» сжатие до роли малого страны практически невероятны. Фактически, у этого пути нет приверженцев. Наконец, сценарий «Алжир» – неидеологизированная квазивоенная диктатура, значительно более жесткая, чем сегодняшний российский режим, с больше жестким контролем нужно всем и вся, с устранением всех оппозиционных сил, с попыткой воссоздать принципы экономики СССР при сохранении капитализма на нижнем уровне, с планово больше низким уровнем жизни, чем на данный момент. Сегодня мы не лицезреем сил, выступающих за таковой сценарий, но в рассказы было много случаев, когда дряхлеющий рыхловатый авторитарный режим типа нынешнего в России сменялся жестким наполовинувоенным в результате ползучего переворота «в верхах», при этом на 1-ый план выходили люди, бывшие до того в тени. Вот, фактически, все сценарии, за исключением канадского.

У нас – остальные опасности

– Когда возникают нефтедоллары, падает эффективность экономики, расширяется присутствие в ней страны. В России 70 процентов экономики так либо иначе зависит от страны. Это не припоминает венесуэльский сценарий?

– 70 процентов – эта оценка основывается на торговом рынке. Если забирать в целом, особенно если считать косвенное роль государства через субсидии либо госзаказ, думаю, что толика его участия в экономике станет еще больше. Но неувязка Венесуэлы не в этом: у их регулируемые, закрытые рынки и ультрамягкая эмиссионная политика, несбалансированные социальные ПО и тотальная потеря интернационального доверия, потеря инвестиций. Наша родина может удерживаться в относительно солидном состоянии еще довольно долго просто за счет того, что цены не регулируются, рынки открыты и существует возможность проводить жесткую монетарную политику. Пока поддерживается некоторая свобода рынка – и продуктов, и валюты, – и свобода движения капиталов, в Венесуэлу РФ просто не перевоплотиться, экономика не даст. Но у нас – остальные опасности.

Черное зло

Иран. Охраны исламской революции.

 

– Вы гласите о том, что коррупция – системная вещь, что сама модель перераспределения государством сверхдоходов от нефти естественным методом приводит к коррупции, и ничего с этим поделать нельзя. Соответственно, нефтяные доходы впрямую влияют на политическую жизнь.

Аспирин делает иллюзию улучшения, но разрушает организм

– Я вообщем полагаю, что коррупция не является самостоятельной темой для дискуссии. Коррупция – побочный продукт, коий является производной существенно более серьезных явлений в экономике. Это как температура у прикованного к кровати. Поэтому бороться с коррупцией изолированно – это биться с температурой: аспирин временно делает иллюзию улучшения, а параллельно разрушает организм уже больше. Коррупция уходит, когда построены действенные институты и роль страны в экономике снижена до разумного предела. Коррупцию нереально победить, атакуя либо заменяя персоналии. Нет условно добросовестных чиновников или условных воров, существует чиновники, которым дана вероятность воровать, и чиновники, у коих такой возможности нет. И точно нельзя биться с коррупцией наказанием, поэтому что оно всего лишь увеличивает объем воровства: раз опасности больше, значит, и добыча должна быть больше, и вот еще во власть идут всего лишь те, кто морально готов даже отсидеть, только бы добраться до кормушки – это не вчерашние бюрократы, хотевшие и за люд порадеть, и себя не запамятовать: это откровенные негодяи, какие хотят только 1-го – награбить побольше и побыстрее, пока не «взяли». Еще если думать о том, как привлечь в правительство честных, – надо до минимума уменьшить проверки, дать бюрократу максимум свободы в принятии решений, поощрять инициативу, дискуссию, достойно платить – и сразу оставить минимум коррупциогенных функций за государством.

Внутренняя колония

А война с конкретным коррумпированным бюрократом методом посадки – это, по большому счету, война чиновников между собою за доходные кормушки, – с внедрением такой борьбы для увеличения рейтинга власти. Массы в эту борьбу вовлекаются для того, чтоб отвлечь их от реальных заморочек. Конечно, дополнительные средства в системе, монополизированные государством и выведенные из конкурентноспособной экономики, всегда порождают коррупцию. Если бы в РФ был не институт рассредотачивания квазимонополизированной ренты, а обычные институты права и защиты личной собственности, то и коррупции таковой мы бы не лицезрели, да это было бы и непринципиально, на самом деле. Вся наша коррупция во сколько укладывается? Даже если очень преувеличить – ну, 100 миллиардов долларов в год крадется из экономики. Это меньше 10% ВВП – в то определенное время как мы утратили две трети ВВП по сопоставлению с тем, что могло бы быть, если бы экономика была действенной, – на сокращении толики малого и среднего бизнеса, на отсутствии зарубежных инвесторов, на деиндустриализации, на выведении из продуктивной экономики значимой доли трудовых ресурсов. При этом экономика страны в целом вообщем не замечает коррупции, если приобретенные коррупционным путем средства вкладываются обратно в страну. Какая разница, кто их вложил. Неувязка России в том, что мы живем в модели внутренней колонии, и вообще все коррумпированные чиновники здесь же выводят средства за границу. Поэтому что сама ОС такова, что они боятся и не считают прибыльным держать деньги в РФ.

