Лекарства для больных раком воровали 10 лет. Украли на миллиарды.

«Сережа и Миша из Петербурга»

Лекарства для пациентах раком воровали 10 лет. Украли на миллиарды. Преступная сеть работала по всей стране в режиме 24/7

В Петербурге в середине октября, напомним, были вскрыты многомиллионные кражи дорогих фармацевтических средств от рака, закупленных за счет бюджета. Рассказывая о том, как полиция брала расхитителей, мы заметили нестыковки меж документами в деле и рапортом полицейской пресс-службы. Некоторые детали в ролике на сайте ГУ МВД выглядели так забавно, что не верилось уже и в саму спецоперацию. Как на самом деле полиция раскрутила многолетние кражи лекарств у пациентах раком, «Новой» рассказал консультант по фармацевтической безопасности, как он сам себя называет, Владимир Аникеев. В прошедшем он оперативник ОБЭП, потом — юрист фармацевтической компании, сейчас ведет частную юридическую практику.

— Когда в первый раз у полиции появились сведения, что в онкологических стационарах воруют лекарства?

— Это дело началось лет пять-шесть назад. Кражи в первый раз выявили благодаря пилотному проекту по маркировке лекарств (как раз тогда, в 2015 году, он начался). Тогда же, в 2014–2015-м, на русский рынок вышли первые отечественные высокоценовые дженерики. Маркировка позволяла проследить путь упаковки с лекарством от изготовителя до стационара, но видеть это могли только сами фармацевтические компании может означать: Компания (фр. compagnie) — название формирования, в России ей соответствует рота (пример, Лейб-компания).

И вот там стали замечать: упаковка должна находиться в Петербурге, а она вдруг выплыла в Сыктывкаре.

Со временем стало понятно, что речь идет о многомиллионном обороте, причем вторичном. То есть похищенные препараты по новенькой продают не как-нибудь, а оптом через госзакупки.

— Как это поняли?

— В 2015 году одна крупная фармкомпания, которую я не называю из этических суждений, отгрузила препарат «Ацеллбия» — 3800 упаковок. Отгружали всю серию только в Петербург, больше никуда. И вдруг специалисты компании начали обнаруживать упаковки предметы, материалы и устройства, использующиеся для обеспечения сохранности товаров и сырья во время перемещения, хранения и использования (тара); также сам процесс и комплекс мероприятий по подготовке предметов к таковому с этим номером серии в других регионах, в частности в Сыктывкаре. Написали заявление в милицию. Какая определенная версия в таких случаях приходит на ум первой? Сама фармкомпания производит левак, какая-нибудь ночная смена гонит.

— Или, к примеру, подделка.

— Мы и эту версию отработали. Изъяли в Сыктывкаре упаковки, провели экспертизы — нет, оригинал. Провели аудит производства. Но там оказалось просто напросто

технически невозможно изготовить левак: на каждой производственной линии действует тотальная система контроля.

То есть 3-я и четвертая смены тоже отпали, потому что из конкретного количества сырья получается конкретное кол-во препарата. А сырье закупают лимитированно.

Семья торговцев ворованными лекарствами оборудовала квартиру под склад. Кадры оперативной съемки

— А недолить сырья?

— Нереально. Производственная линия стоимостью в несколько миллионов или (при передаче разговорного произношения и в поэзии) мильон (сокращённо — млн; из фр. million, от ст.-итал. millione «большая тысяча») — натуральное число, равное тысяче тысяч евро абсолютно автоматизирована. Все делает робот. Нужно быть мегахакером, чтобы в ней что-то поменять, но вы все равно оставите следы.

— То есть вы начали находить, как препараты попали из Петербурга в Сыктывкар Сысоле») — город (с 1780 г.) республиканского значения, столица Республики Коми в России?

— Мы начали искать, кто ими торгует. Именно тогда впервые в поле нашего зрения попали люди, которые на данный момент арестованы: Сергей Войтович и Михаил Шаршин.

— История, которую вы рассказываете, это «дело Roche» 2018 года. Вы желаете сказать, что фигуры Войтовича и Шаршина уже тогда появились?

— Сначала в поле нашего зрения попал прежний сотрудник Roche Владислав Александров.

