Новости России события в мире Новостной портал СМИ Россия
Всeгдa интeрeснo узнaть, чтo думaли o Рoссии вeликиe люди? Кaк oни oцeнивaли тo пoлитикo-экoнoмичeскoe пoлoжeниe, сoврeмeнникaми кoтoрoгo oни являлись? Вeдь oднo дeлo — aнaлиз сoврeмeнныx истoрикoв либо экoнoмистoв o вexax прoшлoгo, a другoe дeлo — aнaлиз истoрикa-экoнoмистa, дa eщe и филoсoфa-рeвoлюциoнeрa Фридриxa Энгeльсa o Рoссии eгo врeмeни.
Нижe читaтeлям прeдлaгaeтся сeмь писeм, вeрнee, выдeржeк из писeм Фридриxa Энгeльсa к Никoлaю Фрaнцeвичу Дaниeльсoну — русскoму экoнoмисту кoнцa XIX нaчaлa XX вeкa, публицисту, oднoгo из тeoрeтикoв либeрaльнoгo нaрoдничeствa. С кoнцa 60-x гoдoв Дaниeльсoн служил снaчaлa буxгaлтeрoм, зaтeм глaвным кoнтрoлёрoм в Пeтeрбургскoм oбщeствe взaимнoгo крeдитa. Был связaн с кружкaми рeвoлюциoннoй рaзнoчиннoй мoлoдёжи (60-70-e гг.). Зaвeршил нaчaтый Г. A. Лoпaтиным пeрeвoд нa российский язык 1-гo тoмa «Кaпитaлa» К. Мaрксa (1872), пeрeвёл 2-й (1885) и 3-й (1896) тoмa. Вёл oбширную пeрeписку с К. Мaрксoм и Ф. Энгeльсoм.
Мaркс и Энгeльс высoкo цeнили русскиe пeрeвoды «Кaпитaлa» Дaниeльсoнa зa иx высoкoe кaчeствo, a сaмoгo пeрeвoдчикa зa рaбoтoспoсoбнoсть и сaмooтвeржeннoсть дeлaть тoчныe пeрeвoды oригинaльнoгo тeкстa, нe бoясь цaрскoй цeнзуры и вoзмoжныx прeслeдoвaний. Нижeслeдующиe письмa Энгeльсa нaпрaвлeны к тoвaрищу, сoзнaниe кoтoрoгo oн пытaлся пoднять дo нaучнoгo пoнимaния истoрии и пoлитэкoнoмии.
Удaлoсь ли этo Фридриxу Энгeльсу? Oтвeт пo трaдиции будeт дaн тoлькo в кoнцe. A нeтeрпeливыe читaтeли мoгут нaйти eгo сaми в книгe «Письмa o Кaпитaлe». Умoлкaю и пeрeдaю слoвo Ф.Энгeльсу.
Письмo oт 10 июня 1890 г.
Я oчeнь благодарен Вам за Ваши неизменные интересные сообщения об экономическом положении вашей величавой страны. Под гладкой поверхностью политического спокойствия в ней совершаются такие же большие и важные экономические перемены, как и во всякой другой европейской стране, и наблюдение за ходом их представляет величайший энтузиазм. Последствия этих экономических перемен рано либо поздно непременно проявятся и в других сторонах жизни…
Ф.Энгельс
Письмо от 31 октября 1891 г.
«Выращивание миллионеров», как выражается Бисмарк, по-видимому, вправду идет в вашей стране циклопическими шагами. Такие прибыли, какие указывает ваша официальная статистика, несложно неслыханны в наши времена на английских, французских и германских текстильных фабриках. 10, 15, самое большее 20 процентов средней прибыли, а в годы исключительного благоденствия 25—30 процентов считаются тут хорошей прибылью. Только в период юношества современной промышленности некоторые предприятия с лучшими машинами новейшего образца, производившие собственные товары с затратой значительно наименьшего труда, чем общественно-нужный труд того времени, были способны обеспечивать такие нормы прибыли. В истинное время такие прибыли обеспечиваются всего лишь в результате удачных спекулятивных компаний, эксплуатирующих какое-нибудь новое изобретение, да и то в одном таком предприятии из 100, остальные же по большей части терпят полную беду. Единственная страна, в которой такие либо приблизительно такие прибыли вероятны в наши дни, и притом в основных отраслях промышленности, это — Соединенные Штаты Америки. Тут покровительственный тариф, введенный после Штатской войны, а теперь тариф Мак-Кинли привели к схожим же результатам, и прибыли тут должны быть и действительно являются большими.
