Ростов Великий превратился в Ростов Убогий

Город, коий должен быть туристской меккой РФ, влачит жалкое состояние

О странностях российской жизни, когда город с прелестной уникальной архитектурой и восхитительной эпопеей за место того, чтоб процветать, поражает убогостью и нищетой, написала пронизывающий пост в ФБ литератор Катя Пицык:

«Ростов на Дону или Ростов Великий — весьма печальный. Как Российская Федерация из русофобских демотиваторов про тракторы, застрявшие в грязищи, и всякие перекосившиеся заборы. Зрительно там что-то вроде 90-х. Такая эстетика стагнации. При этом, людского неблагополучия — нет, напротив — ни бездомных, ни опьяненных, ни стаек гопников, от коих хотелось бы перейти на другую сторону улицы, ни шалманов с звучной музыкой, ничего такового.

Самые последние новости дня

Другая депрессуха — тишь (тишь — отсутствие каких-либо звуков, шума, то есть акустических раздражителей органа слуха человека), безлюдность, замирание. Брошенные стройки. Пустыри. Недостроенные, как-то тупо оборванные заборы. Кучи мусора. Подтопленные поляны, стоячая расцветающая вода. Перекошенные во все стороны древесные дома и вот это по настоящему самая шокирующая новость дня, ну это так к слову.

Какое-то совсем синематографическое кол-во каркасов домов горевших. Пепелища. Или просто напросто обрушенные дома черт понимает сколько лежащие кучей — гнилостные доски вперемешку с тряпками, диванчиками и железом. Рынок, работающий денек в неделю. Запах стареньких древесных сараев, кошачьей мочи, плесени.

Тишь. Практически всегда — тишь. И голоса играющих детей в данной тиши, как нечто пробивающееся из потустороннего — бах, и в застывшую, как желе, тишину падает с разлета мяч. Бесхозность. Инфернальная, фактически. Вызывающая глубочайшую тоску.

Такового сорта тоску, которая похожа на похмельный тремор — когда жутко так, как в детстве бывает, когда осознаешь ослепительно ясно, что все умрут. И что вот твои руки, кои ты видишь, которыми держишь что-то, их не станет. На данный момент они конечно есть. А позже — нет.

При этом люди там живут, заслуживающие чего-то совершенно другого. Ловят рыбу, коптят. Платки расписывают. Наливки делают, наверняка, самые крутые в мире. Храмы своими силами выручают. Толковые таксисты. Участливые аптекари. Два ресторана в таком крохотном городке — высокого уровня. В Москве так никогда не поешь. Профобслуживание производит непередоваемое впечатление.

Никакого ни высокомерия, ни и наоборот — никакой имитации подобострастия, никаких обыденных для пространства, кормящегося от туристов, ушлости и наперсточничества, все весьма по-дружески, естественно, так вот, как все рестораторы желали бы как раз, чтобы у них было, когда официант как как будто друг — ты пришел в гости, именно тебя угостят, но конечно можно и поболтать заодно. Ни в одном музее ни 1-го эпизода хамства или даже просто напросто равнодушия.

Да, и место-то само по себе какое — оно просто напросто сотворено для того (Республика (фр. République togolaise) — государство в Западной Африке, граничащее с Ганой на западе, Бенином на востоке и Буркина-Фасо на севере), чтобы вырос город-сад. Весь склон, главный к озеру, по идее должен быть усыпан колоритными домиками с наличниками и петухами.

Купола обязаны светиться. По набережной обязаны быть пляжи, зонты, шезлонги, причалы, катамараны, катера, теплая кукуруза, мороженое, открытые бар-кафе с видами. Там на всей протяженности берега из абсолютно любой точки убийственный вид. Краса — зашкаливает. Все изготовлено для того, чтоб денежные средства плодились и плодились. Там мини-отель должен быть на мини-отеле — в три слоя. А почему то все так, как конечно есть…»