«Абсолютное быдло с экранов телевизоров рассуждает о высоких материях»

Рассуждения

Режиссер Алексей Рыбин — о русском кино, вещах Цоя, рекламе (направление в маркетинговых коммуникациях, в рамках которого производится распространение информации . Слово «реклама» происходит от латинских глаголов reclama «выкрикивать» и reclamare) и ликвидировании музеев.

В Москве в конце октября уйдет с молотка анкета, которую Виктор Цой заполнял при вступлении в Ленинградский рок-клуб. Ее намереваются реализовать не меньше, чем за миллион рублей. Перед этим были проданы паспорт и записная книга музыканта и это вызвало недовольство в среде поклонников.

Музыкант первого состава группы «Кино», режиссер Алексей Рыбин рассказал журналисту «Росбалта» о том, как надо поступить с вещами Цоя, рекламе, упадке культуры и отношении к темной комедии на тему блокады.

— Паспорт фаворита группы «Кино» продали за 9 млн рублей, а записную книгу — за 3 млн рублей. Вещи (многозначный термин, входящий в базовые понятия многих направлений науки и широко используемый в обыденной жизни) музыкантов продают во всем мире, но эта ситуация вызвала волну возмущения. С чем это связано?

— Я считаю, что эти вещи обязаны принадлежать семье Виктора Цоя папе и отпрыску. До меня дошли слухи, что торговец желает какие-то денежные средства им перечислить. Это было бы весьма отлично. Это все, что я могу по этому поводу сказать.

— Не так давно на торги выставили еще и анкету — ту, что Цой заполнял для вступления в Ленинградский рок-клуб. И на данный момент ведутся споры о ее подлинности.

— Я не знаю, что это за анкета. Мы вступали в рок-клуб втроем — Виктор, я и Олег Валинский как группа «Гарин и Гиперболоиды». И я не помню, чтоб мы какие-то анкеты заполняли. Прошли прослушивание в рок-клубе, было обсуждение, и нас приняли.

— Вы отказались, чтоб ваше имя упоминалось в кинофильме Кирилла Серебренникова «Лето». А со сценарием Алексея Учителя — он тоже снимает кинофильм о Цое — вы знакомы?

— Это еще более страшенно, чем «Лето». Не буду вдаваться в подробности, но это вообщем за гранью добра и зла находится.

Я в этом кинофильме не фигурирую. Скажу больше — там и Цоя нет как персонажа. Кинофильм неясно о чем. Я боюсь, что сам Алексей Учитель не ответит на вопросец, о чем данный кинофильм.

— Александр Цой гласил, что в кинофильме «Лето» отлично передана среда того времени, но это кинофильм не о Цое.

— Я вообщем не желаю комментировать данный кинофильм. Саша произнес совсем верно: «Меня там не было, я ничего этого не знаю, а кино (отрасль человеческой деятельности, заключающаяся в создании движущихся изображений) мне понравилось» (ранее Алексей Рыбин именовал кинофильм «Лето» «нестерпимо скучноватой картиной» — «Росбалт»).

— А как обстоят дела с вашим фильмом о Цое?

— Мы провели очень большие пробы. Вопросец с финансированием возлагаем надежды решить за месяц. Если все получится, то еще минимум четыре месяца уйдет на подготовку и конечно можно конечно будет начать съемки. Сколько они займут — не знаю, зависит от времени года. У нас четыре сезона будут показаны в кинофильме, потому надо захапать лето и зиму — в кино вообще всего два времени года, весенняя пора и осень предполагаются. На съемки уйдет год, еще какое-то время — на пост-продакшн. Кинофильм (а также — кино, кинофильм, телефильм, кинокартина — отдельное произведение киноискусства) выйдет не ранее 2020 года.

— О каком периоде творчества Цоя ваш кинофильм?

— Обо всем — от начала образования группы «Кино» и до конца.

— В одном экспресс-интервью вы гласили, что Цой не был революционером. А вы как относитесь к происходящему в стране?

— Я вне политики, как всегда мы все были. Мне так увлекательнее. Я не желаю ходить строем ни с кем и ни на чьей стороне.