Хорошее в митингах – общество не преобразуется окончательно в советское

– Для участников последних протестов против коррупции по всей РФ ваши слова смогут прозвучать несколько грустно.

– Я не хочу обижать людей, имеющих мужество выходить на улицу и попадать в полицию. Это отлично, что в России уже сохранились неравнодушные люди, готовые заявлять о собственном недовольстве. Но люди должны осознавать, что делают, когда сражаются со следствием, а не предпосылкой: они невольно работают на чьи-то интересы, даже не понимая, на чьи. Нужно бороться с причиной, хотя она, понятно, не так красива и эффектна, чтоб с ней бороться. Протесты, они фактически не против произвола милиции, которая сажала демонстрантов, не против произвола чиновников, какие митинги запрещали, не против отсутствия защиты прав принадлежности, не против обнищания людей, не против войны в Украине. Весьма точечно выбрано то, что никак не оказывает влияние на систему и вообщем не меняет жизнь. Ну поменяют определенного человека, против которого выступали манифестанты, на другого такового же – судя по всему, около Кремля существует пара жаждущих кандидатов, которым это прибыльно. Не вижу я в этом позитива, честно говоря. Единственное не плохое, что в этих митингах существует, – что общество продолжает держать в голове о существовании такой формы взаимодействия с властью, как общественные протесты, что общество не преобразуется окончательно в советское, в котором даже малая группа людей, вышедших на Красноватую площадь в 1968 году защищать Чехословакию, была встречена негодованием людей вокруг, кричавших, что они продались и так дальше. Чтобы наше общество не забывало о том, что протестовать разрешено, что люди смогут иметь свое мировоззрение, – для этого митинги важны и пусть они длятся.

Черное зло

Задержания участников протестов в Москве 26 марта 2017 года

 

Традиционная латиноамериканская форма

– Но это разрешено воспринимать как воздействие экономики на политику. Неудовлетворительная ситуация в экономике приводит к коррупции, а та приводит к протестам.

– Не совершенно. Не низкий ВВП приводит к коррупции, а высочайшая роль государства в экономике. И протесты против коррупции, и даже смена власти под этими девизами не помогают экономике. В различных странах от Северной Африки до Латинской Америки это неизменный цикл. Люди возмущаются коррупцией тоталитарного либо авторитарного лидера, фаворит оппозиции на данной волне приходит к власти, а коррупция так же продолжает процветать. Остальные фамилии появляются во власти, а экономика продолжает мучиться. Следующий лидер оппозиции винит в коррупции предыдущего, приходит к власти, и так дальше. Это классическая латиноамериканская форма. Мы повторяем конкретно ее сейчас, мы уходим в данный канал борьбы персоналий меж собой с использованием коррупции как более яркого феномена и совершенно без идеи побеседовать о системных проблемах.

Власть нестабильна, непоследовательна, не осознает, чего хочет, боится

– Предстоит понижение нефтяных доходов. Само по для себя это может привести к улучшению структуры экономики, является универсальным средством от заболевания?

– Это является шансом, а не средством. Некие страны в этой ситуации врубаются в диверсификацию и оказываются в состоянии перестроить экономику, а некие нет. В Венесуэле, к примеру, произошел «левый» поворот, и чем меньше доходы от нефти, тем ужаснее становится. В Нигерии что-то изменяется при падении цен на нефть? Нет, несложно страна стала жить значительно беднее. В Анголе, и наоборот, ужесточается ситуация в связи с падением цен на нефть. Если у вас существует институты и ресурсы, чтоб осмыслить падение цен и что-то поменять, процесс будет происходить. Где такие университеты есть? Объединенные Арабские Эмираты, Саудовская Аравия, Норвегия, Индонезия, Мексика, то существует страны, в которых власть лишена необходимости кидать все свои силы и ресурсы на самозащиту, быть основным популистом и жандармом сразу. Неважно, старая это демократия, где заблаговременно понятны правила игрушки, или эмираты, где люди понимают, что у них власть сохранится в любом случае, либо олигархия, как в Индонезии, где, по-моему, 19 семей держут под контролем все. Но эта некая, как ни забавно звучит, стабильность, разрешает проводить какие-то реформы. В РФ на фоне дискуссий про стабильность элита невротически боится утратить власть, сама власть нестабильна, непоследовательна, не осознает, чего хочет, боится кучек демонстрантов на улицах, боится довольно беззубых лидеров оппозиции, боится Запада, конфликтует с миром в надежде сделать себе позитивный стиль внутри страны и так дальше. То есть основная задачка власти в России – не улучшение государства и экономики, а сохранение самой себя всякий ценой. Реформы же – всегда риск для власти. Потому, если доходы от нефти свалятся, у нас будет, быстрее, венесуэльский поворот, чем попытка положительных реформ.

