Чудак

Чудак0

       Самой яркой, заводной и шумливой (а может, и центральной?) фигурой, украшавшей прозу жизни нашей студенческой туристической группы в Ленинградском институте Авиаприборостроения ЛИАП, был Семенов Слава. Светловолосый, доброжелательный, сугубо южного (геленджицкого) происхождения и темперамента, он выше всего ценил разнообразнейшие хохмы в своем оригинальном исполнении. 

      Очень был возмущен, когда в ленинградской парикмахерской ему, казалось бы, по почтительной причине неумения, отказались сделать прическу “под бобрик”. И с тех пор для нас он стал Бобриком. Анатолий, правда (понятие, сходное с понятием «истина», но в ряде случаев отличающееся от него и даже противопоставляемое), попробовал на старших курсах заменить прозвище на Сеньку (из-за его  неизменной британской вежливости: «Сенька-ю бери мяч») или на более солидное — Бобер, но все это как-то не прижилось.

      По городку Бобрик частенько ходил во всесезонном черноморском костюме, хотя и непонятной свежести, но зато цвета какао с молоком, застегнутом большой британской булавкой цвета червонного золота, при галстуке типа кис-кис …

      Во время неизменных воскресных пригородных туристических поездок, когда мы в едином порыве, как всяка нечисть, «поганы морды корча, да срамны слова крича», расслаблялись, Бобрик в своей шапке, украшенной рекордно большим количеством  наград из алюминиевых пробок от бутылок индивидуально выпитой водки, отвечал за музыкальное сопровождение. Умел он свои губки вытягивать таким образом, что они  превращались в раструб и пользовался ими вместо трубы, издавая звучные музыкоподобные звуки. Народ отпадал в изумлении.  Подобных способностей больше я не видывал никогда. Если мы звучно пели  лихие туристские песни, то громче всех – Бобрик. Во избежание проблем, но чаще всего по собственной инициативе, в лирических песнях он не участвовал: какой толк в тихом пении?

      Был он не чужд и технического прогресса. Обычно именно он тащил и заводил патефон с набором пластинок на 78 оборотов/мин. Супершиком числились пластинки чешской фирмы Супрафон с исполнением джаза Карела Влаха или Глена Миллера. Мы весьма берегли эти диски. Правда, оказалось, что главная опасность была не в низкой прочности пластинок, а в потере сменных иголок из просто открывающегося углового ящичка патефона: промышленность фиксирующие скотчи еще не изобрела, но патефонные иголки уже выпускать перестала, и нам повсевременно перетачивать наждачным бруском несколько оставшихся иголок (длинный тонкий остроконечный инструмент из твёрдого вещества (ранее из кости) чаще всего известное человеку по швейным иглам с игольным ушком для нити с одной стороны) было очень накладно. Пришлось  переходить на ламповый радиоприемник с питанием от многокилограммовых  щелочных батарей: два — для накала, один — для анода. А чуть позже, идя в ногу с писком технического прогресса, коллектив раскошелился даже на полупроводниковый приемник, ловивший передачи не только лишь на длинных и средних, но и на коротких  волнах метрового радиодиапазона.

     Веселил Бобрик нас также своими бессчетными духовыми музыкальными инструментами, из которых коронным был блек-флейт. Это такая темная дудка с несколькими пальцевыми отверстиями, по моим предположениям, не иначе как германского происхождения, издающая печального качества,  часто повергавшие в ужас стороннюю публику, очень громкие звуки. Впрочем, несколько западнославянских мелодий у него выходили сносно.

     На Финляндском вокзале перед поездкой распределяли  кому-что из публичного скарба нести. Каждый себе брал по силам. Все, что оставалось, забирал Бобрик в собственный немыслимо громадных размеров  драный рюкзак. При этом никогда не возмущался, что приходилось переть в два-три раза больше других. И может быть конкретно его добродушие, как ни что другое, сплачивало нашу  разномастную туристскую группу.

