В чем сила Путина

К началу 2019-го позиции главы РФ смотрятся очевидно слабее, чем годом ранее. Вопросец, дрогнул фундамент его власти или нет.

Начнем с неопровержимого. Популярность вождя в прошедшем году шла вниз резвее, чем когда-либо за неполное двадцатилетие его правления. Чтобы увидеть это, не необходимы даже рейтинги, публикуемые опросными службами. Из раздумий обычных людей на кухнях, да и на улицах, следует то же самое.

Брюзжат гос чиновники низкого и среднего уровня, если рядом нет коллег. Вырастает недовольство молодежи, и еще больше — людей средних лет. Неодобрительно шепчутся люди безбедные (если веровать полностью правдоподобным сообщениям ФОМа о настроениях верхней доходной группы, составляющей 15% россиян).

Раздражение и угнетение носятся в среде. Откликаясь на это, общество наших политических специалистов понемногу погружается в запрещенные ранее темы. Почаще вообще всего звучат выражения «транзит власти» (т.е. подмена Путина кем-то иным) и «раскол элит» (т.е. разделение начальства на противоборствующие коллективы, абсолютно каждый из коих будет двигать собственного вождя (глава племени или вождества в общинных обществах, а также глава в некоторых жёстко централизованных недемократических (тоталитарных или авторитарных) государствах и партиях) или уже начал это делать).

Предоставим ученым творчески прикладывать разные политические теории к нашей реальности и набрасывать широкими мазками различные картины грядущего. А свою задачку сформулируем проще.

В распоряжении нашего режима конечно есть люд, конечно есть политические и силовые опоры, на коих он стоит, конечно есть привилегированные группы, кои проталкивают собственные интересы, и конечно есть, в конце концов, стиль общения с ними со всеми. Вот это, совместно взятое, и составляет нашу систему. Попробуем ответить на простой вопросец: появились ли в ней звенья, взявшие цикл на «транзит власти», раз уж эти слова так всем полюбилось?

Начнем с высокого стиля (Стиль (писало, стило, стилос, стилус — лат. stilus, stylus от др.-греч) общения. Думаю, прежнее его притягательность потеряно безвозвратно. Ни одно из выступлений Владимира Путина в 2018-м, включая заранее программные, не стало публичным событием. «Пенсионная» речь в конце (Конец — завершённость.Конец — предел, граница, край какого-либо объекта или события, а также его часть, примыкающая к этому пределу.Конец (район) — устаревшая единица территориального деления) августа, призванная переломить народные настроения, прошла практически незамеченной. Долгое собеседование с освеженным составом президентского Совета по правам человека вызвало в наилучшем случае недоумение. Что было сказано единороссам на следующем их съезде, никто не запомнил. Каждогодная конференция, проведенная неделю назад, уже позабыта.

Заявления вождя воспринимаются как двусмысленные, несамокритичные, обращенные не в будущее, а в прошедшее, и сверх всякой квоты загруженные опасностями ближним и далеким странам. Все это не в резонансе с эмоциями людей, вялых от затягивания поясов, несуразной рекламы и упрямо раздуваемых страхов перед ядерной войной.

Что же до начальников более умеренного уровня, то единственным вероятным для них методом привлечь к себе народное внимание стали дебоши — вокруг проигранных или подтасованных выборов, а еще почаще из-за клоунских общественных выходок еще одного номенклатурщика. Мало кому прежде популярная свердловская чиновница Глацких на полтора месяца смогла стать суперзвездой, чья вздорная трепотня, бизнес родни, пребывание на отдыхе в теплых краях, прикрытие в виде самоотверженного заступничества областного губернатора и, в конце концов, неохотная отставка поочередно становились новостями государственного масштаба.

Можем потому отметить, что в 2018-м общественный стиль руководящего класса во всех его звеньях, вплоть до первого лица, ни в одной из собственных новейших вариантов не был для народа применим. Это стало одной из основных обстоятельств общего падения авторитета власти. Притом принятого начальственным сословием частично флегмантично, а частично с таким показным молодечеством. Бессчетные должностные лица пользовались хоть какими методами рассказать массам, что совсем и не отыскивают их почтения, не собираются приспосабливать собственный порочный быт к их ожиданиям и вообщем презирают простонародье. 2018-й стал годом сброшенных драпировок.

Рядовые люди (общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры) ответили на это неприятием руководящего класса. Но оно было пассивным и прорывалось наружу лишь в маленьких уличных промоакциях, а также в нескольких выборных провалах казенных претиндентов. Широкой протестной волны, которую верхи с таким ужасом ожидали в ответ на реформу пенсий, не случилось. Необычный всплеск взаимного неуважения властителей и подчиненных к прямой стычке, вопреки обширно очень распространенным догадкам, не привел.

Причина — в резком усилении репрессивности системы. Махнув рукою на уговоры, распорядок сейчас наказывает всех, кто подвернулся. В 2018-м стали наказуемы даже безобидные и полностью сист по недавнешним меркам спецакции протеста. Согласованные митинги в один момент воспрещаются, а их члены попадают в автозаки. Что уж гласить о несогласованных. То, что правила поменялись, видно по бессчетным показательным делам, из коих эпопея Льва Пономарева — только лишь самая популярная.