Черное зло

Купюра 10 тыщ тенге с портретом президента Казахстана Нурсултана Назарбаева на фоне построенных в его правление небоскребов

 

Могли бы пропархать до Венесуэлы не останавливаясь

– То существует общепринятое соображение, что при падении доходов от нефти случится революция и власть обязана будет уйти, – неправильная концепция?

– Неверная в квадрате. Во-первых, ничего этого не случится. Вы поглядите на уровень протестов сейчас – микроскопические объемы. В совершенно спокойных государствах, где никто даже не гласит о смене власти, левел протестной активности на порядок выше. В РФ динамика протестной активности нисходящая, а не восходящая, на данный момент в протестах участвовало значительно меньше людей, чем в 2012 году. Во-вторых, не протестная активность сама по для себя меняет власть. Она должна быть или тотальной, когда в нее вовлечено больше 10–15% населения, или должна совпадать с суровыми провоцирующими факторами, к примеру, с большой войной. Больше того, протестная активность вызывает реакцию, власть уже больше пугается, окукливается и перестает вообщем делать что-или кроме репрессий. До 2012 года у нас хоть какие-то шансы на модернизацию и реформы были, а в 2012 году власть в ответ на протесты несложно резко свернула вспять. Слава богу, они не так испугались, чтобы скатиться совершенно в истерику, но риск таковой был, пытались вылезти на авансцену «экономисты» типа Глазьева и политики типа Рогозина. Если бы власть не тормознула на стиле осовремененного Николая Первого, то мы могли бы пропархать до Венесуэлы несложно не останавливаясь. В этом смысле у протестной активности, в особенности у ограниченной протестной активности, – весьма двойственная роль. Так как власть явно посильнее, но при этом пугается, то чем больше развивается протестное движение, тем больше консервативной власть может становиться.

Резать далее инвестиции, науку, образование, медицину

– Вы как-то гласили о пороге – уровень ВВП на душу население ниже 6 тыщ долларов приводит к смене политических режимов.

– Приводит к росту вероятности политических перемен, несложно потому, что протест становится вправду массовым. В таких странах в протестах участвуют больше 10% населения. Но в РФ уровень ВВП на душу населения – 9 тыщ долларов, и потерять третья часть будет сложно и длительно. Мы сейчас теряем до 2% ВВП в год. Так что 8–10 годов точно есть в этом смысле, а может быть, и 15. За исключением того, важен не сам ВВП – мы его используем поэтому, что он больше или менее пропорционален доходам домохозяйств. В РФ, я думаю, будут использовать самые разные меры для того, чтоб сдерживать падение доходов домохозяйств, какую-то ограниченную эмиссию будут делать в их пользу, будут перемещать налоговое тяжкое бремя с домохозяйств на бизнесменов и ренту, будут пробовать каким-то образом раздавать блага, больше людей поддерживать за счет бюджета, резать далее инвестиции, науку, образование, военный бюджет и медицину. Потому 6 тысяч долларов – отдаленная перспектива. За исключением того, 6 тыщ долларов подушевого ВВП – средний левел начала протестов, но мы знаем страны, какие живут и с 4, и с 3 тыщами без протестной активности, несложно у них так устроен социум, так устроена власть.

Власти реформы нерентабельны и неинтересны

– Вы всегда даете такие понятные с точки зрения здравого смысла советы, как надо реформировать экономику: открытость, права принадлежности и т.д. – нормальная картина работающей экономики. Но на фоне происходящего в РФ это оказывается призывами за вообще все хорошее против всего лишь плохого. Нет никаких причин, которые толкали бы власти в эту сторону. Нет протестов, какие вынудили бы ее оказаться на точной развилке: направо Серверная Корея либо Венесуэла, а налево – хотя бы половинчатое движение в сторону реформ. Выходит, власти выгодно несложно потихоньку сдерживать падение, и она может так десятилетиями, а то и веками продолжать.

