«Москва» в страхе. Как живет рынок в Люблино после стычек мигрантов с полицией

20   и   21   сeнтября рaбoтники тoргoвoгo кoмплeксa «Мoсквa» нa   Тихорецком бульваре выходили на   стихийные митинги, требуя выдать им   сторожей комплекса, безжалостно избивших 1-го из   грузчиков. Промоакции пришлось разгонять с   помощью Росгвардии и   второго оперативного полка МВД; силовики задержали около сотки человек и   возбудили несколько уголовных дел.

Корреспондент Открытой РФ побывал в   «Москве» и   увидел, как живет рынок после стычек мигрантов с   милицией.

Старая «Москва»

Торгово-ярмарочный комплекс (складывается в   неблагозвучную аббревиатуру ТЯК) «Москва»   — «муравейник» площадью в   175 тыщ   м2, населенный в большей степени трудовыми мигрантами из   азиатских государств. Невысокие смуглые люди живут тут в   своем мире   — как ведали местные обитатели, полиция фактически не   входила на   местность рынка, а   за   порядком приглядывали сотрудники ЧОПа и   сами торговцы.

«Москва», появившаяся в   Люблино в   конце 90-х, навечно застряла в   этом времени. Тут по-прежнему ведут торговлю дурно пахнущими китайскими пуховиками, джинсами за   500   рублей, кроссовками «Иew Balance» и   телефонами без документов. За исключением того, у   рынка конечно есть своя «крыша»   — как пишет «Росбалт», процессами управляют два преступных авторитета Ходжи Джаббор и   Ходжи Самата. О   том, что на   дворе 2017   год, в   «Москве» напоминают только лишь редкие магазины, торгующие гироскутерами.

Вечерком 20   сентября около головного входа в   «Москву» собрались несколько сотен разгневанных мигрантов. Они добивались привлечь к   ответственности сторожа, избившего их   земляка, и   выпустить 2-ух человек, кои видели, как пострадавшего выбрасывали на   свалку. Прибывшие на   пространство силовики разогнали массу.

21   сентября митинг повторился опять, но   конечно уже в   меньших масштабах; о   количестве задержанных тогда МВД не   отчитывалось.

Побои за   триста

На данный момент около головного входа на   местность «Москвы» милиции нет. От   произошедшей стычки не   осталось никаких следов   — маршрутки как обычно довозят людей от   метро, бомбилы наперерыв предлагают собственные услуги, а   азиаты в   темных спортивных костюмчиках снуют с   обмотанными скотчем тюками, курят около припаркованных автомашин или пьют кофе «три в   одном» из   прозрачных пластмассовых стаканчиков.

О   событиях последних дней вслух практически не   молвят. Лоточники говорят, что не   знают, что происходит у   грузчиков; съемщики точек и   торговцы   — что смотрят только за   своим продуктом, и   в   тот денек закрылись пораньше, поэтому что их   «попросили». Китайцы отрешаются говорить по-русски, киргизы рекомендуют обратиться к   таджикам, поэтому что это «их   земляк». Таджики молвят, что избитый работал на   другом углу. «Он   же в   голубой жилетке был, а   мы   в   бардовых работаем, не   ясно, что   ли?»,   — пробует объяснить низкий мужчина без пары зубов. Никакой жилетки на   нем нет.

«Нет-нет, я   ничего не   знаю, ничего не   слышал, я   только лишь вчера устроился на   работу»,   — отвечает на   вопрос о   случившемся единственный из   носильщиков. Мимо нас проходят два сторожа в   черной форме с   нашивками «Витязь» на   спине и   резиновыми дубинками на   поясе. Рабочий испуганно косится на   их, хватает телегу и   убегает восвояси.

Конкретно сотрудники «Витязя» избили грузчика, утверждает низкая женщина со   светлыми маленькими волосами, торгующая пуховиками на   углу «Москвы».

По   ее   словам, пострадавший задолжал охране несколько сотен рублей. «Он   работал здесь, носил баулы. За   то, что не   заплатил, его избили до   утраты сознания и   выкинули на   свалку. Нашли его там только лишь вечером, он   был как мертвый, вызвали скорую. Докторы сказали, что у   него был эпилептический припадок, но   вообще все знают, что это ересь. Он   был весь избитый, на   нем были следы от   дубинок. Такое тут происходит постоянно»,   — ведает она.

Ее   определенная версия произошедшего совпадает с   тем, что гласил президент федерации мигрантов Таджикистана Каромат Шарипов «Ленте.ру» и   «Регнуму». «Мы   очень давно знали о   конфликтах меж работниками рынка и   охраной. Сторожи избивали, вытягивали деньги. Там рабские условия работы: человек платит 800-1000 рублей в   денек за   то, что прогуливается с   телегой по   рынку, за   то, что помогает другим. Для себя он   оставляет только лишь 200-300   рублей. За   месяц таджики зарабатывают в   среднем по   20-25 тыщ рублей. При этом надо заплатить за   патент, за   проживание, выслать что-то домой, на   пищу остается тыщи три»,   — утверждал   он.