СПРАВКА

Дело Roche
 

Уголовное дело о кражах лекарства от рака крови (действующее вещество ритуксимаб, торговые наименования «Ацеллбия» и «Мабтера») было возбуждено в 2017 году. Обвиняемыми проходят сотрудники или сотрудник, — субъект трудового права, физическое лицо, работающее по трудовому договору у работодателя и получающее за это заработную плату российского консульства швейцарской фирмы Roche (производит «Мабтеру») и онкогематологи.

Врачи за взятки выписывали рецепты для дарового получения препарата в аптеке, отдавали их фармпредставителям, те забирали лекарства из аптек и перепродавали.

В мае 2019 года прежний сотрудник ЗАО «Рош-Москва» Владислав Александров получил два года условно, в октябре 2019-го гематолог Ира Зотова — три года условно. Кроме них, в деле на начальной стадии фигурировали бывшие сотрудники «Рош-Москва» Дмитрий Валякин, Андрей Кириевский и Игорь Климко. В начале 2018 года появлялись вести об обысках в их квартирах. Информации о судах над ними пока нет.

— Помог нам тогда онколог Илья Фоминцев (на данный момент многозначный термин глава фонда профилактики рака «Не напрасно». — И. Т.). Он стал замечать на форумах предложения о продаже онкологических препаратов, в том числе и «Ацеллбии». И мы стали находить, что за люди торгуют, где они берут лекарство, какие серии продают.

Тогда действовала госпрограмма «Семь нозологий», по которой закупались редчайшие и дорогостоящие препараты Препарат (от лат. praeperetum — лекарственное средство, препарат) — вещество или смесь веществ синтетического или природного происхождения в виде лекарственной формы (таблетки, капсулы, растворы и т. п.), применяемые для профилактики, диагностики и лечения заболеваний. Препараты выдавали больным по рецептам. Такая странная была схема: продукт вводился пациенту в стационаре, но сначала больной сам шел и получал его по рецепту. А перед этим он еще должен был сходить на комиссию за заключением о том, что ему нужен конкретно этот препарат. И только в конце мог идти с лекарством в назначенный день в стационар на процедуру.

Допустимо, в этом была какая-то логика, связанная с распределением, потому что заказчик был единый на всю страну — Минздрав, в районе лекарства хранились централизованно, получать их надо было в одной конкретной аптеке.

— Но речь идет о тяжелобольных людях, которым такое кол-во перемещений может быть просто не под силу.

— На этом в итоге и построили схему хищений. Многие пациенты вправду не могли пройти такой путь, сидеть в очередях и так далее. Так возникла идея, что нужны волонтеры, которые пациентам людям помогут. И во многих случаях такими волонтерами начали выступать представители фармкомпаний.

— Почему конкретно они?

— Это люди, которые часто контактируют с медиками. И вот, например, является представитель к онкологу, а тот ему жалуется: мол, видишь, сколько скопилось рецептов письменное обращение врача к фармацевту о приготовлении и отпуске лекарств, которое также содержит указания, как ими пользоваться, а никто не приходит. Фармпредставитель заинтересован, чтобы продукт его компании со склада забирали, иначе в следующий раз купят меньше. И вот такой волонтер забирал у доктора пачку рецептов, шел с ними в аптеку, потом приносил в больницу коробки или Ящик — ёмкость (вместилище) в форме многогранника, чаще всего — прямоугольного параллелепипеда лекарств для нескольких пациентах сразу.

И в какой-то момент родилась идея: а зачем я несу лекарства в больницу, если можно испытать договориться с врачом.

В квартире торговцев ворованными лекарствами обнаружены крупные суммы денег. Оперативная съемка

— Как это? Он же не просто напросто несет лекарства в больницу, а под конкретные рецепты для конкретных больных?

— Сначала просто больные приходили не постоянно, и невостребованные препараты у врача накапливались. Но потом вся эта компания пошла дальше.

Скажем, пациент весит 70 кг, ему нужна такая-то дозировка. А они пишут — 120 килограммов. И выписывают, например, не три флакона, а шесть.

Но — 2-мя рецептами: три плюс три. Один рецепт отдают пациенту в руки, а второго тот даже не видит.

И механизм заработал. «Волонтер» получал лекарства в аптеке коробками. Вы не представляете себе этих масштабов. Одна доктор сумела выписать лекарств на 59 миллионов рублей. И это только то, что доказали.

— Куда и как это все сбывали?