Того факта, что это положение вещей зависит только от законодательства о тарифах, которое может поменяться в любую минуту, вполне довольно, чтобы помешать вложению в эти отрасли индустрии иностранного капитала в сколько-нибудь больших размерах (крупных по сопоставлению с размером вложенного в них российского капитала), а вместе с этим устраняется главный источник конкуренции и снижения прибылей.
Ваше описание перемен, вызванных в жизни народных масс распространением современной индустрии, а именно — гибель домашней индустрии по производству продуктов, потребляемых конкретно самими производителями, затем не достаточно-помалу и той домашней индустрии, которая работала на скупщиков — капиталистов, живо припоминает мне главу нашего автора о «создании внутреннего рынка», равно как и то, что происходило в большей части Центральной и Западной Европы меж 1820 и 1840 годами. Эта перемена, очевидно, привела у вас к несколько другим результатам.
Французский и немецкий крестьянин-собственник весьма живуч: он будет прозябать уже в течение двух или 3-х поколений в руках ростовщика, до этого чем окончательно решится на то, чтоб продать свою землю и дом, по последней мере, в тех местностях, куда уже не проникла современная индустрия. В Германии крестьянство не идет ко дну благодаря всякого рода домашним промыслам, вроде производства трубок, игрушек, корзин и т. п., при этом оно работает на капиталистов. Крестьянин считает ни во что тот досуг, коий остается у него после обработки его малеханького поля; а потому всякая копейка, получаемая им за дополнительный труд, кажется ему незапятнанным барышом; отсюда — разорительно низкая заработная плата и баснословная дешевизна товаров таких промыслов в Германии.
У вас имеется сопротивление общины (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.), которое приходится преодолевать (хотя мне кажется, что это сопротивление должно существенно ослабевать в постоянной борьбе с современным капитализмом), потом у вас имеется лишний ресурс в виде аренды земель у больших земельных собственников, как это описывается в Вашем письме от 1 мая; эта аренда обеспечивает земляному собственнику получение прибавочной цены, но в то же определенное время она поддерживает дальнейшее прозябание крестьянина, его предстоящее существование как крестьянина; кулаки (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.), как я понимаю, тоже в общем предпочитают держать крестьянина в собственных когтях как объект эксплуатации, чем разорить его раз навечно и приобрести принадлежащую ему землю. Из этого я заключаю, что российский крестьянин там, где он не требуется в качестве рабочего на фабрику либо в город, тоже очень живуч и тоже длительно и упорно будет бороться со гибелью.
Громадные прибыли, получаемые юный русской буржуазией, и зависимость этих прибылей от неплохого урожая (жатвы), так отлично показанная Вами, объясняют много вещей, какие иначе казались бы весьма неясными. Так, например, как должен был бы я осознать нижеследующее утверждение, прочитанное мною сейчас утром в корреспонденции из Одессы в одной из английских газет: русские торговые классы, по-видимому, находятся во власти одной идеи, а конкретно, что война есть единственная действительная панацея против вообще все растущей депрессии и отсутствия доверия, от коих страдают теперь все отрасли российской промышленности. Как мог бы я осознать и объяснить себе эту фразу, если бы не знал о полной зависимости искусственно сделанной таможенными тарифами промышленности от внутреннего рынка и от урожая в сельскохозяйственных районах, так как от него зависит покупательная способность единственных покупателей товаров этой промышленности! А раз данный рынок сокращается, то что может быть естественнее для доверчивых людей, как не добиваться расширения рынка методом успешной войны?