«Где ты   людей видишь?!»

Для обыденных покупателей услуги носильщика стоят от   трехсот до   тыщи рублей в   зависимости от   расстояния и   размера груза. Я   нанимаю 1-го из   их, солгав ему, что в   одном из   павильонов лежит тяжкий тюк, коий нужно забрать и   довезти до   машины. Сначала он   косится с   подозрением   — я   «не   весьма-то похож на   торгаша»   — но   позже соглашается. Мы   идем в   сторону головного здания; телега звенит и   подпрыгивает по   неровному асфальту.

—   Как вы   вообщем тут работаете? Я   слышал, пару дней назад у   вас здесь человека сторожи побили, выкинули, буквально за   несколько сотен рублей,   — пробую начать разговор   я.

—   Нет, я   ничего об   этом не   слышал.

—   Не   слышали? Он   фактически, вроде, тоже носильщиком работал, ваш земляк…

—   Так вам побеседовать, а   не   груз? —   перебивает меня спутник   — Нет, спасибо, гласить я   об   этом не   буду, для себя дороже.

Другой носильщик оказывается чуток разговорчивее   — после того, как он   убеждается, что на   мне нет «скрытной камеры», ведает, что избитый работал здесь около 3-х лет, и   они были знакомы. Собеседник отрешается говорить о   том, выходил   ли он   на   промоакцию протеста; уточняет только лишь, что и   протестующих, и   задержанных было куда больше, чем в   официальных сводках. «ОМОН приезжал, избивали всех агрессивно. Друг говорил, что выносил побитых»,   — вспоминает юноша.

Наша разговор привлекает внимание других рабочих. «Че, как движуха, нормально?»,   — обращается ко   мне сухощавый таджик. В   руках у   него немаленькой пакет насвая; он   закидывает несколько шариков за   нижнюю губу и   начинает шепеляво гласить на   собственном языке. «Если вы   ищете ОМОН, он   по-прежнему тут, на   стоянке за   углом»,   — дает подсказку мне кто-то из   толпы.

На   парковке вправду стоят два полицейских грузовика и   автобус ПАЗ. Я   фотографирую   их; ко   мне подходит юный ОМОНовец в   бронежилете.

—   Для чего снимаешь? —   гаркает   он.

—   Нельзя, что   ли?

—   Нет. Удаляй.

—   Нет. На   каком основании?

—   Основания? На данный момент покажу основания.

ОМОНовец отводит меня чуток ближе к   автобусу. За место задержания он   в один момент произносит маленькую и   бессвязную речь о   том, что полицейские защищают собственные семьи, не   вылезая из   командировок, а   я   веду себя схожим образом. Я   удаляю фото с   телефона, поэтому что конечно уже переслал его в   редакцию; это никак не   помогает установить с   ним контакт   — на   вопросы о   том, что тут сегодня делает ОМОН, он   отвечает «ты   сам вообще все знаешь, взгляни в   интернете».

Скоро я   привлекаю внимание конечно еще одного человека в   униформе, на   данный раз   — сторожа. Он   появляется словно из-под земли, когда я   пробую поговорить с   еще одним рабочим. Я   сую ему под нос пресс-карту; по   рации он   связывается с   начальством и   гласит, что «поймал журналиста». К   нам подходит рослый свиноподобный ЧОПовец   — начальник смены. Бейдж на   его куртке выцвел так, что на   нем нельзя разобрать ни   слова.

—   Юный человек, стоит   ли это того? Здесь чужая территория, личная территория. Для чего вы   здесь рыщете? Вдруг вас случаем убьют… тюком задавят. Пойдемте со   мной,   — увещевает   он.

После недолгих препирательств мне приходится согласиться   — нас обступают остальные охранники. Пока мы   идем в   сторону выхода, свиноподобный по   телефону дискуссирует, как ему со   мной поступить.

—   Да, да. Здесь корреспондента отыскали. В   кабинет его либо просто за   местность? За   местность? Понял. Да   на данный момент ему руки-ноги переломаем и   выпустим. Шуточка   — он   убирает телефон.

—   Меня-то, я   знаю, вы   не   тронете. А   вот что вы   здесь с   людьми делаете, что их   позже в   мусорке находят? —   не   выдерживаю я

—   Где ты   людей видишь?! —   к   его лицу приливает кровь. —   Это я   человек, он   человек. Где ты   людей видишь? Где?! Они, твари, приезжают сюда, на   мою землю, диктуют нам условия… а   людей мы   не   трогаем.

Мигранты, гребущие мусор лопатами, не   обращают на   его клики никакого внимания. Мы   идем далее, к   13-ому выходу.

—   Владимир Путин произнес, что мы   должны быть то-ле-ран-тны-ми. Мы   эту толерантность исполняем и   исполняем. А   для решения силовых вопросов конечно есть полиция. У   нас вообще все культурно, вообще все что о   нас молвят   — это враки. Мы   никого и   никогда. Так что будьте добры до   свидания,   — он   машет полной рукою и   разворачивается; шлагбаум опускается вниз.

Больше в   «Москву» меня конечно уже не   пропускают.