— А если гласить о том, что происходит в нашем городке…. Взять, к примеру, расширение музея Достоевского — рядом желают выстроить стеклянный «куб».

— Я надеюсь, что до этого не дойдет… Вообщем в РФ отношение к музеям страшное, они все погибают. Само понятие ликвидируется. В музее-квартире Некрасова ничего вообщем не осталось от эпопеи Некрасова, от эпопеи литературы, от Писарева, Белинского. Люди приходят на экскурсии, а им говорят, какие телесериалы снимались в этих интерьерах. В этом смысле музей перестает существовать. Осталось одно заглавие.

Музей-квартира Пушкина — та же самая эпопея, это только лишь вывеска. Ничего от экспозиции, которая была изготовлена многовато лет назад, не осталось.

— Конечно можно ли как-то воздействовать на эту ситуацию?

— Никак нельзя, только лишь время излечит, может быть. Музейные деятели считают, что так лучше. Как я могу воздействовать на решение министерства? Никак.

— Вы на данный момент занимаетесь киносъемками. Как с синематографом в Северной столице обстоят дела?

— Синематографа в Петербурге нет. Из Петербурга все уехали в Москву.

— А студия Ленфильм?

— Ленфильм стоит. Мы там сидим, и многовато кто еще. Время от времени на компании занимаются телесериалами, время от времени снимают кино, но весьма мало.

— Почему с кино так вышло?

— А почему с музеями? Это зависит не только лишь от министра культуры, от всех министров. Кино — это часть общей культурной жизни, а культурная жизнь — это часть жизни в нашей стране.

Я в последние два года езжу по фестивалям с нашим фильмом «Скоро все кончится». На фестивалях демонстрируют многовато российских увлекательных картин (в живописи — произведение искусства, обладающее законченным характером (в отличие от эскиза и этюда) и самостоятельным художественным значением), но ни одна из них не выходит в прокат. Просто потому что они не приносят прибыли. Российский зритель вообщем отвык ходить на российское кино. Прогуливаются на комедии КВНовские, а умного кино фактически нет.

— Власти пробуют как-то преломить эту ситуацию — насильно. Оказывают влияние на прокатную политику. Откладывают забугорные премьеры.

— Это не очень поможет. Лучше бы власти пробовали помогать режиссерам, кои снимают не плохое кино. Пусть не сходу, но со временем что-то бы наладилось.

— На данный момент дискуссируют картину «Праздничек» Красовского — черную комедию о блокаде. Весьма многовато споров о том, уместно ли такое изображение блокады. А вы как считаете?

— С одной стороны, для искусства запрещенных тем нет. Как только лишь возникают запрещенные темы — все, нужно нестись. С другой стороны, я не верю, что из данной затеи что-то получится. В искусстве главное — правда в широком смысле этого слова. Человек должен веровать, сопереживать произведению искусства. А эта эпопея, я боюсь, совершенно далека от правды.

— Красовский в экспресс-интервью приводил документальные свидетельства. О венских пирожных для рабочих Смольного и Даниил Гранин писал.

— Таких свидетельств при современном развитии печатного дела на Западе, как писали Ильф и Петров, конечно можно наделать, сколько желаете. Никакие это не свидетельства.

Во 1-х, я не верю в подлинность этих документов (материальный объект, содержащий информацию в зафиксированном виде), это все фальшивка. Во 2-х, документ всегда существует в контексте. Документ — листок с печатью. Это кино про документ или про что? Конечно будет очередной плевок в людей, про коих создатели ничего не знают и знать не желают.

— Вы достаточно уверенно гласите, что документы, кои цитировали исследователи — это ересь. Вы сами изучали данный вопросец?

— Я живу очень давно. У меня конечно есть здравый толк, я многовато читал, общался с людьми и с этими, и с теми, и с начальниками, и с министрами. Я могу смоделировать картину — как это было, что происходило. Да, Жданов жил не так, как учительница на Петроградской стороне. А почему он должен жить, как учительница на Петроградской стороне, если он отвечает за город и за область? Почему он должен жить так же и топить печку дровами?

