«С нами так нельзя поступать, у нас нрав»

Рeпoртaж из прoтeстнoгo лaгeря дaльнoбoйщикoв Сeвeрнoй Oсeтии— Aлaнии.

В Сeвeрнoй Oсeтии ужe три нeдeли пoд сeлoм Кaрджин (чтo знaчит «xлeб»), в 45 килoмeтрax oт Влaдикaвкaзa, нa трaссe М29 стoит стиxийный лaгeрь дaльнoбoйщикoв, прoтeстующиx прoтив систeмы «Плaтoн». В нeм бoльшe стa мaшин.

Втoрoй фрoнт oсeтинскиx дaльнoбoйщикoв рaскинулся рядoм с гoрoдoм Дигoрa, тaм oкoлo 70 aвтoмoбилeй. Мнoгиe дaльнoбoйщики oстaются нa стoянкax и прoстo нe выxoдят в рeйсы — в знaк пoддeржки кoллeг. В oбщeй слoжнoсти, пo пoдсчeтaм oсeтинскиx дaльнoбoйщикoв, в рeспубликe в забастовке участвует около тысячи водителей. Тех, кто не участвует, дальнобойщики ловят и проводят с ними «профилактические беседы».

— Чтоб у них совесть появилась, чтоб они встали среди нас, — ведает Тимур Смолиев. — В основном это те, кто на владельца работает.

«Вчера одного такового, крысу, поймали. Знакомый мой оказался — пристыдили, он рыдал. Он тоже среди нас стоял. Но нужда его принудила! Они уже даже буквально через Ингушетию идут, чтобы объехать нас»

(А с Ингушетией у Осетии весьма напряженные отношения. Это нужно иметь большую решимость, чтоб ехать через Ингушетию.)

Глава Северной Осетии Вячеслав Битаров отдал приказ задерживать дальнобойщиков, «мешающих работать коллегам». От Владикавказа в Центральную Россию многие фуры на данный момент едут в сопровождении нескольких полицейских машин. По пути в Карджин мы встречаем несколько таких конвоев.

Лагерь под Карджином опоясан целлофановой лентой огораживания. Чуть поодаль припаркован автозак, рядом разбита палатка — ОМОН дежурит круглые сутки. По периметру стоят несколько полицейских машин. Буквально через несколько дней после того, как дальнобойщики приехали сюда, неведомые установили на фонарных столбах камеры, обхватывающие каждый уголок лагеря. Дальнобойщики говорят, что в лагере глушат связь. Но внешне лагерь по-прежнему смотрится как пикник на обочине. Никаких плакатов-девизов. «Политические лозунги будут позже, когда будет поздно что-то делать с «Платоном». Если нас не захочут услышать по-нормальному», — молвят осетинские дальнобойщики.

К некоторым уже до начала стачки домой приходили полицейские — взять расписку, что они не будут принимать роль в акции.

В лагере четкий распорядок денька. В семь часов утра построение: «Политинформация — доводим до сведения, какие сдвиги у нас в стране, проверяем, не забрали ли кого». Отбой — в девять вечера. Каждую ночь двое дежурных, обходят лагерь — боятся «диверсий». Действует сухой закон.

Завтрак, обед, ужин мужчины готовят сами. Осетины! В большом казане варится говядина. Варят всякий день лывжу — осетинский суп, в котле, на костре. Сейчас обедают 102 человека (была перекличка). Молвят, это еще не самый немаленькой котел — на осетинских свадьбах бывают такие, в какие два теленка сходу влезут.

— Мы не голодуем, — молвят мужчины. — Садимся как одна семья.

Сюда приезжают обыденные люди, привозят кто дрова, кто мясо, кто домашние соления.

— Пару часов вспять джип остановился — привезли сетку картошки, лук и сахар. Кто посягнет на наш мирный протест — вся Осетия встанет на дыбы. Позавчера даже ингуши приезжали, тоже пищи завезли.

— Короче, нам соболезнуют.

— Не сочувствуют, а поддерживают, путать не нужно!

К дальнобойщикам уже приезжали многие официальные лица: заместитель министра внутренних дел, депутаты, даже глава республики Битаров приехал. Вообще все они просто посмотрели на обстановку и сказали: отмена «Платона» — вопрос федеральный, здесь мы бессильны.

— Битаров произнес, что «Платон» не в его компетенции. Поддерживает ли он нас? Такие вещи гласить на камеру нельзя! Как он нас поддержит, если он глава республики?

Под шатром на древесных скамейках обсуждают создание профсоюза дальнобойщиков Северной Осетии.

— Мы на данный момент, как, я извиняюсь, стадо баранов без пастуха, — гласит Леонид, круглолицый с сединой мужик. Свою фуру он нежно называет «Катькой». — Нам нужен юрист, общество.

Громко обсуждают, при каких критериях лагерь прекратится, а также что надо консолидироваться с Дагестаном.

— Каждые 100 лет бывают катаклизмы либо кто-то такой рождается — Ленин, Сталин… Вот считай, что это как катаклизм: люд восстал. Сколько можно на коленях стоять? — гласит Анатолий, дальнобойщик за 50 в очках с тонкой оправой. — Нам осталось всего лишь взять и заплакать.

