Станислав Белковский: «Российская пропаганда принадлежит мертвым»

В РФ нa смeну идeoлoгии пришлo тирaжирoвaниe мифoв o прoшлoм, считает политтехнолог Станислав Белковский.

О принципах зомбирования масс, политических разработках и свободе слова в интервью «Росбалту» рассуждает политтехнолог и публицист, директор Института государственной стратегии Станислав Белковский.

  — Станислав Александрович, на дворе 2017 год, а в новостях на центральных телеканалах   — шаблоны русской эпохи. Президент встречается с детками или тружениками села, премьер посещает клиники и предприятия, бряцает орудием «заокеанская военщина»… Смотришь и задумываешься: а поменялась   ли вообщем пропаганда с тех времен?

  — Она стала намного поболее технологичной. Пропагандистские приемы, кои использовались в 70-е   — 80-е годы прошедшего века, были совсем примитивными. За исключением того, русская пропаганда была построена на преобладании коммунистической идеологии, а нынешняя   — лишь на тиражировании ряда легенд.

Но сохранились, естественно, и общие черты   — в первую очередь отношение к народу как к покладистому объекту пропаганды. По другому говоря, она не должна быть очень сложной, поэтому что, в осознании пропагандистов, тогда люд ее просто напросто не усвоит.

  — Какие способы советской пропаганды употребляются по сей денек?

  — Во-первых, способы зомбирования   — это важная основа пропаганды. И, во-вторых, сама ОС трансляции образов прошедшего в противовес образам реального.

  — А что появилось этакого нового и технологичного?

  — К примеру, качественная телевизионная картина. Или грандиозное количество «говорящих голов», в том числе представителей медиа, интеллигенции, культурной элиты   — поточнее, тех ее представителей, коих на голубом экране при русской власти не было.

— Как, на ваш взор, зомбировано общее российское сознание по сопоставлению с эпохой СССР?

  — Общее сознание зомбировано всегда   — это его неотъемлемая черта, в отличие от сознания личного. Просто в каждую эру предмет зомбирования личный. Когда-то нам внушали, что коммунизм   — это замечательно, позже   — что рыночная экономика великолепна…

— Западное сознание тоже зомбировано?

  — Да, но по-другому, так как там наличие соответствующих электоральных процедур на выборах вообще все-таки уменьшает зависимость избирателя от источника инфе.

  — Но и там, разумеется, тоже конечно есть свои расхожие легенды, которые употребляются в пропаганде…

  — Вся история населения земли замешана на мифологии, потому тут, снова   же, нет ничего нового.

  — Отличается   ли наша пропаганда, скажем, от американской?

  — Непременно. Пропаганда в Америке апеллирует к избирателю, коий сам воспринимает решение относительно выборов. В этом смысле она поболее гибкая и поболее дифференцированная по разным слоям электората.

  — Но что-то   же соединяет воединыжды пропагандистов по обе стороны океана?

  — Само наличие пропаганды и ее принципы. Точно так   же, как конечно есть разные рестораны   — к примеру, японской кухни и французской. Они смогут быть совсем разными, но их соединяет воединыжды принцип заказывания яств по меню.

  — На ваш взор, возвращение культа Сталина   — тоже элемент политтехнологий, спущенный «сверху»?

— Нет, это встречное движение. Сталин до сих пор остается очень популярной исторической фигурой   — в силу того, что он был массивным тираном, а значимая часть населения нашей страны испытывает ностальгию по жесткой руке. Но, с другой стороны, вообще все это поддерживается Кремлем, так как он во многом оправдывает буквально через Сталина нынешний авторитаризм и употребляет победу в Величайшей Отечественной войне как подтверждение собственной легитимности   — а это так либо иначе связано с именованием и деятельностью Сталина.

  — То конечно есть оседлали волну?

  — «Оседлали волну»   — это чуть-чуть другая категория. Конечно есть некие запросы части общества, кои Кремль удовлетворяет и потом идет «вниз» со своим пропагандистским месседжем на ту   же тему.

  — Разумеется, так   же, как и в случае с Бессмертным полком?

  — Да, естественно. Потому что вся современная русская пропаганда в известной степени имеет некрофильский колер, то конечно есть принадлежит прошлому и мертвым.

— Вы имеете в виду, что в отсутствие идеологии употребляется мифология прошедшего?

  — Да, конкретно так.

  — Как вы относитесь к такому явлению, как постправда?

  — Конечно есть такое психологическое определение, довольно точное и действенное, что правда   — это устраивающая определенная версия. То конечно есть вы считаете правдой то, что вам комфортно. Так было на всем протяжении рассказы человечества, и в этом смысле постправда ничем не отличается от правды в древнем, традиционном осознании данного слова.