Очень увлекательны Ваши заметки по поводу того кажущегося противоречия, что у вас неплохой урожай не означает неотклонимого понижения хлебных цен. Когда мы изучаем реальные экономические дела в различных странах и на разных ступенях цивилизации, то какими умопомрачительно ошибочными и недостаточными кажутся нам рационалистические обобщения XVIII века — к примеру, доброго старого Адама Смита, коий принимал условия, господствовавшие в Эдинбурге и в близлежащих шотландских графствах, за обычные для целой вселенной! Вобщем, Пушкин уже знал это
…и почему
Не надо золота ему,
Когда обычный продукт имеет,
Отец осознать его не мог
И земли отдавал в залог
(стихи написаны Энгельсом по-русски, прим. авт.).
Ф.Энгельс
Письмо от 15 марта 1892 г.
Ваша страна вправду переживает теперь очень принципиальный период, все значение которого тяжело переоценить. Мне кажется из Ваших писем, что сегодняшний неурожай (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.). Вы считаете не случайностью, а нужным следствием, одним из неминуемых результатов экономического развития, на путь которого Наша родина вступила с 1861 года. Это и мое мировоззрение, поскольку я могу судить на расстоянии. С 1861 г. в РФ начинается развитие современной индустрии в масштабе, достойном великого народа. Издавна уже созрело убеждение, что ни одна страна в истинное время не может занимать подобающего ей пространства среди цивилизованных наций, если она не обладает машинной индустрией, использующей паровые двигатели, и сама не удовлетворяет — хотя бы в значимой части — собственную потребность в промышленных товарах. Исходя из этого убеждения, Наша родина и начала действовать, причем действовала с немаленькой энергией.
То, что она оградила себя стенкой протекционистских пошлин, вполне естественно, ибо конкурентность Англии принудила к такой политике практически все крупные страны; даже Германия, где большая промышленность успешно развивалась при практически полной свободе торговли, присоединилась к общему хору и перебежала в лагерь протекционистов только для того, чтоб ускорить тот процесс, коий Бисмарк называл «выращиванием миллионеров». А если Германия вступила на данный путь даже без всякой необходимости, кто может порицать Россию за то, что для нее было необходимостью, как всего лишь определилось новое направление промышленного развития?
До некой степени нынешнее положение вашей страны, мне кажется, разрешено сравнить с положением Франции при Людовике XIV. Там тоже для мануфактур были сделаны необходимые условия благодаря протекционистской системе Кольбера; и буквально через 20—30 лет стало ясно, что российская мануфактурная промышленность при существовавших тогда критериях могла быть создана всего лишь за счет крестьянства. Крестьянское натуральное хозяйство было подорвано и вытеснялось валютным хозяйством; образовался внутренний рынок и сразу снова оказался почти совершенно разрушенным, по крайней мере на определенное время, вследствие самого этого процесса и той беспрецедентной силы, с которой экономическая необходимость прокладывала для себя путь, а также вследствие роста налогового обложения в валютной форме и рекрутских наборов, вызванных тогда внедрением постоянных армий, набиравшихся на базе конскрипции, подобно тому как в наши деньки его рост вызывается внедрением прусской системы всеобщей воинской повинности. И вот, когда в довершение всего лишь случился неурожай год либо два подряд, вся страна оказалась в том бедственном состоянии, описание которого мы находим у Буагильбера и маршала Вобаиа.
Но здесь есть огромная разница: разница меж старой «мануфактурой» и современной «крупной промышленностью», которая (в отношении воздействия на крестьянина, мелкого сельскохозяйственного производителя, обладающего собственными средствами производства) соответствует разнице меж старинным гладкоствольным кремневым мушкетом 1680 г. и современной магазинной винтовкой 1892 г. калибра 7,5 мм. Более того, в то определенное время как в 1680 г. мелкое земледелие вообще все еще было обычным методом производства, а крупные имения составляли всего лишь исключение, правда все возраставшее, но вообще все же всегда исключение, — в настоящее время обработка земли в крупном масштабе с применением машин является правилом и вообще все более становится единственно вероятным способом сельскохозяйственного производства. Так что крестьянин в наши деньки, по-видимому, обречен на смерть.