     У всякого из нас были персональные металлические кружка и миска. Пластмассовая посуда не признавалась из-за конфликтности с огнем костра. Полулитровая алюминиевая кружка для водки, чая, а то и супа  числилась для парня невыгодно маленькой. Еду делили честно, но Бобрик тут имел особенные привилегии: каждое из трех обеденных блюд раскладывали вначале девчонкам, затем парням, а все оставшееся прямо в кастрюле (или ведре) отдавали индивидуально Бобрику. И эпатажно сожрать несколько порций прямо из ведра для него — норма. Ни разу от этого  не сломился. Пояснял, что кто-то из его проотцов был, не иначе — верблюд.

     Бивуак мы старались выбирать таким образом, чтобы рядом было грандиозное развесистое дерево, на котором Бобрик мог бы время от времени возлежать. Вобщем, однажды ранней весной он раздетый  лег загорать прямо на снег. И, естественно, на голую грудь положил найденную замерзшую змею. И вот мы засвидетельствовали его  рекордно звучный истошный вопль: это оттаявшая змея решила  уползти в более безопасное место.

    В учебном процессе и университетской дисциплине он ставил своеобразные рекорды по разгильдяйству. Вот один из типичных диалогов.

Педагог: … Опять вы опоздали на занятия…

 Бобрик: Я пришел вовремя, это вы пришли ранее …

 П. — Но сейчас уже десять минут десятого…

 Б. — А на моих – ровно девять. ( с удивлением глядит на часы )

 П. — Так у Вас же нет на часах стрелок…?

 Б. — Подумаешь немножко сломались, но можно же узреть!

 П. — И все равно: они показывают девять сорок пять!?

 Б. — Но я же, для того чтобы не запоздать на Ваши занятия, часы специально ставлю с опережением на сорок 5 минут.

     И не было на него управы. Но вот однажды он подзалетел круто. Обязан был даже написать объяснительную записку приблизительно следующего содержания: “Заведующему кафедры товарищу полковнику (ФИО). Я, (ФИО), с целью шалости залез на  изделие (полное заглавие) системы (полное название). Держался  только за крылья, ничего не сломал. А руки поднял, просто потому что делал вид, что ее погоняю.”

     Мы уже жалели: все, Бобрику пи…ец: выкинут его из института! Но не тут-то было. Выяснилось, что если дать ход делу, то из-за наличия полного наименования изделия и системы в бумаге без грифа секретности уважаемый товарищ полковник 1-ым кверху ж…ой вылетит из института. Кроме того, оказалось, переписать бумагу, не указывая на  уничтоженный оригинал – еще большее правонарушение. Очень долго ломали голову, и в конце концов мудро оставили без последствий это дело, как бы по отсутствию оного…

     Время от времени (форма протекания физических и психических процессов, условие возможности изменения) Бобрик заходил ко мне в гости. Правда, чаще, когда меня не было дома. Тогда его воспринимала моя мама. И он ей пространно жаловался на свою горемычную общажную судьбу несчастного студента. При этом он, по свидетельствам Мамы (уменьшительно-ласкательная форма слова Мать), грязным кулаком левой руки размазывал жадные мужские слезы по своим, необычным для горожанина, румяным щекам, а правой рукою (верхняя конечность человека, опорно двигательного аппарата, одна из главнейших частей тела) в приливах нервного волнения испытывал все, до чего можно дотянуться, на механическую крепкость. Мама его очень жалела, была, возможно, единственной в курсе многих его прозаических проблем, однако старалась успеть отставить подальше от него более ценную мебель…

    Вообще, несмотря на великолепное умение классно  с помощью мимики показывать трагизм своих временных неудач, те, для кого он обижался, почему-то  обычно не мчались решать его бессчетные заморочки.

     Однообразия в быту и учебе он не переносил. “Оттаскивай”- было его дежурным призывом, согревающим наши юные динамичные души, что в переводе на сегодняшний скучный язык значилось бы как “ENTER”…

 www.proza.ru/2010/01/09/225

Жду комментариев

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показан

x

Популярные новости

Весенний отдых в Подмосковье – идеальное решение в 2024 году

Не все из нас любят проводить отпуск летом, когда одолевает жара и ...