Перед концом империи

Как и в 1989 году, люди желают не колбасы, а свободы

 

Надоевшая власть, массовое желание перемен и требование способности для граждан влиять на происходящее в стране в сочетании с вышедшим из доверия ТВ — это именно то, что мы уже видели три десятилетия назад. За этим пошла потеря компартией многолетней монополии на власть (это возможность навязать свою волю другим людям, даже вопреки их сопротивлению) и распад русской империи. Еще недавно в Кремле были уверены, что «обнуление» президентских сроков, дающее еще полтора десятилетия несменяемости, и «бетонирование» авторитарной политической системы станет превосходной победой власти. Но три недели неутихающего хабаровского протеста проявили: то, что планировалось как победа Кремля, оборачивается его поражением. По данным Левада-центра, 45% россиян положительно относятся к тем, кто выходит в Хабаровском крае на спецакции протеста, 26% — нейтрально, 17% — отрицательно. И 29% готовы принять соучастие в протестах (протестом обычно понимают реакцию на общественную ситуацию: иногда в поддержку, но чаще против неё) в своем регионе лично. Источник власти, в конце концов, решил объяснить ей, что она — лишь обслуживающий персонал.

 

Протестная промоакция в Хабаровске. Фото: Влад Докшин / «Новенькая газета»

Судя по последним событиям и реакции на них, в Кремле совсем утрачено чувство реальности.

Там много лет считали, что фарт будет веко-вечным и все будет сходить с рук — «мы будем делать все, что желаем, и нам за это ничего не будет».

Что можно принимать любые кадровые решения — на местах с покорностью отнесутся к направлению в губернаторы хоть какого охранника или парикмахера.

Что телевизор убедит сомневающихся, а дубиногвардейцы управятся с недовольными.

И теперь искренне удивляются:

почему в Хабаровске подданные вдруг возмутились отстранением 1-го наместника и десантированием другого?

Почему не действуют подарки, немедля присланные с «царского стола»?

Куда делась так симпатичная для властей «выученная беспомощность» граждан?

И почему люди требуют не просто вернуть губернатора, проводить суд над ним на месте и выслать назад ходячий банный веник, а еще и кричат «Долой царя!».

Ответ прост:

люди требуют признать их право на собственный, а не навязанный сверху, выбор власти.

Девиз «Долой царя» — не просто требование ухода президента.

Это требование поменять Систему.

И требование реального, а не декоративного политического консульства.

Точно такое же, как три десятилетия назад.

Тогда, в русские времена, проходили выборы, на которых граждане избирали депутатов — высшую власть в стране.

«Люд осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую базу СССР. Все другие государственные органы подконтрольны и подотчетны Советам народных депутатов», — было записано в Конституции 1977 года.

Вот только лишь на практике депутатов вовсе не выбирали, а назначали.

Решением руководящих органов властвующей компартии соответствующего уровня подбирался подходящий (по соц происхождению, полу, возрасту, образованию, профессии и так дальше) кандидат, который единогласно выдвигался на собрании соответственного трудового коллектива, после чего проходили «выборы (принятие кем-либо одного решения из имеющегося множества вариантов) без выбора» с единственной фамилией в бюллетене.

Понятно, что к реальному консульству это не имело ни малейшего отношения — сколько бы ни разглагольствовали о «власти трудящихся» и «социалистической демократии», неизмеримо превосходящей буржуазную.

Люди, между тем, (особенно после того, как началась горбачевская перестройка, появилось слово «гласность» и выяснилось, что можно общественно обсуждать происходящее и публично с ним не соглашаться), этого консульства начали требовать. Требовать, чтобы от них наконец-то начало зависеть происходящее в стране. Чтобы была построена система, реагирующая на запросы людей, а не инертная к ним. И чтобы во власти появились люди (общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры), критично — как и они сами — оценивающие происходящее и нацеленные на перемены.

Другими словами, появился запрос на то, что в политологии называется политическим соучастием. И запрос на смену политики.

Ответом на этот запрос стали 1-ые за много десятилетий альтернативные (хотя и с «фильтрами» в виде «окружных собраний») выборы 1989 года, на которых в Ленинграде, Москве и других больших городах номенклатура КПСС потерпела ряд впечатляющих поражений.

А потом и не снабженные уже никакими «фильтрами», с практически свободным выдвижением, выборы 1990 года. Где функционер компартии или исполкомовский гос чиновник почти наверняка проигрывал не только беспартийному научному работнику, но и оператору газовой котельной. Потому, что запрос на смену политики означал и запрос на смену власти, которая бы проводила другую политику.

Предстоящее хорошо известно. Как известно и то, что через три десятилетия Система практически вернулась к тому, что было.

Но, вернувшись к прошлому, она получила и похожую общественную реакцию: требование реального публичного участия и возможности выбрать не «отфильтрованных» кандидатов.