Вы помните, что гласил наш автор в письме по поводу Жуковского: если Наша родина и дальше пойдет по тому пути, на коий она вступила в 1861 г., то фермерская община (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.) обречена на смерть. Мне кажется, что конкретно сейчас это начинает реализоваться. По-видимому, приближается момент, когда — по последней мере в некоторых местностях — вообще все старые социальные устои в жизни российского крестьянства не только растеряют свою ценность для отдельного крестьянина, но и станут для него оковами точно так же, как это происходило ранее в Западной Европе. Боюсь, что нам придется рассматривать вашу общину (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.) как мечту о безвозвратном прошлом и считаться в будущем с капиталистической Россией. Непременно, таким образом будет утрачена величавая возможность, но против экономических фактов ничего не поделаешь.
Самое любознательное, что те самые люди в РФ, которые не устают говорить о несравненном превосходстве первобытных российских учреждений по сравнению с институтами гнилостного Запада, делают все, чтоб разрушить эти первобытные учреждения и поменять их учреждениями гнилого Запада! Но если российский крестьянин обречен на перевоплощение в пролетария — промышленного или сельскохозяйственного, — то помещик (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.), по-видимому, тоже обречен. По моим сведениям, данный класс чуть ли не больше обременен долгами, чем крестьянство, и обязан постепенно распродавать свои имения. А меж этими двумя классами, по-видимому, протискивается вперед новейший класс землевладельцев — деревенские кулаки (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.) и городские буржуа — быть может, отцы будущей российской земельной аристократии??
Прошлогодний неурожай показал вообще все это в ярком свете. И я полностью разделяю Ваше мнение, что предпосылки его чисто социального порядка. Что касается обезлесения, то оно не в наименьшей степени, чем разорение крестьянства, является одним из критерий существования буржуазного общества. Нет ни одной «цивилизованной» европейской страны, которая бы не пережила его. Америка же и Наша родина тоже, без сомнения, — переживает его на данный момент. Поэтому обезлесение, на мой взор, по своей сути в таковой же мере социальный фактор, как и соц результат. Но вместе с тем оно весьма часто используется заинтересованными сторонами для того, чтоб свалить вину за экономические беды на причину, за которую как как будто никто не может нести ответственности. Неурожай, по-моему, всего лишь сделал очевидным то, что в сокрытом состоянии существовало и раньше. Но он ужасающе ускорил совершающийся процесс.
Данной весной к моменту сева крестьянин станет бесконечно слабее, чем он был прошлой осенью во определенное время сева, и ему придется восстанавливать собственные силы в гораздо менее подходящих условиях. Нищий, по уши в долгах, без скота, что может он поделать даже в тех местностях, где ему удалось перезимовать, не покидая собственной земли? Мне кажется потому, что потребуются целые годы, чтоб справиться вполне с последствиями сегодняшнего бедствия, а когда это получится, Россия будет совсем другой страной, даже по сопоставлению с тем, какой она была уже 1 января 1891 года. Пока же нам остается утешать себя идеей, что все это в конечном счете должно послужить делу прогресса населения земли.
Ф.Энгельс
Письмо от 18 июня 1892 г.
Я думаю, что на деле мы с Вами совсем согласны как относительно фактов, характеризующих современное экономическое положение Вашей страны, так и относительно их значения. Всего лишь Вы, по-видимому, приняли серьезно некоторые иронические выражения в моем последнем письме, в частности, то, что я писал о различных вещах, служащих в конечном счете делу прогресса населения земли. Ведь в самом деле нет ни 1-го факта в истории, который не служил бы тем либо иным путем делу прогресса населения земли, но в конечном итоге это весьма долгий и окольный путь. И так, может быть, обстоит и с сегодняшним экономическим преобразованием вашей страны.
Я в особенности хотел подчеркнуть тот факт, что прошлогодний неурожай (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.) — употребляя официальное выражение — совсем не изолированное и случайное явление, а неминуемое следствие всего развития РФ после окончания Крымской войны; что это итог перехода от общинного земледелия и патриархальной домашней индустрии к современной промышленности; и что, по моему воззрению, это преобразование со временем поставит под опасность существование земледельческой общины (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.) и распространит капиталистическую систему также и на сельское хозяйство.
Из Ваших писем я заключаю, что относительно самих этих фактов Вы согласны со мной; что же касается вопроса — нравятся нам эти факты либо нет, — то это другое дело; но нравятся они нам либо нет, эти факты вообще все равно будут продолжать существовать. И чем больше мы отрешимся от собственных симпатий и антипатий, тем лучше сможем судить о самих фактах и их последствиях.