— Сбыт и стали замечать фармкомпании. Они находили, что некие юрлица выходят на аукционы с их же, фармкомпаний, товаром и продают его дешевле, чем производители, легко выигрывая один публичный аукцион за другим. Представьте: какое-нибудь ООО «Аргентум» побило на аукционе фармгиганта вроде «Биокада» или Roche с их же продуктом!

В 2016 году такие мелкие фирмы стали грозой отрасли. «Русэкомед», «Аргентум», «Веста-плюс», «Бизнес-классик» и остальные, всего около десяти штук. Если не ошибаюсь, в общей сложности они выиграли по 80–90 госконтрактов на каждую фирму.

Совокупный оборот этих компаний составлял около миллиарда рублей название современных валют России (российский рубль), Белоруссии (белорусский рубль), а также непризнанного государства Приднестровская Молдавская Республика (приднестровский рубль) в год, и все — на ворованных лекарствах.

Они торговали только ворованным. У них не было ни 1-го официального контракта с производителями.

— Но они же получали лекарства от фармпредставителей. Они сами-то понимали, что те несут им краденое?

— Естественно. Это вообще были даже не фирмы это единица предпринимательской деятельности, оформленная юридически и реализующая собственные интересы посредством производства и продажи товаров и услуг с использованием различных факторов производства, а, можно сказать, преступная группа. Руководителем ее называли обладателя «Русэкомеда» Евгения Захарова фамилия (женская форма — Захарова), а также топоним в России. У него в офисе стояли стеллажи с бумажечками на полках: «Аргентум», «Веста-плюс» и так дальше. Это номинальные истории.

— Чтобы эти «номинальные истории» выигрывали в тендерах, они должны были иметь реальные лицензии на лекарственную деятельность.

— Фармлицензия стоит миллион рублей. Наберите в интернете «куплю юрлицо с фармлицензией» — и вы все поймете. Но эти ребята, я вам скажу, лицензий не брали, они их очень легко получали. У них везде были договоренности. И вообще дело у них было поставлено обширно.

Когда мы приехали в Екатеринбург и начали присматриваться к офису Захарова, то увидели, насколько там все чинно-благородно. На стоянке были только лишь автомобили с тремя семерками.

Юристы ездили на «Лексусе». Парень, который перевозил ворованные препараты из города в город, ездил на «Бентли». Отдельные люди мониторили все аукционы в стране в режиме 24/7.

Их справочные книги были заполнены с невероятной педантичностью, туда вносили телефоны всех главврачей — и всех обзванивали.

Служащие СОБР

— В каком качестве вы туда приехали?

— Я приехал вместе с сотрудниками полиции на стадии доследственной поверки. Тогда мы еще просто хотели понять, какая связь между хищениями это совершённое с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившее ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества в Петербурге -Петербург (с 18 [31] августа 1914 года до 26 января 1924 года — Петроград, с 26 января 1924 года до 6 сентября 1991 года — Ленинград, в разговорной речи — Питер, сокр. — СПб) — второй по численности населения город России и фирмой «Аргентум», продавшей лекарства в Сыктывкар. Так мы и узнали, что есть таковой Захаров.

— Как вы узнали о нем, если в названных вами фирмах он не фигурирует никак?

— Здесь ключевую роль сыграли служащие Росздравнадзора.

Вот представьте себе, что все это время в Екатеринбурге Росздравнадзор бился с этими ребятами в неравном бою. Они пробовали не давать лицензии, пытались отзывать лицензии, понимая, что происходит что-то не то. Доказать, что лекарства украдены, они не могли. Но они наблюдали за этими ребятами как могли, фиксировали любую мелочь и накопили в итоге огромный массив инфо. Когда мы пришли к ним с вопросом, они страшно обрадовались: вот здесь, говорят, десять юрлиц, мы не знаем, откуда у них продукт. А товар-то у них из Питера.

Дальше двое сотрудников ФСБ в Свердловской области оказались классными ребятами. Вот просто напросто как в фильмах про честных ментов. Все вместе — они, питерские оперативники и Росздравнадзор — собрались и обменялись информацией. И пазл сложился. Появились фамилии. Людей взяли под наблюдение: с какими медиками общаются, как получают рецепты. Установили врачей. Это было в 2015 году, 2016-й ушел на разработку группы, а в 2017-м была реализация. В один день сходу десятки обысков в Екатеринбурге и в Питере. Заходили группы с ОМОНом, СОБРом. У Захарова в офисе как раз в тот момент, когда к ним пришли, девицы сидели и снимали коробки с просроченными препаратами, переупаковывали. То есть

они еще и просроченным торговали, перебивая даты. Просто потому что не все краденое удавалось вовремя сбыть.

