Главная / Политика / Политический нарциссизм в России. Приватизация прошлого

Политический нарциссизм в России. Приватизация прошлого

Пoлитичeский нaрциссизм в Рoссии. Привaтизaция прoшлoгo

  Пoлитичeский нaрциссизм в Рoссии. Привaтизaция прoшлoгo

 

 

 

Кaк нaдстрaивaeтся пaнтeoн нaд пaнтeoнoм и кoму мoжнo, a кoму нeльзя «пeрeписывaть истoрию»

 

Прeдыдущиe стaтьи нaшeгo циклa o нaрциссизмe в пoлитикe были пoсвящeны пaтoлoгиям врeмeни: нaрциссичeскoму oсвoeнию мoдусoв прoшлoгo, нaстoящeгo и будущeгo. В этoй связи oсoбый интeрeс вызывaeт фoрмулa зaпрeтa нa «пeрeписывaниe истoрии», кoтoрaя в пoслeднee врeмя всe чaщe звучит в кaтeгoричeскoй мoдaльнoсти: «мы нe пoзвoлим!»   При этoм рaзгoрячeнный сoбствeннoй грaндиoзнoстью и всeмoгущeствeннoстью нaрцисс лeгкo вписывaeт истoрию в будущee кaк пoтeнциaл бoлeзнeннo пoдaвлeннoй aгрeссии: «Мoжeм пoвтoрить». Этo рубeж, зa кoтoрым прoстaя глупoсть пeрexoдит в oчeнь нeпрoстую пaтoлoгию, диaгнoстируeмую рaзрывaми кoммуникaции с внeшним мирoм и другими, бeзумиeм сaмooцeнки, пoтeрeй связи с рeaльнoстью, спoсoбнoсти к простой рефлексии. Более того, в настоящее время выясняется, что у нас не несложно «могут повторить», но еще реально повторяют саму систему утилизации рассказы советской пропагандой, нарциссической по самой собственной природе.

Новый пантеон в битве за воздух

Если ранее играми с историей занимались ведомые партией академики с достойными способностями имитации научности, то на данный момент качество легендирования резко падает. Унтер-офицерские вдовы нового военно-исторического поколения прилюдно себя высекают, сами того не замечая. Врубается режим лишенного какой-или рефлексии самолюбования на фоне чужих подвигов, реальных и нарисованных.

 

Обычно такие провалы списывают на недостаток ума и грамоты, но сплошь и рядом это еще становится строго атрибутируемым объектом психопатологии. Несложно у нас не привыкли к тому, что меж «нормальным» миром и клиникой уровня «Белых столбов», «Ганнушкина» и «Кащенко» нет пропасти, но существует (должен быть) вполне обыденный психоанализ. Власть, не читавшая Мишеля Фуко, резко, без континуальных переходов, разделяет общество на «нормальных» и «ненормальных» — и сама же попадает в эту ловушку. Игрушки с историей, прежде всего с историей Величавой Отечественной войны, — идеальный в этом отношении объект для анализа.

 

Читающая   «Известия»   общественность не так давно была озадачена очередным выступлением управляющего Российского военно-исторического общества Владимира Мединского, посвящённым новенькому этапу созданию героического «пантеона». Полное непередоваемое впечатление, что до и без Мединского такового пантеона не было и нет, и что других, больше насущных проблем для русского самосознания сейчас не существует. Соответствующий тип осложнения: искусственно (под себя) ставится превосходная задача, для решения коей предлагаются примеры откровенно убогие и нередко некорректные. Не так принципиально, из каких публикаций, а главное, из каких контекстов тема «пантеона» тут заимствована; важнее сама нарциссическая техника созидания геройского мифа, основанная на руинировании еще существующей героики. Поскольку геройская история войны уже написана без Мединского, при этом с участием таких гениев мысли и слова, как Сталин и Минц, остаётся строить новейший пантеон на украшающем достраивании еще построенной красоты.

В данном тексте в частности безапелляционно утверждается, как будто в первый же день войны было сбито 300 германских самолётов. На этот счет существует разные данные. Из материалов Bundesarchiv во Фрайбурге следует, что в первую неделю (!) войны, то существует с 22.06 по 28.06, было уничтожено всего лишь 280 самолётов Люфтваффе. И это не агитка, но по-немецки педантичный армейский отчет. Там же сообщается, что за 22 июня безвозвратные утраты немцев (боевые и небоевые, с четкой разбивкой по типам) составили 78 самолетов.