Не подлежит сомнению, что сегодняшний внезапный рост современной «крупной промышленности» в РФ был вызван искусственными средствами — запретительными пошлинами, муниципальными субсидиями и т. п. То же самое имело пространство во Франции, где запретительная ОС существовала уже со времен Кольбера, в Испании, в Италии, а с 1878 г. даже в Германии, хотя эта страна практически уже завершила свой промышленный переворот, когда в 1878 г. были введены покровительственные пошлины, чтоб дать возможность капиталистам приневолить своих отечественных потребителей платить им такие высочайшие цены, которые позволили бы им продавать эти же продукты за границей ниже издержек производства. И Америка поступила точно так же, чтоб сократить тот период, в течение которого американские промышленники не будут уже в состоянии на равных критериях конкурировать с Англией. Что Америка, Франция, Германия и даже Австрия сумеют достичь такого положения, при котором они будут способны удачно бороться с конкуренцией Англии на открытом мировом рынке — по последней мере в отношении некоторых принципиальных товаров, — в этом я не сомневаюсь. И в настоящее время уже Франция, Америка и Германия сломили в известной степени промышленную монополию Англии, и тут это ощущается очень очень. Сможет ли Россия добиться такого же положения? В этом я сомневаюсь, так как Наша родина, подобно Италии, страдает от отсутствия каменного угля в более благоприятных для промышленности местностях, и, за исключением того, как Вы сами потрясающе показали в своем письме от 12 (24) марта, она находится в совсем иных исторических условиях.
Но здесь перед нами возникает другой вопрос: могла бы Наша родина в 1890 г. существовать и удерживать независящее положение в мире как чисто сельскохозяйственная страна, живущая за счет экспорта собственного зерна и покупающая за него зарубежные промышленные изделия? Я думаю, что мы с уверенностью можем ответить — нет. Стомиллионный люд, играющий важную роль в мировой рассказы, не мог бы при современном состоянии экономики и индустрии продолжать оставаться в том состоянии, в каком Наша родина находилась вплоть до Крымской войны. Введение паровых движков и машинного оборудования, попытки изготовлять текстильные и железные изделия, хотя бы всего лишь для отечественного потребления, при помощи современных средств производства, должны были иметь пространство раньше или позже, но во всяком случае в какой-то момент меж 1856 и 1880 годами. Если бы этого не вышло, ваша домашняя патриархальная индустрия все равно была бы разрушена конкурентнстью английского машинного производства, и в итоге получилась бы Индия — страна, экономически подчиненная величавой центральной мастерской — Англии. И даже Индия ответила на проникновение английских хлопчатобумажных продуктов введением покровительственных пошлин; а вообще все остальные британские колонии, как всего лишь они добивались самоуправления, немедля ограждали пошлинами свое российскее производство от подавляющей конкуренции метрополии.
Английские писатели, находящиеся на тенденциозной позиции, никак не возьмут в толк, почему подаваемый Англией пример свободы торговли всюду отвергается и вызывает в ответ установление покровительственных пошлин. Естественно, они просто не осмеливаются осознать, что эта, ныне практически всеобщая, протекционистская система является больше или менее разумным, хотя в неких случаях и совершенно нелепым средством самозащиты против той самой британской свободы торговли, которая подняла британскую промышленную монополию до ее апогея. (Это средство несуразно, например, для Германии, которая стала большой индустриальной страной при свободной торговле и где протекционизм всераспространен теперь на сельскохозяйственные продукты и сырье и таким образом наращивает издержки промышленного производства!)
Я рассматриваю всеобщее возвращение к протекционизму не как ординарную случайность, а как реакцию против нестерпимой промышленной монополии Англии. Форма данной реакции, как я сказал, может быть неадекватной и даже ужаснее того, но историческая необходимость таковой реакции кажется мне полностью ясной и очевидной. Все правительства, даже самые абсолютистские, в конечном счете всего лишь исполнители экономической необходимости, вытекающей из положения страны. Они смогут делать это по-различному — хорошо, плохо или посредственно; они смогут ускорять или замедлять экономическое улучшение с вытекающими из него политическими и юридическими последствиями, но в конечном итоге должны следовать за этим развитием. Были ли те средства, с помощью коих осуществилась промышленная революция в РФ, наилучшими для данной цели, это особенный вопрос, обсуждение которого завело бы нас очень далеко. Для моей цели довольно, если я смогу доказать, что эта промышленная революция была сама по для себя неизбежна.