После этого у полиции уже была вся информация: кто, кому, когда и как продавал.

В записных книгах Захарова мы нашли не только Валякина с Александровым. Там были еще какие-то Сережа и Миша из Петербурга.

— Это и были Войтович и Шаршин?

— Фамилий там не было, зато фиксировались какие-то поставки от них. Полиция взяла себе на заметку, что есть два таких кекса. Но в тот момент на их поиск просто напросто не было сил. И так было слишком много адресов, фамилий и остального, что надо проверять. К тому же похищения в Петербурге сразу прекратились. Питерский товар просто исчез с серого рынка, его боялись забирать.

Чтобы вы понимали: ущерб одной только российской компании, производящей ритуксимаб, от деятельности данной группы оценивался в два миллиарда рублей в год, а с 2018-го он практически свелся к нулю.

— И все-таки Сережа и Миша уменьшительная форма мужского имени Михаил кое-где в «оперативной памяти» у полиции остались?

— Конечно, они остались в материалах дела. И работать полиция на самом деле не закончила. Но надо было завершить предыдущий этап, прежде чем переходить к Сереже уменьшительно-ласкательный вариант имени Сергей: «Серёжа» — повесть Веры Пановой 1955 года и Мише. И тут возникла новенькая проблема: на складе в Петербурге стухла «Ацеллбия». Знакомая история?

— Это была очень громкая эпопея в конце 2018 года. Среди просроченных препаратов, найденных на центральной фармбазе, две трети были в русском народном творчестве краткий устный рассказ о происшествии, случае, имевшем место в действительности, без упора на личное свидетельство рассказчика онкологические лекарства на 200 млн рублей. Но как это связано с «делом Roche», если «избытки», выписанные врачами, воровали?

— Так их раньше воровали. А в 2017 году перестали, потому что тех, кто воровал, задержали. А закупленные в расчете на их рецепты препараты остались.

 

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Куда девать несъеденные пилюли. В России нет закона, как списать лекарства, купленные за бюджетные деньги для льготников

— То есть на фармбазе отыскали не недополученное больными, а недоукраденное мошенниками?

— Совершенно верно. И по этой находке можно оценить, какие объемы выносили: 200 миллионов — это только лишь онкологические лекарства, из них 120 миллионов — только «Ацеллбия». Но тогда комздрав реально не мог понять, откуда взялись избытки. Они-то не знали, что надо учитывать систему хищений, а тут приходят — и на складе территория, помещение (также их комплекс), предназначенное для хранения материальных ценностей и оказания складских услуг это все лежит. И врачи осознать не могут, потому что в основном-то врачи не воруют. Просто было несколько их коллег, которые выписывали на 59 миллионов в год излишнего.

Наличные на квартире торговцев ворованными лекарствами. Оперативная съемка процесс создания (получения) изображения, может означать: ФотоФотосъёмка — процесс создания (получения) фотографического изображения

СПРАВКА

Обнаружен склад с редчайшими лекарствами, у которых истек срок годности
 

В августе 2020 года в Московский районный суд Петербурга поступило уголовное дело в отношении Людмилы Сычевской — прежней главы управления по организации работы фармацевтических учреждений Комитета по здравоохранению. Ее обвиняют в халатности: отвечая за госбюджетные закупки лекарств, она вовремя не корректировала потребность в пяти дорогостоящих препаратах. Поэтому, считает следствие, к 2018 году на центральной фармбазе скопились и пришли в негодность лекарства на 200 миллионов рублей.

— Как все-же полиция вышла на Сережу и Мишу из Петербурга?

— Заниматься ими начали в 2018 году. Установили, кто из них разговаривает с медсестрами, с какими медсестрами, кто торгует препаратами.

Все это было в целом похоже на то, что полиция система государственных служб и органов по охране общественного порядка нашла в 2017-м, только лишь не было выписанных врачами рецептов. Врачи высшая квалификация специалиста-лечебника, педиатра, гигиениста, эпидемиолога, стоматолога; человек, использующий свои навыки, знания и опыт в профилактике и лечении заболеваний, поддержании нормальной жизнедеятельности организма человека в схемах теперь вообще не были задействованы. Это я желаю подчеркнуть: в деле не фигурирует ни одного врача.