В статье про «пантеон» также утверждается, что в данный великий день мы затмили по ущербу, нанесённому германцам, великую «Битву за Британию». Геройский миф созидается из красивых фрагментов, не всегда достоверных, а главное, разрушающих целое. «Самый катастрофический день в истории советской авиации» (по оценке Дмитрия Хазанова, ведущего спеца по истории войны в воздухе) в сознании непосвящённой публики разом оборачивается деньком её небывалого триумфа. Героизм определенных людей, брошенных и подставленных своим командованием, распространяется на общую героику страны, становится для преступной власти сразу и алиби, и наградой.

Нарцисс лицезреет только то, что желает видеть, и в упор не лицезреет того, что мешает восприятию его потрясающего Я. Хуже того, он от всей души полагает, что этого не лицезреют, не могут видеть и вообще все остальные. Он всемогущ и в этом историческом селфи — в причащении к величавой истории, но и в самооценке всемогущества собственного мифосозидания. Мания грандиозности просто игнорирует тот факт, что «битву за Британию» британцы выиграли, тогда как мы свою войну в данный момент катастрофически проиграли. В угоду новенькому мифу натягивается даже сопоставление конкретных потерь: 18 августа 1940 году немцы утратили «над Британией» 163 человека летного состава, а 15 сентября того же года —   188, тогда как 1-ый день агрессии против СССР стоил жизни 133 членам германских летных экипажей (Д. Хазанов. 1941. Война в воздухе. Горьковатые уроки).

А это уже из нашего больше чем лояльного к армии и полностью патриотичного источника «Para bellum!», матерьял с ярким названим «Сломанные крылья Люфтваффе»: «Однако намерения нападавшей стороны одним-2-мя мощными ударами разгромить советскую авиацию в приграничных районах […] не были реализованы в полной мере. В 1-ый день войны советские лётчики выполнили около 6 тыщ боевых вылетов, сбили 10-ки (! –   АР) самолётов противника». В неких ссылках на советские «архивные данные» числится цифра «более 200», но «есть основания считать доклады русских соединений об уничтожении 10-ов вражеских самолетов недостоверными (типо одна только 9-я смешанная авиадивизия сбила 85 германских самолетов)» (там же).

В такового рода приемах, свойственных быстрее даже рекламе, чем фактически пропаганде, принято выхватывать удачный фрагмент, вовсе не замечая опровергающего контекста. Для сопоставления наши потери: «…По данным германцев, в первый день войны на земле было уничтожено 888, а в воздухе — 223 русских самолётов. Эти данные ненамного отличаются от данных, содержащихся в русских официальных источниках: всего потеряно около 1200 самолётов, из их 800 – на аэродромах». Существует и более скорбные цифры: «Для оценки убыли вещественной части советских ВВС сравним наличие самолетов на 22 июня 1941 года и два денька спустя. Оказывается, что на Северо-Западном направлении число боевых машин сократилось на 973, на Западном направлении — на 1497 и на Юго-Западном — на 1452 единицы. В итоге 3922 самолета. Из этого подсчета навязывается вывод, что за 1-ый военный день потери составили не наименее 2000 самолетов» (там же).

Неувязка нарцисса не просто в завышенной самооценке и в особенной любви к себе, могущей быть полностью конструктивной, но именно в утрате связи с реальностью. Пропаганда и тогда могла мешать делу чуть ли не физически. «Соединения дальнебомбардировочной авиации не пострадали от налетов на аэродромы. Распоряжение командования ВВС о приведении частей авиакорпусов в боевую готовность было передано в 6 ч 44 мин. И что же? «На всех аэродромах начались митинги, — записано в официальной хронике АДД. — Летчики, штурманы, техники, младшие авиаспециалисты клялись биться с врагом до полного его разгрома, заверяли Родину, партию, люд…». Только около 10 ч. генералом П. Ф. Жигаревым была поставлена задачка 3-му авиакорпусу ДД по уничтожению скоплений неприятельских войск в районе Сувалок, и только в 13 ч 40 мин 1-ые бомбардировщики начали взлет. Таким образом, больше семи часов первой половины денька оказались упущены» (Д.Хазанов. Цит. соч.). История повторяется: и на данный момент трудную работу с фактами прошедшего подменяют якобы идейными выкриками замполитов – нереально пафосным митингом на полях былых схваток, в том числе проигранных.

 

Созидание геройского «пантеона» на сомнительной цифре и вне контекста катастрофических поражений —классический пример замкнутой на себя нарциссический практики. При этом пропагандистский эскорт власти очень принижает реальные заслуги тех, на ком нарцисс нахально паразитирует. Героизм наших лётчиков состоял в том, что тогда им приходилось биться на два фронта: против германских асов с их гигантским опытом и техническим приемуществом – и против провалов собственного командования. Нашу молодёжь кидали в бой с налетом 10-20 часов, тогда как 20-летний Хофманн, согласно легенде сбивший больше 300 наших самолетов (в разы больше Покрышкина и Кожедуба), имел налёт больше пяти тысяч часов, так как его матушка была владелицей авиаклуба.

