Великое повторение: неизбежность нового Октября

«Хрущёв – единственный политик в мире, объявивший войну мертвецу. И он ухитрился эту войну проиграть»
У.Черчилль

Великую Октябрьскую социалистическую революцию её противники начали поносить прямо с момента её совершения – и эта пропагандистская спецатака не прекращается до сих пор. И уже четверть века, сразу после разрушения СССР, неприятие и неприязнь к Октябрю стали нормой в публичной политике и на всей территории «прежнего Советского Союза». И этот факт лучше всего демонстрирует, что идеи, воплотившиеся под Красноватым знаменем революции, живы до сих пор. А значит вопросы, поставленные перед тогдашним русским обществом Ленинской партией, относятся сегодня не к истории политических учений, а к самой что ни на есть важной политике, причем к наиболее глубокой, стратегической её части – к целеполаганию и способам достижения поставленных целей.

Если не рассматривать откровенную клевету о «сотках миллионов расстрелянных», «Голодоморах», «одной винтовке на троих», «трупами закидали» и прочую военную рекламу, то противодействие идеям социальной справедливости, реализованным под знаменем Октября, в базе своей строится на формировании у людей представления о природной естественности рыночной экономики и основанных на ней политических конструкций. Как произнес Черчилль: «Демократия – это очень плохая система, но лучше неё ничего не выдумано».
Соответственно, рынку и демократии противопоставляется тоталитаризм, который за счет репрессий и подавления может добиться кратковременной консолидации общества и высоких темпов совершенствования, но в длительном противостоянии уступает эффективной рыночной экономике и демократическим ценностям. В общем, ужасный морок тоталитарной пропаганды неизбежно рассеивается, проиграв свободе и народы возвращаются обратно к естественным рыночным отношениям.
Возражений этой всепобеждающей концепции можно привести очень много, но главное – она не подтверждается практикой. В реальности экономические системы, основанные на социалистических принципах, показывают в разы более высокую эффективность, чем любой капитализм.

Более того, все без исключения реальные достижения самых развитых западных экономик в основе своей имеют самые жесткие механизмы муниципального финансирования, централизованного планирования и управления ресурсами, что присуще как раз социализму, а никак не свободному предпринимательству. Примеров тому множество: любой масштабный промышленный рывок в абсолютно любой стране и в любую эпоху имеет в основе жесткую волю гос-ва, а не стихию рынка.
Можно вспомнить четырехлетние государственные планы в послевеймарской Германии, можно – «Новый цикл» президента США Ф.Рузвельта, послевоенный «план Маршалла» или любого из легендарных «азиатских тигров» и за каждым таким фуррором всегда стоит единая воля, план развития и государственный бюджет.
Фактически, это лучше всего видно по истории нашей страны: СССР показал самые высочайшие темпы роста, непревзойденные нигде и никогда, нанес военное поражение противнику, намного превосходящему по военной силе и экономическому потенциалу, и после самой ужасной в мировой истории войны быстрее всех восстановил своё народное хозяйство.
Для движения вперед сегодня нужно ответить на вопрос: какая социальная и экономическая система придет на смену исчерпавшему себя капитализму. Судя по напористости попыток перекрасить в веселенькие современные цвета старые ржавые рыночные рычаги и выдать эту рухлядь за «Естественный Путь Совершенствования Человечества», который почему-то упрямо упирается в могилу, приходится констатировать, что современная философская мысль быстрее избегает честного ответа, нежели всерьёз озабочена поиском выхода из тупика.
Более того, в повсевременно навязываемой всем нам системе координат, где социализм противопоставлен рынку, а тоталитаризм – демократии, в принципе нереально построить логически непротиворечивую картину мира. А также раскрыть и доказать, в чём причины сегодняшнего затянувшегося глобального кризиса, чреватого мировой войной, и почему единственным выходом из него, за исключением управляемой деградации, является построение справедливой и эффективной экономической системы, пробную версию которой воплотил именно Великий Октябрь.
Соответственно, политическая сила, получившая в собственные руки такой инструмент, получит важное, а при определенных условиях и решающее геополитическое преимущество.