– Насчет веками не знаю, насчет десятилетий тоже вряд ли – но 10–15 годов с учетом «венесуэльской фазы» существует. У власти, наоборот, существует отрицательная мотивация, ей реформы нерентабельны и неинтересны, потому что они опасности увеличивают, а горизонт планирования не весьма длинный, и выгоды от реформ в него смогут не попасть. Потому мы и написали работу – чтоб люди не забывали, что существует другие способы существования, существует другие модели. И в какой-то момент эти модели будут нужны. Даже в Аргентине – 100 лет это тянулось, но к 2016 году вообще все-таки она начала развиваться нормально. В РФ, я думаю, будет резвее, потому что и мир весьма быстро меняется, и состояние наше намного ужаснее, чем у Аргентины 100 лет назад. Тогда необходимы будут и те, кто помнят про митинги, и те, кто помнят про то, как развивается экономика.

Черное зло

Дым над газовым месторождением в Алжире в 2013 году после нападения боевиков

 

Когда распределять станет нечего, страна остается тем, кто умеет создавать

– Это внезапно. Вы описываете, как вообще все безнадежно, что логика системы обратная, и вдруг вы гласите, что осталось 10–15 годов. Почему вы даете таковой прогноз?

– Я думаю, что в течение 10 годов поменяется парадигма. Жить так, как на данный момент, больше не получится. Обменяется, скорее всего, на сценарий квазивенесуэльский, благо у нас существует кому его разрабатывать. Может сложиться альянс тех, кто любит биться с коррупцией, с теми, кто любит печатать средства. Классическая Венесуэла с высочайшей инфляцией, с масштабной борьбой с коррупцией, с закрытыми рынками и иным, на этом разрешено протянуть еще десяток годов, условно, а потом, естественно, можно военную диктатуру организовать, уже протянуть 5–7–10 лет. Но мы вообще все равно придем к тому, что нефти еще нет, страна отстала от всего лишь мира и надо что-то делать. Величавый израильский политик Абба Эвен когда-то произнес: «Страны, как и люди, приходят к разумным решениям тогда, когда вообще все остальные методы исчерпаны». Когда людям, какие, условно говоря, привыкли распределять национальные богатства, распределять станет нечего, страна остается тем, кто умеет что-то создавать. Так происходило во многих странах, в том числе, совершенно недавно, в Аргентине. Тогда будут нужны те, кто знает, кто осознает, как это делать. И 10–15, и 30 годов – условность, срок может сжаться и до 10, и до 12 годов.

Делить практически станет нечего

– Но в близкие годы хороших перспектив вы не видите, страна должна пройти буквально через еще более тяжкий кризис?

– Я думаю, что, к огорчению, да. Причем существует вероятность, что данный кризис будет сопровождаться тем, что было при падении Русского Союза: региональным разделением, как минимум конфедерализацией, а может быть, и распадом по эталону СССР. Но это весьма сложно предсказывать. Сценарий, о котором разрешено говорить как о возможном, описывается только в общих чертах: сначала «левый» поворот, позже «ультраправый». Потом, еще на остатках того, что получится, станет попытка, как в 1990–91 году, что-то выстроить. Единственное, что отлично в этом смысле: в 1990–91 году вообще все-таки было довольно большое накопленное роскошь и активы, которые вообще все бросились делить. Потому режим все равно имел дистрибутивную форму. Здесь уже делить фактически будет нечего, в особенности на фоне прогресса остального мира. Может быть, это позволит создавать что-то больше креативное.

Исторически обосновано

– Насколько важным фактором является нефть? Разрешено ли сказать, что предпосылкой всему нефтедоходы – и сегодняшний режим приобрел собственные черты из-за их, и предстоящий кризис тоже из-за их?

– Любое абсолютное заявление спекулятивно, поэтому что факторов много. В русской экономике фактор нефти появился в 50-е годы, может быть, чуток позже. Уже тогда некие программы строились на том, что страна становится нефтезависимой. Наверняка, было много триггерных точек, где разрешено было что-то поменять, куда-то повернуть, что-то сделать по-другому. Было много случайностей на этом пути. Приди остальные люди к власти в какой-то момент, может быть, что-то было бы по-другому. Но в целом Наша родина в последние 70 годов жила рамками дистрибутивной экономики – даже в 90-е годы, когда нефть была весьма дешева. Только в 90-е годы разделяли наследство СССР, использовали его как ресурс. Наша родина вписывается в схему государств переходного политического режима, переживших нефтяную зависимость. Недаром мы в группе государств рядом с Венесуэлой, Ираном, Казахстаном, Алжиром. И идеи, какие высказываются внутри РФ, – такого казахстано-венесуэло-алжирско-иранского типа. Вообще все это говорит о том, что почти все исторически обусловлено.

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показан

x

Популярные новости

Россия простила Гвинее-Бисау долг, размер которого составлял свыше $26 млн

Россия простила Гвинее-Бисау большую часть долга – 26,1 миллион долларов. Об этом ...