Мало не покажется!

Задержка в трансформации публичных отношений может повлечь за собою «революцию» корреспондентов, докторов, учителей, поваров и официантов…

После событий, связанных с задержанием Ивана Голунова, стало проще осознать, кто и как может удачно противостоять полицейскому произволу. Вопрос, который определил Р. Флорида, узнаваемый американский социолог, создатель теории креативного класса, смотрится последующим образом: как случается, что юные, творческие, высокообразованные люди, уже составляющие базу большинства правительств развитых государств, управления больших компаний, вносящих основной вклад в определение глобальных перспектив технологического, информационного, научного, предпринимательского и публичного совершенствования, не занимают достойного места при принятии серьезных муниципальных решений политического нрава и при определении главных направлений управления развитием стран.

Р. Флорида ввел понятие креативного класса для обозначения места в социальной структуре людей, которых «творческий процесс поглощает полностью». Но, по воззрению профессионалов, до последнего времени они не исполняли роли идейных и политических фаворитов в составе элит. Кажется, политическая власть и действующие университеты муниципального управления — последний предел, удерживаемый классическими политическими элитами, охраняющими личную роль и привилегии от массового движения наверх политических новичков. С глобальными тенденциями тяжело спорить, и нет сомнения, что рано или поздно произойдет ротация классической бюрократии, и она будет вытеснена из более серьезных систем принятия решений новыми людьми.

Мне захотелось еще раз направить на это внимание. На теоретическом уровне признание креативных групп (совокупность чего-либо) локомотивами совершенствования должно было означать, что правительство, заинтересованное в успешном развитии, должно с деликатностью и осознанием относиться к лифту этих групп, создавать условия экономической и политической удачливости. Не просто напросто использовать их преимущества для увеличения эффективности своей работы, то есть отводить им роль «обслуги». Хотелось бы, чтобы у гос-ва с этими группами установились взаимоотношения равенства, прозрачности, учета обоюдных интересов.

Боюсь, что сегоднящая ситуация далека от этого. Как ни удивительно, допустимо, более «дискриминированной» группой стали корреспонденты. И по характеристикам топ-уровня жизни, и по характеристикам соучастия в серьезных решениях границы включения корреспондентов в муниципальную жизнь верно очерчены гос-вом. Стоит только лишь какому-то корреспонденту или журналистскому коллективу выйти за эти границы, как следуют санкции. Почаще вообще всего это выражается в предназначении угодного менеджмента в медийные компании, модифицирующего редакционную политику или выдавливающего неугодных корреспондентов. Часто создаются препятствия созданию новейших СМИ, если они имеет общественно-политическую повестку. Реальная спецатака со стороны гос-ва предпринимается в адрес инета и веб СМИ. Совершенно одиозным следует признать существование списков, запрещающих СМИ сотрудничать с теми или другими корреспондентами (организация, откуда (от которого) поступил или куда (кому) направлен документ; один из участников переписки: адресант, адресат, cc, bcc).

Ограничения свобод нужно признать последним звеном в цепи обстоятельств возрастающего недовольства. Мы имеем, с одной стороны, людей, располагающих важной информацией для принятия решений, людей (общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры) ознакомленных, имеющих контакты с сильными мира этого, с другой — ограниченных в распространении инфо, часто работающих «в стол». К тому же в силу воспитания и профессии многие из них очень чувствительны к абсолютно любой несправедливости, к неравенству способностей, к несведущему вмешательству со стороны. 

Так что реакция журналистского общества на кейс Ивана Голунова, с моей точки зрения, порождена далековато не только лишь самим событием, но и отражает общее недовольство положением журналистского корпуса в составе элит (не случаем, люди, пришедшие к зданию суда, в основном скандировали одно слово — «свобода!»). Стоило только лишь задеть круг интересов и ценностей корреспондентов, как они начинают обдумывать, какое место они де-факто занимают в воспроизводстве правящих групп, какой вред они могут причинять отказом или напротив мобилизацией собственных познаний и умений в воспрепятствовании отправления императивных возможностей этими людьми.

Если правительство не понимает необходимости отказа от брутальных способов ведения внутренней (да и наружной) политики, не понимает необходимость равноправного партнерства с публичными группами, хорошем это не кончится.

Действия 11 — 12 июня проявили, что имеются звенья в публичной среде, против которых бессильно орудие и вооруженные люди. Семьи власть имущих нуждаются в лечении, в обучении, в различного рода услугах и т. п. Задержка в трансформациях публичных отношений может повлечь за собою «журналистскую революцию», «революцию докторов», «революцию учителей», «революцию поваров и официантов» и др., которые могут просто напросто закончить работу. Мало не покажется!