Большие потери были вызваны задержками инфы и приказов, ущербностью обучения, отсутствием связи, маскировки и средств ПВО, трагическими ошибками в дислокации, в оперативном и тактическом руководстве. «Весьма значимым фактором, повлиявшим на резкое понижение боеспособности ВВС, явилась утрата управления на большинстве направлений в звене ВВС окрестность (армии) — авиационные соединения, части. В особенности плохо обстояло дело на Западном фронте, где штаб ВВС фронта в течение первых 3-х (!) дней войны практически бездействовал». «Начавшаяся война показала, что русское руководство, в том числе командование ВВС Красноватой Армии, не способно управлять войсками в критических ситуациях. Изучая приказы первого денька, приходится признать, что они в большинстве отдавались без учета реальной обстановки либо явно запаздывали». (Д. Хазанов. 1941. ««Сталинские соколы» против Люфтваффе»).

Создаётся полное непередоваемое впечатление, что новый пантеон собираются строить не всего лишь на фактуре, но также на идеологии и констатациях книжки И.Минца «Великая Отечественная война Русского Союза». Данное сочинение во многом воспроизводит книжку «И.В. Сталин о Великой Российскей войне Советского Союза», а в последней главе — речь И.В. Сталина 9 февраля 1946 года С воистину большевистской прямотой там сказано: «Уже в 1-ые дни войны были разбиты наилучшие германские дивизии и части авиации».

Хлестаковщина, в том числе в рассказы и даже в пропаганде, может давать маленький и сильный эффект в перевозбужденных, испуганных обществах, но в итоге всегда завершается «немой сценой».

Идеологический регулятор как historical authorities

Вольности с историей становятся отличительной чертой «нового патриотизма». Завышенную конфликтность приобретают ситуации, в коих такие заявления не в ладах с предметом на уровне школы и здравого смысла. Открывая монумент Ивану Грозному, орловский губернатор заявил: «Историю нужно помнить и не позволять ее никому переписывать». Перед этим он смело процитировал самого царя («Я виновен в погибели своего сына, потому что в срок не отдал его лекарям»), пояснив, что беда случилась, «когда они ехали в дороге и он захворал. Они ехали из Москвы в Петербург…». Эта реновация на местности прошлого без его согласия противоречит «конституции» простого знания, согласно которой история оборотной силы не имеет (во времена Сурового не было не всего лишь Петербурга, но даже Ленинграда и «Сапсана»). Тем не наименее, в свободной России начала XXI века возникает монумент в честь одиозной и на психическом уровне неуравновешенной личности с катастрофическим концом правления, благоразумно удалявшейся из пантеона царствований на протяжении всей рассказы Империи и династии. Получается, что региональный администратор, непонятной остепенённости историк, активный мотоциклист и уже группа лиц примерно того же свойства непринужденно ставят на пространство плеяду императоров и историков-классиков, меняя изложения и оценки в угоду коряво понятой конъюнктуре.

В формуле «мы никому не позволим переписывать историю» любопытно все: и понимание «истории», и неясность в том, что означает «переписывать», и, конечно же, это величавое «Мы». Звучит помпезно, как «Мы Николаи Вторые».

По ситуации история тут понимается либо как то, что написано, или как то, что было («на самом деле»). И то, и другое, и написанное и бывшее, переписывать нельзя. Реальный же смысл тут таков: то, «что было на самом деле», и существует то, что написано, — но не где угодно и кем угодно, а лицами либо инстанциями, уполномоченными в данный момент держать под контролем производство исторической правды – идейным регулятором. Таким образом, история и как действительность прошлого, и как его «правильное» описание приватизируется властью, после чего поступает в распоряжение подразделений идеологии и пропаганды. В соответственном отделе Гохрана она хранится как «неприкосновенный» припас, который по мере надобности расходуется вправо и налево, но прикасаться к коиму никому из непосвящённых не позволено. «Это святая легенда, к коей просто нельзя прикасаться» (Владимир Мединский о 28 панфиловцах).

То же со словом «переписывать». Запрещено переписывать (критиковать, оговаривать и даже просто ставить под колебание) то, что в данный момент записано в официальном историческом каноне, в версиях начальства определённого уровня и даже несложно в изделиях пропаганды. Таким образом, переписывать историю, вообщем говоря, можно, включая официальный канон, но это компетенция «исторических властей» – если так разрешено выразиться по аналогии с понятиями financial authorities, customs authorities и т.п.  

 

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показан

x

Популярные новости

Онлайн-трансляция специальной военной операции на Украине — 765-й день

Александр Полегенько/ТАСС 15 реактивных снарядов уничтожены над Белгородской областью, заявили в Минобороны РФ. Повреждены «Белгород ...