Так как наиболее передовые, по их собственному мнению, государства и стоящие за ними силы, притащившие за собою мир на край очередной пропасти, упорно именуют себя цивилизованными (а других, видимо, дикарями), то для красоты можно различать этапы развития социума конкретно по «уровню цивилизованности». И доказательно разобрать пропагандистские штампы, широко используемые в современном публичном пространстве вместо аргументации, чтобы выявить спрятанные за ними реальные публичные взаимосвязи.
Это необходимо в том числе потому, что преимущества социального государства перед демократией и свободным рынком сегодня нуждаются в обосновании, просто потому что примера могучего и успешного СССР больше перед глазами нет. И за исключением веры в торжество справедливости, требуется понимание. Очевидно, что любая осмысленная людская деятельность, в том числе экономическая, имеет своей движущей силой мотивацию. В базе любой мотивации можно выявить базовую связь: высокая (max возможная, вплоть по самопожертвования) мотивация к любым действиям существует, когда у человека есть либо личный энтузиазм либо интерес той группы, с которой он себя отождествляет. Ради сторонних – пальцем не шевельнет. Бескорыстная помощь чужим, даже необязательно людям, очень распространена в традиционных обществах достаточно широко, но в её основе всё равно можно разглядеть принцип общности – для человека нормально в той или иной мере считать себя частью и народа, и населения земли, и природы вообще. В принципе, нет никаких оснований считать, что в экономике может существовать какой-нибудь иной базовый механизм мотивации. Люди в основе своей схожи, чем бы они не занимались, и с этой точки зрения на основе базовой человеческой мотивации взамен обычных клише типа «свободного рынка» или «социально-экономических формаций», можно выстроить четкую логичную систему структурирования человеческого социума по основным цивилизационным шагам развития.
Истоки современного экономического уклада возникли в седой древности, когда снутри первобытного родо-племенного общества, который можно считать первым топ-уровнем цивилизованности, возникло понятие собственности.
Как это произошло? При натуральном хозяйстве, соответственном родо-племенному укладу, понятие собственности ни к чему. По сути это семья и снутри неё действует иерархия, подобная существующей в дочеловеческих группах – например, в стае одичавших обезьян. Какая вообще может быть «собственность» у кого угодно из своры в глазах вожака?

Такой уклад устойчив, образуется автоматически, постоянно и повсеместно, начиная с определенного минимального уровня развития, самовосстанавливается после всех внешних воздействий и может быть уничтожен только вместе с человечьим социумом как таковым. Кроме того, начал проявляться другой момент, связанный с развитием (это тип движения и изменения в природе и обществе, связанный с переходом от одного качества, состояния к другому, от старого к новому) экономики как таковой. Развитие изначально примитивного производства, его расширение и усложнение, а также возникновение и углубление разделения труда четко обозначило тенденцию к формированию промышленности – единого хозяйственного комплекса, тем более эффективного, чем он больше и сложнее.
Разумеется, что индустриальная экономика, в отличие от натурального хозяйства, в принципе не помещается в родо-племенной уклад. Даже простая технологическая цепочка – это десяток операций, а бывают цепочки в десятки и сотни операций, и это только лишь для одного типа товара. А одна семья – это максимум сотня человек. То есть это тупик. Но по мере роста производительности труда, даже в простом натуральном хозяйстве начинают появляться излишки. И совершенно логично, что вождь племени, руководствуясь своим статусом самого сильного и самого главного, эти избытки присвоит ровно так же, как вожак отберет что угодно у любого из своей своры. Собственно, этот акт присвоения и порождает понятие собственности. В современном праве такие действия имеют весьма точное наименование: «отчуждение».
Какие цивилизационные последствия имел данный шаг? Диалектика нас учит, что всё имеет две стороны. Акт отчуждения не только делает объект принадлежности принадлежащим конкретному лицу – для всех остальных он становится чужим. А означает, в его отношении перестает действовать базовая
человеческая мотивация: о чужом хлопотать нет смысла.
В стае животных это не имеет значения: обезьяны не выращивают бананы, которыми питаются. А вот человеческое общество в рамках собственной экономики, пусть для начала и примитивной, само производит продукт, который позже потребляет. И если у всех отобрать всё или хотя бы только средства производства, то экономика встанет – обычная мотивация исчезнет. А что взамен? Следовательно, возникает задача, отсутствующая в общине – вынудить всех других работать на собственника. Логичное решение – принудить, силой или голодом. Очень быстро стало ясно, что этот путь экономически бесперспективен.