Особенное внимание уделялось тому, чтобы пресечь выходы на улицы навальнистов, и это в целом посчастливилось. Перекрыта и предпринятая быстрее вообще всего от безысходности попытка команды Навального хотя бы косвенно включиться в закрытый для них выборный процесс, срывая избрание казенных претиндентов.

На этом фоне разгоны каких-либо концертов и 10-ки иных наскоро выдуманных запретов смотрятся просто напросто как данная игра мускулами.

Но тривиальный переход от «пронародного» к «антинародному» стилю совсем еще не гласит о критичном ослаблении системы. «Если властям не удается набить своим гражданам пузо, то взамен нередко бывает довольно набить им рожу», — так размышлял классик германской драматургии Бертольт Брехт, коий повидал на собственном веку очень много режимов и понимал, о чем гласил.

Не возлюбленные и не почетаемые народом режимы могут существовать неопределенно длительно, если делают хотя бы минимум управленческих задач, не доводят подданных до полного разорения, планомерно дезорганизуют всякую антисистемную оппозицию, располагают сильным охранительным аппаратом и не расколоты снутри себя. Часто хватает и частичного соблюдения этих критерий. Борис Ельцин, к примеру, последние три-четыре года пребывания у власти управлял, имея нулевой показатель и не располагая жесткой подмогой даже наверху.

Голода и разорения нет. Организованную оппозицию сокрушают при первых же попытках ее сделать. Охранительная автомашина, от росгвардейцев до арбитров, работает на твердую тройку. Ее звенья, как им и положено, грызутся меж собою, но не с высшей властью. Вертикаль как и раньше имитирует выполнение высочайших приказов. В этом немалая толика инсценировки, но так было вначале. А открытые возражения только редки. Фундамент власти Владимира Путина достаточно прочен.

Недовольство на местах так именуемых элит безусловно вырастает, но до довольно серьезного накала ему далековато. А возможностей к объединению у этих полубандитских микрогруппировок нет — не говоря о том, что любые их коллективные действия пресекаются. Признаком системного кризиса было бы вызревание в регионах автономных владетелей феодального типа. Что-то схожее, видимо, происходит. Но весьма медлительно. Чечня — исключение, подтверждающее правило.

Не видно воспримет раскола и в центральной управленческой автомашине. Да, там конечно есть и собственные «ястребы», и собственные «голуби», а еще больше — непринципиальных лоббистских кланов, кои скандалят меж собою по поводу определенных решений. Но когда доходит до дела, когда вождь говорит окончательное слово, они дружно исполняют то, что приказано. Абсолютно каждый на собственном посту, будь то системный либерал или матерый силовик.

Они могут быть в конфликте или даже в ссоре только лишь друг с другом, но не с вождем, от которого всецело зависят должностями, вещественным положением, да и личной свободой. Ничего схожего на членов брежневского политбюро, абсолютно каждый из коих обладал самостоятельным статусом и мог периодически фрондировать, у нас на данный момент нет.

По той же логике живет и ближайший круг миллиардеров, могущественных типо людей. Естественно, санкции, контрсанкции, «инциденты» и остальные наружные авантюры не могут их веселить, так как лупят по их активам, по укорененным на Западе семьям и иным открытым и сокрытым интересам. Но никакой оппозиции они образовать не способны, так как миллиардерством своим должны режиму, коий свободен в абсолютно любой момент разжаловать их в рядовые. А эвакуация на Запад для большинства из них если и вероятна, то в довольно умеренном качестве — так именуемая глобальная элита никогда не воспримет людей с таким багажом в качестве собственных.

Подводим результат. Да, в 2018-м авторитет Владимира Путина приметно свалился в народе, а частично даже и в автомашине управления. Но его сила как вождя сократилась не так уж существенно — конкретно просто потому, что система замкнула ряды и начала защищать от больших масс собственные интересы кулаками. А означает, она нуждается в жестком руководстве даже больше, чем ранее.

Чтобы лодка вправду стала раскачиваться, необходимы кризисы куда более очень тяжелые, чем те, что были в 2018-м. А они хотя и не исключены, но не неотклонимы. И я бы произнес, что распорядок полностью готов невозмутимо сгнивать еще долгие годы (внесистемная единица измерения времени, которая исторически в большинстве культур означала однократный цикл смены сезонов (весна, лето, осень, зима)), если бы не приближение 2024-го.

А эта неувязка сейчас уже не имеет мягенького решения. Сделать власть (это возможность навязать свою волю, управлять или воздействовать на других людей, даже вопреки их сопротивлению) Путина (Владимирович Путин (род. 7 октября 1952, Ленинград, РСФСР, СССР) — российский государственный и политический деятель, действующий Президент Российской Федерации, Верховный главнокомандующий) несменяемой путем правки законов или перекраивания муниципального строя на теоретическом уровне нетрудно. Но это конкретно тот редчайший случай, когда режиму, чтобы не пойти вразнос, пригодится народная популярность. А ее больше нет. Другой же альтернат — организация преемничества — всегда ставит под вопросец единство верхушек. Притом ставит его заблаговременно, вольно или невольно втягивая в кризис не только лишь номенклатуру, но и массы.

Не так уж резко 2018 год уменьшил силу Путина. Но в одном пункте он вправду ограничил его способности — в поисках решения проблемы-2024, которая становится все более важной.