И отстаивание права на данный выбор — как это было во время прошлогодних московских и питерских протестов, когда внаглую отказывали в регистрации оппозиционным кандидатам. И сокрушительные поражения провластных претиндентов там, где появлялась альтернатива — как в Москве, Петербурге, Пскове.

В этом году (внесистемная единица измерения времени, которая исторически в большинстве культур означала однократный цикл смены сезонов (весна, лето, осень, зима)) все повторяется — точно так же, по липовым «экспертным заключениям», снимают списки «Яблока» на выборах в Челябинске, Кургане и Иванове. Но ряду оппозиционных претиндентов все же удается прорваться — и это не обещает властям ничего лучшего: партийная этикетка «Единой России» или чиновничья должность становятся для претиндентов все более тяжелым камнем на шее.

И поддержка президента уже не работает. И ТВ стремительно выходит из доверия, чему очень содействует хабаровский протест.

Напомним, что первую неделю протестов кремлевские пропагандисты или молчали, или, как Соловьев, назвали протестующих «пьяной поганью» (счастье для Владимира Рудольфовича, что он не поехал в Хабаровск — думаю, его не выручили бы никакие охранники). Затем — назвали протесты «малочисленными», и «идущими на спад». Отдельно упомянув о «заезжих провокаторах и блогерах», работающих на «западных покровителей», и «раскачивающих обстановку».

Итог оказался неожиданным и неприятным для Кремля. Как рассказывают мои хабаровские коллеги, ранее, видя по телевизору сюжеты о выходящих на улицы в Москве или Петербурге «малочисленных маргиналах», подогреваемых «провокаторами» и получающими за это «печеньки от Госдепа», или глядя различные «Анатомии протеста», многие считали, что все это правда.

А сейчас воочию увидели на улице — одно, а по телевизору — совершенно другое.

Можно, конечно, не верить своим очам три недели подряд. Но логичнее не поверить телевизору. В Хабаровске (и не только лишь) поняли: если телевизор врет о том, что происходит у них на данный момент — значит, он и раньше врал о том, что происходило в стране. А перестающая действовать реклама — это очень серьезный симптом, показывающий неизбежность перемен…

Да, было бы непростительной наивностью считать, что распорядок не предпримет усилий для собственного сохранения.

Огромный штраф (без мельчайшей вины) журналистке Светлане Прокопьевой, чудовищно-неправосудный приговор (хотя и куда более мягенький, чем требовала прокуратура) разоблачителю сталинских палачей Юрию Дмитриеву, арест типо за «измену» журналиста Ивана Сафронова (никогда не имевшего допуска к гостайнам), уголовное дело (с очевидным прицелом не допустить к выборам) против Юлии Галяминой, штрафы и аресты членов протестных акций, включая одиночных пикетчиков, быстрое принятие новых репрессивных законов, введение «трехдневного голосования» (чтобы бюллетени, поданные днем, можно было подменить ночью в темное время суток) — 

видите, как вольно дышится в обнуленном Арканаре?

И тем не мение представляется, что остановить перемены уже не получится. Как не получилось три десятилетия (период времени, включающий десять календарных лет (например, «2010—2019 годы», «2011—2020 годы», «2010-е годы»)) назад.

Кстати, и тогда, и на данный момент, запрос на перемены был политическим, а не экономическим. Не про колбасу, а про свободу. Свободу выбирать тех, кого считаешь необходимым (и отвечать за свой выбор), свободу говорить то, что думаешь, не боясь преследований, свободу выбирать, как устроить свою жизнь, и чем заниматься.

Да, те, кто сегодня у власти, весьма хорошо помнят, что случилось, как только Михаил Горбачев начал ослаблять гайки: гласность, демократия, альтернативные выборы, отмена 6-й статьи Конституции о «руководящей и направляющей роли КПСС» и дальше по списку. И стараются всеми силами не повторить его «непростительные ошибки», приведшие к «величайшей геополитической катастрофе 20 века».

Тем более, что бредят реанимацией русской империи в новом виде.

Но вот более раннюю историю они не знают, и не желают знать. И не понимают: когда историческое время режима завершается, есть только два пути выхода. Или как сделал Горбачев, или как сто лет назад.

Когда демонстративно третировали общественным мнением, заявляя «мы лучше знаем, как нужно», считали, что любое недовольство можно задавить каторгами, кутузками и казаками, свободы, временно дарованные «сверху», можно и забрать назад, а для сдерживания революции — развязать войну.

Вспомните 1916 год: начавший выветриваться национал-патриотический угар, перестающие действовать заклинания о обороне «братьев- славян», военные победы (в том числе, «Брусиловский прорыв») перемежаются с катастрофами (взрыв линкора «Императрица Мария»), массовые стачки, один за другим вспыхивающие бунты на окраинах, правитель, не способный принимать необходимые решения, и его двор, занятый только лишь собой.

А в завершение года — убийство Григория Распутина.

И до конца империи остается только два месяца.