Принудительный труд малопроизводителен, при расширении производства опережающими темпами вырастает аппарат принуждения и управления, требующий всё больше ресурсов на своё содержание, то есть выше определенного предела совершенствование такого уклада невозможно. Другой путь – создать у работников иллюзию, что они участвуют в «общем деле», тем более что домашний, родо-племенной уклад никуда не делся, а внутри семьи это так и есть. И таковой приём позволяет задействовать нормальную человеческую мотивацию – в той мере, в какой рабочий будет считать это «общее дело» действительно своим.
Собственно, по данной причине обман встроен в самую основу любого эксплуататорского общества – только лишь иллюзия «общего дела» обеспечивает более высокую мотивацию рабочих, а значит, производительность труда и конкурентные преимущества. И чем эффективнее обман, тем итог выше. Кроме того (Республика (фр. République togolaise) — государство в Западной Африке, граничащее с Ганой на западе, Бенином на востоке и Буркина-Фасо на севере), был реализован ещё один прием, позволяющий обойти ограничения натурального хозяйства – альянс племен. Если нельзя уместить несколько технологических цепочек в одной семье (социальный институт, базовая ячейка общества, характеризующаяся, в частности, следующими признаками: добровольностью вступления в брак; члены семьи связаны общностью быта; вступлением в брачные), то можно соединить ресурсы под единым управлением, как того требуют интересы производства (в экономическом смысле — процесс создания какого-либо продукта), а приобретенный продукт делить между собственниками в соответствии с вложенными долями.
В седоватый древности это приняло вид сословного феодального общества, когда каждое производственное или управленческое звено закреплено за отдельной семьёй, а ближе к современности такая система преобразовалась в форму акционерного общества, сохраняя общий принцип – про-во объединено под единым руководством, а общее целеполагание и распределение произведенного остается в руках полностью первобытных по менталитету хозяев, объединенных общей договоренностью. Это и есть 2-ой уровень цивилизованности, который длится до сих пор.
Почему этот путь привел в тупик?
«Акционерный» принцип устройства экономики и практически всех современных государств, при несомненных достоинствах, имеет неустранимый порок. Базовые противоречия меж интересами обособленных семей собственников, сохранившиеся с первобытных времен, аккуратно переносятся на уровень выше, внутрь общества демократического, «акционерного». Прежнему племенному вождю, вложившему свою собственность в «общее дело», всё равно более приоритетна судьба собственной доли, а не всей компании, потому что его доля – это достояние и судьба его самого, его семьи, рода или клана.

Дикарь вообщем всё, что находится за пределами своей семьи, воспринимает исключительно как ресурс, даже если это большая компания, страна или целый мир. Поэтому выплата текущих дивидендов может быть важнее, чем перспектива организации на много лет вперед. Можно даже разорить дотла «общее дело» – если личный семейный пай в результате увеличится. Кроме того, более высокая эффективность производства достигается во всё большей мере буквально через обман (иллюзию «общего дела (работа, занятие, действие не для развлечения; коммерческое предприятие, бизнес; вопрос, требующий разрешения)»), а условия высокой конкуренции вынуждают форсировать такие способы для «повышения мотивации». В конечном итоге это привело к тому, что даже обычное воспроизводство, то есть нулевая рентабельность, недостижима без применения самых современных методов обмана и манипуляции.
На текущем этапе развития (точнее, деградации) экономики и гос-ва, построенных на «акционерных» принципах, всё заметнее исчерпание самих этих основ, включая разложение самого понятия принадлежности. Сейчас намного важнее фактический контроль за распределением продукта, производимого обществом, ежели формальное владение собственностью.
И современный язык послушно отражает эту действительность: появились и окрепли понятия «титульный собственник», «конечный бенефициар» – то есть субъекты, которые смотрятся не тем, чем являются на самом деле. Политика послушно следует за экономикой, ускоренно превращаясь в шапито балаганного типа: всё более приметно, что решения принимаются не на уровне официальной политики – там они только оформляются и реализуются, а роль гос-ва в целом сводится к роли комитета по управлению делами крупного бизнеса.
В этих рамках не существует важной разницы между современным капитализмом и рабовладением, феодализмом или коммунизмом – вего троцкистской версии, с «трудовыми армиями» под управлением «пролетарских командиров» – во всех этих случаях продукт производит общество (глобализованная промышленная экономика), а распределяет и главную его часть присваивает узкая родо-племенная группа, не способная к более глубочайшей интеграции. Даже отсутствие в случае «коммунистических трудовых армий» формальной личной собственности на средства производства никак не мешает такой системе, замаскированной под «социализм», быть замкнутой, родо-племенной и эксплуататорской.
По другому говоря, современной могучей индустриальной цивилизацией владеет союз одичавших племен, дорвавшийся до руля и мешка с гранатами.