Для описания нынешней ситуации я предпочитаю использовать термин «метаирония». Метаирония подразумевает, что аудитория не может осознать, говорит спикер серьезно либо иронизирует, а в какой-то момент спикер и сам перестает это осознавать.

  — По-вашему, это отлично?

  — Это просто напросто некий элемент действительности, с которым нужно считаться и вести взаимодействие. «Хорошо» либо «нехорошо»   — моральные свойства, которые к пропаганде неприложимы. Поэтому что пропаганда внеморальна.

— Ради чего телеведущие употребляют метаиронию и остальные подобные приемы?

  — Ради пропаганды, рейтинга, денежных средств   — в конце концов, эти три категории тесновато завязаны друг на друга. Если не станет рейтинга, вы не сумеете быть инвентарем пропаганды, и потому станете никому не необходимы; если у вас не станет денег, вы потеряете вероятность функционировать; и, соответственно, если у вас не станет рейтинга, то не окажется и денежных средств.

  — В этой всеобщей метаиронии становится вообще все сложнее искать зерна правды…

  — В конце концов, весь смысл существования человека состоит в поиске зернышек истины   — в течение всей рассказы цивилизации. Это, снова   же, не является идеально новой реальностью. Изменяются только технологии, но не подходы к содержанию. Когда-то не было и самого телевидения, а способы пропаганды были, по сущности, теми   же самыми.

  — А внедрение фейков   — это новое явление?

  — Нет, фейки тоже были всегда. Даже большие религиозные конфессии и муниципальные конструкции за последние несколько тыщ лет были построены на фейках. Просто напросто сам термин появился относительно не так давно.

  — Это как-то связано с развитием соцсетей?

  — Снова   же, соцсети   — это свежие технологии доставки контента, но они не определяют природу и качество инфе, которую распространяют.

  — Неуж-то на выборах тоже не появилось никаких политтехнологических способов?

  — Абсолютно никаких. Я наблюдаю за выборами конечно уже 30 годов   — и ничего принципно нового не вижу. Изменяется только коммуникативная среда: поначалу появился веб, потом социальные сети. Естественно, это меняет картину мира. Но не концептуально, а технологически.

  — Как вы относитесь к ситуации, когда в обществе конечно есть две цензуры: муниципальная и корпоративная   — в каждом СМИ своя?

  — Нормально отношусь. Неважно какая корпорация имеет собственные интересы, связанные как с денежными средствами, так и с властью, и это конечно уже само по для себя диктует существование и принципы корпоративной цензуры. Состав тех, с кем СМИ дружат либо не дружат, может изменяться, но принципы неизменны.

За исключением того, существует самоцензура   — журналиста, к примеру, у которого, кроме служебных, конечно есть и собственные актуальные интересы. Скажем, если он дружит с кем-нибудь, то не станет плохо писать об этом человеке, ну и так дальше.

— А все это не нарушает свободу слова?

  — Естественно, всякая цензура противоречит свободе слова. Но цензура может сосуществовать с ней, так как не является полной.

  — В таком случае вопрос: конечно есть   ли сейчас свобода слова в РФ?

  — Да, конечно есть. К примеру, на данный момент мы с вами говорим свободно, никто не диктует, что конкретно нам гласить. Свобода слова ограничена различными формами цензуры   — гос., корпоративной, самоцензуры. Но «ограничена»   — не означает «не существует».

При тоталитарном режиме русского типа цензура тотальна   — ты не можешь сказать ни 1-го слова без того, чтоб государство его как-то не оценило. В современном стране много ограничений, но вообще все равно всегда разрешено найти метод сказать то, что ты считаешь необходимым, особенно с применением новейших технологий в виде веб-сайтов и соц. сетей.

— Означает, нынешний порядок не является тоталитарным?

— Он является авторитарным, поэтому что не допускает свободных выборов. Но не тоталитарным   — по той причине, что определенный набор штатских свобод при нем вообще все-таки конечно есть.

  — На ваш взор, логика существования режима станет вынуждать его усиливать пропаганду?

  — Да, станет, поскольку так устроена психология фаворита и символа этого режима   — Владимира Путина. Он всегда нацелен на усиление контроля над ситуацией в стране и обществе, а это просит соответствующей интенсификации пропагандистских усилий.

  — На данный момент скажу крамольную вещь. Может быть, пропаганда   — это в какой-то степени благо? Может, она и в самом деле цементирует общество   — вообще все эти расхожие легенды о славном прошедшем, лубки, скрепы и тому схожее…

  — Это не цементирует общество. Быстрее, это цементирует правительство. В обществе конечно есть много различных течений, направлений, движений, мыслей, и цементировать его   — означает объединять вокруг определенных мыслей, а не навязанных смысловых конструкций.

Разговаривал Владимир Воскресенский