То, что Вы гласите о неизбежных спутниках таких классных экономических перемен, совершенно верно, но это относится в большей либо меньшей степени ко всем странам, в коих проходил или проходит таковой же процесс. Истощение земли — как в Америке; исчезновение лесов — как в Англии, Франции, а в реальный момент также в Германии и Америке; изменение климата, обмеление рек, возможно, сильнее в России, чем где-или, вследствие равнинного характера местности, питающей водой огромные реки, и вследствие отсутствия альпийского снежного резервуара, подобного тому, коий питает Рейн, Дунай, Рону и По.
Ломка старенькых условий сельского хозяйства, постепенный переход к капиталистическому ведению больших ферм — все это процессы, какие завершились уже в Англии и в Восточной Германии и в истинное время протекают повсюду в других местах. И мне кажется естественным, что «крупная промышленность в РФ убьет земельную общину», если всего лишь не произойдут иные величавые перемены, которые помогут сохранить эту общину (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.). Вопрос в том, успеет ли произойти такая перемена в публичном мнении России, которая сделала бы вероятным развивать при сохранении общины (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.) современную индустрия и современное земледелие и в то же определенное время видоизменить ее так, чтоб она могла стать подходящим и комфортным орудием для организации этого современного производства и для его преобразования из капиталистической формы в социалистическую? Согласитесь, что, для того чтоб можно было хотя бы всего лишь подумать о совершении такого преобразования, должен сначала произойти громадный прогресс в публичном мнении вашей страны. Успеет ли это произойти до этого, чем капиталистическое прортзводство коллективно с последствиями нынешнего кризиса подорвет общину (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.) очень глубоко?
Я ничуть не сомневаюсь в том, что в весьма многих местностях община (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.) оправилась от удара, приобретенного ею в 1861 году (как это описано у В. В.). Но сумеет ли она выдержать непрерывные удары, какие наносит ей промышленный переворот, неудержимо развивающийся капитализм, разрушение домашней индустрии, отсутствие общинных прав на пастбища и леса, перевоплощение натурального крестьянского хозяйства в валютное, рост богатства и власти кулаков (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.) и мироедов (слово написано Энгельсом по-русски, прим. авт.)?
Сельскохозяйственный рабочий, не имеющий ни своей, ни арендованной земли, находит занятие всего лишь на известную часть года, и если ему платят всего лишь за эту работу, то он должен голодовать в течение всего времени отсутствия работы, если у него нет другого рода работы в это определенное время; но современное капиталистическое создание отнимает у него всякую надежду на такую работу. В Западной и Центральной Европе эти трудности преодолеваются, как это возможно, так: 1) Капиталист — крестьянин или земельный собственник — держит часть рабочих круглый год на собственной ферме, кормит по ресурсы производимыми там продуктами, с тем чтоб тратить возможно меньше наличных средств. Это широко практикуется в Северо-Восточной Германии и в наименьшей степени здесь, в Англии, хотя местный климат позволяет производить многие сельскохозяйственные работы в зимнее определенное время. Кроме того, в капиталистическом фермерском хозяйстве всегда бывает много работы на ферме даже зимой. 2) То, что нужно сверх этого для поддержания жизни сельскохозяйственного рабочего в течение зимы, но всего лишь для поддержания жизни, достаточно часто добывается трудом дам и детей, работающих в новых отраслях домашней индустрии (см. «Капитал», т. I, гл. 13, разд. 8). Так обстоит дело на юге и западе Англии, а по отношению к маленькому крестьянству — в Ирландии и Германии. Естественно, в то время, когда происходит это преобразование, в особенности ярко выступают пагубные последствия отделения сельского хозяйства от патриархальной домашней индустрии; именно это имеет пространство в настоящее время в вашей стране.
Ф.Энгельс
Продолжение следует…