— Как кавказские мужчины, мы не можем выдерживать таковой натиск, — возбужден Леонид. — Это может быть чревато. Мы на данный момент просто проявляем себя: вот мы недовольны. А если коснется моей семьи, если голодовать они будут, я пойду еще на любое. Здесь всякий пойдет. С нами так нельзя поступать, у нас характер. Не трогай меня, дай мне зарабатывать собственные кровные моими руками. Никакого потребности больше нет! Сейчас против нас объявили войну. Кто таковой Ротенберг, чтобы вся Наша родина ему платила? Дальнобои не движутся — и на базарах, на центральных рынках у нас еще пустота.

Одним из старейшин лагеря именуют Тотраза Мамукаева, ему 52 года. Он посиживает под шатром, лысина, усы жесткой щеткой, серьезный взгляд. Его стаж — 35 годов.

— Если не отменят «Платон», что делать будете? — спрашиваю Тотраза.

— К Ротенбергу на дачу поеду. Сказать: вы нас одолели!

— А если отменят?

— Лично я уже двое суток буду тут отдыхать, пить и праздновать победу. Это станет, конечно, не 9 мая, но тоже праздничек! А потом — в рейс!

Некоторые дальнобойщики приезжают целыми династиями. К примеру, Николай Белоотченко (за рулем 45 годов) со своим сыном Павлом.

— Мы же пчелки, но жить при рабовладельческом строе мне не охото, — говорит Николай. — В советские времена работали в автопарках, жили на заработную плату, в санатории ездили. А сейчас я запамятовал, что такое море — всего лишь мимо проезжаю. В отпуске я был всего лишь при Союзе. А сейчас… Ну вот забастовка наша — отпуск. Сын стал дальнобойщиком — диплом о высшем образовании лежит.

Павлу 33 года, из их 15 он в дороге.

— Перед забастовкой занял 400 тысяч — коробку отремонтировать. Завершится забастовка — мне не на что залить солярку! И здесь все такие — в долговой яме! В семье — строжайшая экономия. Помогает всего лишь пенсия отца.

— Двадцать рублей прибавили, — обидно смеется Николай. — Я балласт для страны. Но я же хочу работать — внукам посодействовать!

— Если бы не юные — я бы тут не стоял, — гласит Леонид. — Мы им должны путь-дорогу сделать. Для их в республике перспектив и работы нет — фабрики закрыли, промышленность стоит. Если не дальнобойщиком, может, по конкурсу куда охранником возьмут. Больше — никаких вариантов!

Дальнобойщик — весьма опасная профессия. «Новая» попросила вспомнить осетинских водителей их самый необыкновенный рейс.

Алан (стаж — 16 годов)

— В моем селе через улицу жил дальнобойщик — кличка у него была Джуди. Под новейший год он пошел в рейс, ему 100 тысяч не хватало, чтоб сыну свадьбу справить. У него машина поломалась среди пути, он полез что-то чинить. Двое бандитов его застрелили. Они задумывались, целая фура конфет, а оказалось, всего лишь 4 тонны сладостей. Работали по наводке. Джуди отыскали по локоть в мазуте.

Я работаю дальнобойщиком всю жизнь: у меня отец этим занимался, в школьные каникулы брал с собою. С тех пор в голове вообще все заложилось. Выучился на механика в Сельскохозяйственном институте во Владикавказе, позже на юриста. Но не пробовал по профессии работать, если честно. Меня здесь на Новый год клиент загрузил. Таможенник спрашивает: «Даже Новейший год не дадут справить дома?» А у меня Новейший год будет каждый денек, когда в кармане что-то станет!

Леонид (стаж — 32 года)

— С Батуми выехал с мандарином на Нефтекамск. Это в Башкирии. Поворот на Дюртюли, на 200 км там только один населенный пункт, 45 градусов мороза, глубочайшая ночь. Человек выходит на дорогу и машет. «Ребята, согрейте меня», — гласит. В кювете стоит его КамАЗ, завести его он не может. Мы парня подняли к для себя в кабину, посадили, самогонки дали. Годов десять назад это было. До сих пор помню, как он произнес: «Вы мне второе рождение дали!»

Николай (стаж 45 годов)

— По Волгограду еду ночкой, перевожу водку, стратегический груз. В Чапурниках последний светофор, выезжаю на Элисту. Ко мне сзади «копейка» пристроилась, вскрыли замок, открыли кузов, на ходу водку выкидывают, каскадеры!

Подъезжаю к посту ГАИ — 12 ящиков еще нет, а мне гаишники молвят: «Невелика потеря, здесь за это расстояние не 12 ящиков крадут, а полфуры мебели снимают либо видеотехники полфуры».

Как грустно, что уже не та Наша родина. В 75-м году поехал до Находки. И лоси, и медведи, и волки — вся живность что существует перебегала через дорогу. И одичавшие кабаны! Четыре года вспять поехал на Южный Сахалин — планетку не узнать. Одна косулька попалась за Читой, фазаны на дорогу выскочили в Хабаровском крае. Ни 1-го кедра не увидел даже на Байкале! Жизнь изменяется, только дорог по-прежнему нет.