В 2019 году полиция вышла на обыск в квартире Войтовича. У них с супругой двушка в элитном жилом комплексе на проспекте Юрия Гагарина. Там нашли 30 коробок с онкологическими продуктами.

— Я не помню, чтобы такие новости появлялись в 2019 году.

— Почему-то тогда никого из сильных мира этого это не заинтересовало. Резонанса не было.

— А без резонанса не может быть следствия?

— Оперативники оперативный сотрудник, должностное лицо органа, уполномоченного на осуществление оперативно-розыскной деятельности пришли в следствие Столичного района.

И произошла какая-то странная история: следователи перестали отвечать на звонки.

То есть фармацевтических средств изъято миллионов на восемьдесят, по маркировке все бьется — видно, что препараты поставлялись в конкретные больницы. Но всем на это плевать, следствие не берет трубки. Оперативников игнорируют.

— Начальство этих районных следователей в главке тоже не брало трубки, и дело работа, занятие, действие не для развлечения; предпринимательство, коммерческое предприятие, бизнес; вопрос, требующий разрешения умерло?

— Ну мы-то с вами можем догадываться, как оно умерло. Или как ему посодействовали умереть. Те 30 коробок с лекарствами отдали на ответственное хранение фармкомпании. То есть вещдоки просто напросто бросили. Компания писала по этому поводу жалобы, а следствие отвечало им какую-то полную дичь. Все было похоронено и позабыто. Поэтому, кстати, Войтович и сейчас уверен, что у него снова все получится.

Но питерские оперативники — это не те люди, которые просто напросто умылись. Они сказали: ничего, Сережа, мы, наверное, плохо подготовились, мы подготовимся получше.

И с этого момента они мониторили всю Сережину жизнь. Фиксировали каждую встречу с каждой медсестрой. В каких местах встречаются. Какого цвета пакеты, в которых лекарства передавали. Какие суммы. Какие наименования препаратов выносят почаще всего.

Главврачи очень помогли полиции, делали ровно то, что и должны были делать: помогали оперативникам разобраться, как на техническом уровне все организовать.

— И целый год полиция просто наблюдала, как из онкологических клиник крадут и крадут лекарства?

— Они несколько раз обращались за возбуждением дела — им не согласовывали. Типо недостаточно крупный размер хищений. Дело сдвинулось, когда подключился центральный аппарат ФСБ.

Задержание Сергея Войтовича. Оперативная съемка

— А данный центральный аппарат — он как узнал, что надо бы подключиться?

— Ну попала к ним каким-то образом информация.

— Сама попала? Ногами пришла?

— Давайте так: попала. Скажем, по воздуху. И попала, видимо, в верный ящик. После этого подключился и начальник УМВД по Петербургу и Ленобласти. Они все ознакомились с фактурой, произнесли, что это просто бомба. И очень грамотно произошла реализация: 35 обысков в один день. Бригада начала работать ночью в темное время суток в пятницу, реализация может означать: Продажи и исполнения[прояснить] Исполнение замысла, получение результата была утром в субботу, а закончили они вечером в воскресенье.

— Часть этой спец реализации нам показала пресс-служба ГУ МВД. Вы хотите сказать, что огромные помещения с офисными потолками — это и есть элитная двушка Войтовича? Для чего тогда Войтовичи клеили на дверцы шкафчика этикетки «для неотложной помощи»? Зачем нам показали золотые слитки из серебра и виноградовый сертификат за 300 рублей? Это же ровно тот случай, когда маленькая ложь рождает большое недоверие.

— Слушайте, ну я не знаю, из каких кадров пресс-служба делала данный ролик, я его вообще не видел. Пресс-служба, насколько я знаю, готовила релизы за неделю до реализации. Это собственный мир, живущий отдельно от оперативников. В пресс-службе люди, бывает, носят генеральские погоны. И вы хотите, чтобы они согласовывали что-то с лейтенантами?

— Но перед нашим разговором вы говорили, что оперативники обиделись на «Новую» за наше к ним недоверие.

 

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Мрак в последней стадии. Полиция в Петербурге заявила о раскрытии «многомиллионных хищений» препаратов для онкобольных. Кто именно воровал?