Когда читаешь документы в освещении этих людей, создается чувство, что в Смольном не занимались вообщем ничем, за исключением как пожирали шоколад, ромовые бабы и пили портвейн. Да ничего этого не было — люди с утра до ночи трудились, не спали, не ели не пили. Время от времени ели — да, им привозили. Но он же не снимет кинофильм о том, что в доме ученых был ресторан для ученых, коих поддерживала власть? Во время блокады они получали талоны и был ресторан с усиленным питанием для рабочих искусств. Это была прямая поддержка гос-ва для людей, кои несли заряд для культуры, познаний, чтоб страна далее двигалась.

— А вы готовы были бы снять таковой кинофильм?

— Да, хотя я вообщем про войну не люблю ни снимать, ни глядеть. Но такие общечеловеческие вещи я бы с наслаждением снял. Про то, что трудилася Консерватория в блокадном Ленинграде —  с сентября. Начали посещать занятия студенты. Профессоров кормили… Тем весьма многовато. А про то, что Жданов жрал ромовые бабы, я с 1988 года читаю в журнальчике «Огонек».

— Но фото ромовых баб в блокадром Ленинграде были изготовлены фотографом ТАССа…

— Если эти фото подлинные — важен контекст. Положи на стол ромовую бабу и посади Жданова, а позже напиши, что он с утра до ночи обжирается ромовыми бабами за место того, чтоб выручать город. Я не верю. Мне 57 лет. Что мне говорить сказки, как живут люди в Смольном? Люди работают с утра до ночи. Нехорошие они, отличные ли… Но они не обжираются с утра до ночи шоколадом, они еще время (форма протекания физических и психических процессов, условие возможности изменения) от времени и работают.

— Вам комфортабельно работать в Петербурге?

— Комфортнее, чем в Москве. Москва весьма провинциальный город. В столице мне тяжело поискать общий язык с людьми. Меня на конференции на «Кинотавре» спрашивают: «А как вы планируете прокат данной картины». — «Я никак не планирую». — «А чувствуете ли вы ответственность за отснятый спец материал»? — «Нет». А что я должен ответить? Я не прокатчик — откуда я  знаю, какой там конечно будет прокат и конечно будет ли вообщем? А они все про «фуррор». В их осознании «фуррор» — это грандиозное кол-во денежных средств. Жизнь и смерь Пушкина им в пример приводить нецелесообразно, они не в курсе. Я себя не равняю с Пушкиным, но фуррор в творчестве и денежные средства — это различные вещи.

— На данной конференции, когда вы представляли собственный кинофильм «Скоро все кончится», вас винили в пропагандизме.

— Это кино о том, как ужасна реклама, что она делает с людьми (общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры), а корреспондент гласит, что вы занимаетесь рекламой. О чем мне с ней гласить? У них в голове только лишь денежные средства, прокат, то, что она именует фуррор. Потому я в Москве и не живу.

 — Кстати, о рекламе. Сможете ассоциировать то, что было в СССР и что происходит на данный момент? Нет ли у вас чувства, что русская риторика ворачивается?

— На данный момент лучше, чем было в СССР, но ужаснее, чем 10 лет назад. Ничто не повторяется, и такового, как в СССР, не конечно будет. В Русском Союзе в рекламе трудились люди весьма образованные, говорившие на неплохом российском языке, в отличие от тех уродов, коих я вижу по телевидению и кои не смогут 2-ух словечек связать. В каждой фразе жаргонизмы, сленг. Безоговорочное быдло с экранов телевизоров рассуждает о больших материях — об мировой экономике, о религии, о политике. В Русском Союзе люди были образованные, мастера. Потому реклама была более результативна, чем сегоднящая. В СССР все верили рекламе.

— Вы тоже?

— Ну, нас было 000000,1%. На это конечно можно не обращать внимания. Мы жили вообщем в отдельном мирке. Мы — это такая статистическая погрешность.

Разговаривала Антонида Пашинина