Если не рассматривать буколические варианты возврата к натуральному хозяйству и его консервирования на веки нескончаемые, то из этого цивилизационного тупика логически возможны два варианта выхода: — поменять природную биологическую систему человеческой мотивации (побуждение к действию; психофизиологический процесс, управляющий поведением человека, задающий его направленность, организацию, активность и устойчивость; способность человека деятельно), основанную на инстинкте продолжения рода и заботы о потомстве, на искусственно сделанную и способную обеспечить потребности индустриального производства. Традиционное наименование схожих проектов – «антиутопия».
— сформировать внутри социума управляющий класс, имеющий своим высшим основным приоритетом интересы всего общества (или социум — человеческая общность, специфику которой представляют отношения людей между собой, их формы взаимодействия и объединения) в целом, и способный эффективно управлять единым хозяйственным комплексом хоть какого масштаба. Это и есть коммунистический проект. Великий Октябрь, Весна населения земли. Иначе говоря – переход на более высокий цивилизационный уровень.
В чем его важное отличие от любых форм эксплуататорского общества с предложенной точки зрения?
Отличие состоит в системе базовой мотивации. Социализм как теория вначале постулирует примат общественных интересов, то есть подразумевает участие в производстве всех членов общества. По другому говоря, тот самый принцип (или основа, начало, первоначало (лат. principium, греч) «общего дела», который позволяет использовать в организации труда механизм базовой человеческой мотивации, то есть высочайшую степень заинтригованности каждого в общем результате – в той мере, в какой в это поверят все.
Почему коммунистический альтернат представляется в реальности единственно возможным? Потому что других альтернатив, обеспечивающих совершенствование, нет.
Собственно, любая антиутопия является попыткой сохранить уровень и преимущества индустриальной цивилизации при сохранении узкой группы дикарей в качестве конечных и единственных бенефициаров вообще всего, созданного человечеством.
Поскольку роль индустрии как источника любого благосостояния бесспорна, то любознательная мысль крутится вокруг необходимости обеспечить высокую мотивацию для людей (общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры), занятых трудом в чужих интересах. Пока нащупаны два главных пути: автоматизация вплоть до полной роботизации производства, либо искусственное формирование контролируемой высочайшей мотивации у трудящихся, сохраняющее волю и творческий компонент.

Вариантов в этих рамках выдумано множество. Чтобы не рассматривать их все, можно подчеркнуть их общий неустранимый порок: задачка построить
контролируемый социум, способный к творчеству и развитию – это уровень если не Создателя, то как минимум, демиурга. Если сохранить человека как биологический вид, придется поменять внутреннюю, автоматически работающую на уровне (Уровень — измерительный инструмент прямоугольной формы из пластика, дерева или металла с установленными в нем прозрачными колбами (глазками), заполненными жидкостью с пузырьком воздуха) инстинкта мотивацию по схеме «свой-чужой», на такую же по мощи, но внешнюю, сохранив все творческие и волевые свойства человека. Либо потребуется создание искусственного интеллекта, способного к творческой деятельности, а также соответственной «автоматической» индустрии. Ни то, ни другое создано в обозримом будущем не будет, а современная глобальная экономическая система рухнет и будет заменена уже при жизни текущего поколения.
За исключением того, даже если с неба свалится пригодная для этих целей разработка, ни к чему хорошему это не приведет. Сокращение человечества до узкой
группы глобальных бенефициаров и их потомков, избавленных от необходимости заниматься хоть чем-нибудь созидательным и полезным при наличии самозамкнутой «всё производящей» экономики, исключит всякое их совершенствование и неизбежно приведет к обвальной деградации. В конечном итоге такого пути люди просто напросто исчезнут, а останется только эта самая «упавшая с неба» технология.

Каковой же общий вывод? В чем заключается сегодня значение Великого Октября?
Октябрьская революция положила начало самому большому в известной эпопеи социальному эксперименту по строительству новой экономической системы, более действенной, чем капиталистическая и вообще любая другая, и соответствующей организации общества. Данный эксперимент был прерван, поскольку угрожал сложившейся капиталистической системе (множество элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которое образует определённую целостность, единство), но оставил после себя опыт внедрения иных способов организации экономики (хозяйственная деятельность общества, а также совокупность отношений, складывающихся в системе производства, распределения, обмена и потребления) и общественной жизни. Но опыт Октября будет безизбежно востребован при демонтаже системы контроля за глобализованной индустриальной экономикой, направленной на предельно узкую группу «конечных бенефициаров», и строительстве взамен неё, но на её же базе, системы управления мировой промышленностью в интересах всего человечества.

Но наибольшее значение Великий Октябрь имеет для РФ. Наша страна не только располагает богатейшими природными ресурсами, большой территорией и талантливым населением. Кроме того, только в России до сих пор сохраняется бесценный опыт строительства социализма, и ещё живые многие, кто непосредственно в этом участвовал. Поэтому возобновляться социалистический спецпроект будет именно на территории «бывшего СССР» и уже достаточно скоро – ускоренная деградация современного капитализма тому порукой.

Авто: Е.Варшавский

Информагентство «Ледокол»