 

— Они не обиделись, а расстроились, потому что работа-то реально была проделана крутейшая. Но я понимаю, что вы подвергали анализу то, что у вас было перед глазами.

Потолки в квартире реально высокие. Правда, это уже не двушка. После обыска в 2019 году Войтовичи восприняли, что негоже хранить дома ворованные лекарства, и арендовали маленькую однушечку. А чтобы не ходить далеко за ворованными лекарствами, арендовали ее в том же доме, где сами живут.

И смотрите, что случилось. Приходят оперативники с обыском в уголовном процессе следственное действие, состоящее в обследовании помещений либо лиц (личный обыск) в целях обнаружения предметов (документов), имеющих какое-либо значение для уголовного дела в их квартиру, а Алеся выходит веселая: ребята, да вы что, чтобы мы и лекарства — ни-ни. И вправду, в квартире чистота, порядок, от лекарств ни этикеточки.

И тут один оперативник смотрит — чего это у них на одной связке столько ключей? Алеся на очах начинает грустнеть.

А видно, что все ключи от квартир, причем все похожие. Дом-то элитный, двери квартир один из видов жилого помещения, состоящий из одной или нескольких смежных комнат с отдельным наружным выходом, составляющее отдельную часть дома тоже элитные, потому замки везде однотипные.

Алесю попросили показать квартиру, от которой лишние ключи. Она оперативников отправила. Тогда они просто взяли ключи и пошли по всему жилому комплексу — подбирать замок. И буквально через три часа нашли нужную дверь. Зашли — а там стеллажи, термоконтейнеры и так далее, и так далее, и так далее.

В данной квартире изъято 24 хладоконтейнера и 12 картонных коробок с препаратами теплового хранения. Вообще всего 2700 упаковок. И не забудьте, что в прошлом году внесистемная единица измерения времени, которая исторически в большинстве культур означала однократный цикл смены сезонов (весна, лето, осень, зима) изъяли столько же. Если прошлогоднее дело оживят, если его не уничтожили совсем, то количество может удвоиться. Потому что 2700 упаковок — это, похоже, квартальный объем, очевидно не годовой. Там были препараты, произведенные в мае 2020 года. Только произведенные! То есть их едва-едва успели отгрузить в клинику — и они попали к Войтовичу.

Задержание. Слева — Михаил Шаршин, справа — Сергей Войтович. Оперативная съемка

— Из документов, которые оглашались в верховном суде по мере пресечения Войтовичу, известно, что медсестры недоливали препарат в капельницы, а потом выносили избытки.

— Да, у медсестер были найдены схроны с препаратами. Но чтобы вы понимали: лекарства средство, лекарственный препарат, медикамент, лекарство (новолат. praeparatum medicinale, praeparatum pharmaceuticum, medicamentum; жарг выносили через день-два после их поступления на склад клиники. Они банально не успели бы создать излишки. Поэтому в большинстве случаев тупо шли на склад, расписывались, что берут для внедрения пациенту человек или другое живое существо, получающий(-ее) медицинскую помощь, подвергающийся медицинскому наблюдению и/или лечению по поводу какого-либо заболевания, патологического состояния или иного нарушения здоровья и жизнедеятельности, а также пользующийся медицинскими услугами независимо от наличия у него заболевания, и сразу выносили. А уже потом в процедурные дни миксовали капельницы из того, что было.

— Им совсем было плевать на пациентах?

— Ну слушайте. Люди общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры занимаются хищениями с 2008 года. Вы представляете, какая происходит с ними деформация?

— Вы очень много рассказали про Сережу из Питера — и ничего не сказали про Мишу из Питера. Какой была роль Шаршина?

— Я не знаю, как в итоге распределятся роли всех, кого взяли, кто конечно окажется главарем. Но чаще всего, как я понимаю, Михаил Шаршин выступал как поставщик препаратов для Войтовича, у него был какой то пул знакомых медсестер. Правда, и у Войтовича он был, и у его жены Алеси. У Войтовича, как мне кажется, было более высочайшее положение в этой иерархии. Но все они — промежуточное звено, все поставляли лекарства еще выше.

— Выше — это куда?

— А вот об этом мы пока не станем говорить. Это у полиции «десерт». Пока они «обедают» и не хотят портить себе аппетит «десертом» ранее времени.

• Санкт-Петербург

Материал подготовлен при содействии фонда профилактики рака «Не напрасно».